Перебежчик - Бернард Корнуэлл

Лейтенанты считали, да и Старбак их не разубеждал, что он был патриотом-северянином, рисковавшим жизнью ради своей страны, и, как и следовало ожидать, он вызывал у них любопытство.

Он хотели знать, откуда он родом, и выяснив, что Старбак бостонец, рассказали ему, как по пути на войну проходили через Бостон, и какой это прекрасный город, лучше Вашингтона, который состоял из продуваемых ветром авеню, недостроенных зданий и наполнен всякого рода мошенниками, желавшими разжиться на честных солдатах парой-другой долларов.

Там они встретились с президентом Линкольном, оказавшимся порядочным человеком, простым и честным, но на остальную часть города, по их мнению, никаких ругательств не хватит.

Лейтенанты не особенно торопились и остановились в таверне, где потребовали пива. Угрюмый хозяин таверны заявил, что пиво дочиста выпили, и взамен предложил бутылку персиковой наливки.

Она оказалась сладкой, густой и странной на вкус. Старбак, сидевший у заднего входа таверны, заметил ненависть к захватчикам на лице ее хозяина. В свою очередь, оба лейтенанта насмехались над хозяином, заявляя, что этот косматый простофиля отчаянно нуждается в северном просвещении.

— А эта страна не так уж плоха! — более жизнерадостный лейтенант указывал на пейзаж. — Если эту землю хорошенько осушить и основательно возделать, то тут можно срубить деньжат.

По правде говоря, дождливый пейзаж выглядел ужасно непривлекательно. Таверна была построена на расчищенном от деревьев участке к северу от болот, окаймлявших реку Чикахомини.

Сама река была не шире главной улицы Ричмонда, но ее окружали широкие полосы илистых наносов и топей, от которых исходил тяжелый мерзкий запах.

— Такие болота вызывают болезни. Это не место для белого человека.

Оба лейтенанта, разочарованные густой и сладкой наливкой, решили двигаться дальше. По пути три всадника натолкнулись на группу наступающей пехоты, и Старбак отметил превосходную экипировку солдат.

У этих людей подошвы башмаков не держались с помощью веревки, никто не носил потрепанных веревочных ремней, никто не нес кремниевых ружей, которые применялись еще солдатами Джорджа Вашингтона, когда они проходили по этим же дорогам, чтобы прижать британцев к морю у Йорктауна.

У этих войск не было мундиров, окрашенных скорлупой грецкого ореха, им не приходилось растирать жаренный арахис с сушеными яблоками, чтобы сделать заменитель кофе. Эти северяне выглядели откормленными, веселыми, уверенными — обученная и снаряженная армия, поставившая своей целью быстро завершить свое печальное дело.

В двух милях от конечной цели путешествия они проехали мимо парка орудий, где Старбак остановился и в полнейшем изумлении на них уставился. Он не думал, что столько орудий и в целом мире наберется, не то что на этом маленьком виргинском поле.

Пушки были выстроены в ряд колесом к колесу, все со свежевыкрашенными передками и начищенные, а позади стояли ряды новехоньких закрытых фургонов, в которых хранилось артиллерийское снаряжение и боеприпасы.

Он пытался сосчитать пушки, но наступили сумерки, и ему не удалось их четко разглядеть, чтобы сделать хотя бы приблизительный подсчет. Рядами стояли двенадцатифунтовые пушки Наполеона, орудия Паррота с затворами в форме луковицы, и несколько акров занимали трехдюймовки с тонкими стволами.

У некоторых орудий дула потемнели, напоминая о том, что мятежники сражались в быстрой и кровавой заградительной схватке у Уильямсберга в надежде замедлить продвижение федеральных сил. Артиллеристы группами собирались возле полевых костров посреди парка орудий, и запах поджариваемого мяса заставил трех всадников пришпорить лошадей, поспешив к уюту близкого города.

В окнах зажглись первые лампы, когда они рысью въехали в Уильямсберг с разбросанными по нему прекрасными старинными зданиями колледжа. Они подъехали к колледжу по улице с крытыми черепицей домами.

Некоторые из домов выглядели опрятными и нетронутыми, а другие, видимо, оставленные владельцами, были разграблены северянами. Оборванные занавески висели на разбитых окнах, дворы были усеяны осколками фарфора. В одном из дворов в грязи валялась кукла, распоротый матрас свисал с расколотой вишни.

Один дом был выжжен дотла, от него остались лишь две обожженные и потемневшие кирпичные трубы и покореженные, наполовину расплавленные каркасы кроватей. Во всех домах разместились военные.

Колледж Вильгельма и Марии пострадал столь же сильно, как и сам город. Лейтенанты привязали лошадей к коновязи на главном дворе и отправились в корпус Рена на поиски штаба Секретной службы.

Часовой у ворот колледжа заверил их, что бюро находится здесь, но только не был уверен, где именно, и трое мужчин блуждали по освещенным лампами коридорам, заваленными порванными книгами и клочками бумаги.

В глазах Старбака всё это было похоже на нашествие варваров, явившихся с намерением уничтожить знания. Все полки были опустошенны, книги свалены в кучу, сожжены в камине или просто отброшены в сторону.

Картины были разрезаны, старинные документы вытащили из сундуков и пустили на растопку. В одной из комнат резные панели были содраны с оштукатуренных стен и расщеплены на огромное количество лучин, от которых теперь остался только пепел в большом камине. В коридорах воняло мочой.

Грубая карикатура на Джефферсона Дэвиса с рогами дьявола и раздвоенным хвостом была нарисована известью на стене аудитории. Комнаты с высокими потолками занимали солдаты. Один из них обнаружил в шкафах профессорские мантии, и теперь разгуливал по коридорам, облаченный в темный шелк.

— Ищете штаб? — капитан ньюйоркцев, выдыхая запах виски, указал им на темневшие неподалеку в сумраке ночи здания. — Дома преподавателей, — он икнул и ухмыльнулся, когда из комнаты за его спиной раздался женский смех. Над входом кто-то мелом нацарапал: «Зал соитий».

— Мы захватили колледжский запас алкоголя и соединяемся с освобожденными кухонными девками, — объявил капитан. — Присоединяйтесь к нам.

Сержант ньюйоркцев предложил сопроводить Старбака к дому, где, по его мнению, находился штаб Секретной службы, тогда как нью-хэмпширские лейтенанты, выполнив свое задание, присоединились к празднованию ньюйоркцев. Сержант рассердился.

— У них нет ни малейшего чувства долга, — отозвался он о своих офицерах. — Мы в праведном походе, а не на пьянке! Они всего лишь служанки на кухне, едва вышли из детского возраста! Что о нас подумают эти невинные негритянки? Что мы ничем не лучше южан?

Но Старбак не мог посочувствовать несчастью сержанта. Он был слишком захвачен действующими на нервы мрачными опасениями, следуя по покрытой лужами дороге к ряду прекрасных освещенных фонарями домов. Лишь несколько мгновений отделяли его от встречи с братом и выяснения, был ли в действительности его бывший друг предателем. Старбаку также предстояло вести плутовскую игру, и он не был уверен, что сможет ее продолжать. Может, увидев лицо Джеймса, он лишится своей решимости?

Может, весь этот обман и есть путь Господень к возврату на праведный путь? У него засосало под ложечкой и сердце громко забилось в груди, его еще болевший от пыток Гиллеспи живот свело. Всего превыше: верен будь себе[21], подумал он, но это лишь поднимало вопрос Пилата[22]. Что есть истина? Неужели Господь требует от него предать Юг?

Еще немного, и он бы повернулся и сбежал от этой дилеммы, но сержант указал ему на дом, ярко освещенный свечами и охраняемый двумя сжавшимися от ветра у стены из красного кирпича часовыми в синих мундирах.

— Вот этот дом, — сказал сержант и окликнул часовых. — У него есть там дело.

На двери мелом было начертано: «Майор Е.Дж. Аллен и штаб. ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

Старбак почти ждал, что часовые преградят ему вход, но вместо этого они без лишних вопросов впустили его в приемную, увешанную гравюрами с видами европейских соборов.

Вешалка из из оленьих рогов была завалена синими шинелями и перевязями для сабель. Мужские голоса и звуки стучащих по фарфору столовых приборов исходили из находившейся слева от Старбака комнаты.

— Кто здесь? — прокричал голос из столовой.

— Я ищу… — начал было Старбак, но его голос слегка дрогнул, и ему пришлось повторить снова. — Я ищу майора Старбака, — крикнул он.

— А кто вы такой, черт подери? — в раскрытой двери появился низкий бородатый мужчина с резким голосом. Вокруг его шеи была повязана салфетка, а в правой руке он держал насаженный на вилку кусок цыпленка. Он окинул презрительным взглядом потрепанный мундир Старбака. — Вы что, жалкий мятежник? А? Так и есть, да?

Пришел выклянчить приличный ужин, так ведь, когда ваше жалкое восстание провалилось? Ну? Не молчите же, идиот.