Зеленая - Джей Лейк

— Богиня Лилия приветствует мое возвращение, — сказала старуха.

— Не сомневаюсь, она дарит вам свое благословение. — Подумать только! В те дни я еще не знала никаких богов. В Медных Холмах меня не научили им поклоняться, а Селистан оказался ложью.

— Благословение? — Старуха посмотрела на меня в упор. — Хоть ты и обкорнала себе волосы, я не сомневаюсь в том, что ты девушка. Если тебе понадобится помощь, приходи к храму богини Лилии и спроси матушку Мейко. — Она хмыкнула, но глаза ее излучали необычный свет. — Там всегда найдется место для женщины определенных наклонностей.

— Спасибо, матушка.

Я ускорила шаг; мои спутницы остались позади. Мне приятно было путешествовать в их компании, но в жалости я не нуждалась. Мне бы поесть горячего да потратить час на то, чтобы хоть как-то забыть мои грехи. А потом я с радостью поверну Колесо и забуду обо всем… Мимо меня прошла вереница носильщиков с тюками оранжевой ткани на головах. Я смешалась с ними.

Толпы людей стекались к воротам Калимпуры. Восточная Приморская дорога упирается в высокие, изящные, сужающиеся кверху ворота со створками, похожими на лепестки орхидеи. За ними виднеются другие, внутренние ворота. Вначале в город заезжали повозки; затем стражник приказал въезжающим стоять и какое-то время выпускал повозки из города. Как я узнала впоследствии, ворота были слишком узки, чтобы в них могли разминуться два ослика с грузами. Люди же устроили у входа в город страшную давку. Кое-кто торговал местом в очереди; запуганные приезжие пытались подкупить стражников.

— Эй, мальчишка! А ну, прочь с моего участка! — рявкнул на меня какой-то толстяк, у которого не было пальцев на правой руке.

— Здесь вовсе не твой участок, болван! — ответила я, когда чья-то лошадь притиснула меня к нему.

Толстяк схватил меня левой рукой. Я вырывалась, но калека оказался на удивление проворным и сильным. Он притянул меня к себе; на меня дохнуло смрадом.

— Этот участок принадлежал моему отцу, а до него — отцу моего отца! Если хочешь стоять здесь, плати или нанимайся ко мне на службу!

Я вытащила из-за ремешков сандалии нож и ткнула острием ему в бок:

— Сколько ты мне заплатишь, если я буду тебе служить?

Толстяк расхохотался и выпустил меня.

— Так-то лучше! — Снова наклонившись, он добавил: — Но помни, если еще раз ткнешь в меня ножом, придется тебе высирать собственный нож из задницы и учиться дышать водой через дырку в глотке!

— Ну и что? — Безрассудная, рассвирепевшая, я не отступала. Мне было все равно.

— Ступай ищи в толпе трусливых евнухов! Напугай их хорошенько, пусть заплатят тебе по медной пайсе. Ты пустишь их в очередь, а деньги принесешь мне… — Он ухмыльнулся. — Иначе я прикажу тебя убить!

Так вышло, что первые несколько недель я провела у ворот Калимпуры, не входя в город. Маленький Карин — так звали моего хозяина — владел крохотным клочком земли у ворот. По ночам кто-нибудь из мальчишек, служивших ему, приносил полотняную палатку и подушки, на которых Маленький Карин спал; другие добывали горячее вино и холодный рис на повозках, которые без конца ездили туда-сюда.

Я прошла своего рода школу. Перед моими глазами проходили паломники всех мастей, вельможи, купцы и бесконечные носильщики, которые доставляли в город продукты, бамбук, древесину и тюки и корзины с прочими товарами. Чуть ли не все в Селистане перемещалось на спинах низкорослых темнокожих людей. На повозках перевозили грузы на дальние расстояния или везли товары слишком громоздкие или тяжелые, но все, что можно было доставить в течение дня, как правило, переносилось мужчинами-носильщиками.

Женщин-носилыциц я не заметила, хотя женщины здесь тоже работали. Некоторые присматривали за мужниными повозками; те, кто победнее, нанимались в служанки в богатые дома. Ни одна женщина не трудилась самостоятельно.

До тех пор я даже не представляла, насколько самостоятельны женщины Медных Холмов, хотя моими наставницами стали петрейки. За исключением госпожи Тирей, наставницы самостоятельно и совершенно свободно приходили в дом Управляющего и уходили оттуда. Они сплетничали обо всем, что происходит в городе; значит, они гуляли везде, где им хотелось. За время моей недолгой свободы — между побегом из дома Управляющего и бегством из Медных Холмов — я часто видела женщин в толпах мятежников. Хотя женщины не носили оружия, никто не препятствовал им передвигаться по улицам города и заниматься своими делами.

В Селистане женщины всегда кому-то принадлежали. Некоторые становились чьими-то игрушками — такую судьбу уготовили мне, — другие были в услужении или замужем. Относительно свободно ходили по Калимпуре только самые бедные — жены лоточников, собирательницы навоза в пепельно-серых одеждах, закрытые длинными покрывалами, да пожилые подметальщицы, которые бежали перед богачами и следили, чтобы те не вляпались в кучку конского или буйволиного навоза.

Медные Холмы стали моей тюрьмой, но Калимпура, насколько я могла судить, представляла собой тюрьму для всех женщин. Ничего удивительного, что Шар так цеплялась за отцовский надел. Если бы не земля, ей бы не оставалось ничего другого, как податься к кому-нибудь в услужение, чтобы не умереть с голоду.

Вначале мальчишки, которые работали на Маленького Карина, обходили меня стороной. Они перешептывались, передавая друг другу, как я пригрозила их хозяину ножом. Некоторых отталкивали мои шрамы. Они гадали, что же я натворила. Все считали, что меня изуродовал какой-нибудь мстительный судья или деревенский староста. Я нарочно показала всем свой нож; его стальное лезвие было гораздо прочнее, чем лезвия их дешевых, зазубренных ножичков. И все равно я относилась к новым знакомым с опаской.

Вскоре они начали мне досаждать. Один мальчик, Рави, толкнул меня, когда мы несли Маленькому Карину ужин. От неожиданности я выронила горшок с теплой пшенной кашей; мне пригрозили поркой. Позже я подкараулила Рави, когда тот вышел помочиться, и ткнула его в затылок черенком ножа. Он упал в собственную лужу, а я за волосы приволокла его к нашему костерку.

— Карин, Рави так напился, что не удержал в себе жидкость! — объявила я, швыряя мальчишку на землю и переворачивая его носком сапога.

Все, кроме Карина, засмеялись. Карин же смерил меня задумчивым взглядом, а затем приказал швырнуть Рави в сточную канаву. На три дня он отстранил Рави от работы.

Мальчишки не перестали приставать ко мне, но их нападки стали хитрее и злее. Дважды в темноте меня валили с ног. Рави подбил двоих дружков отколотить меня, но я успела убежать. За это я ножом прорезала подошвы их сандалий, и они стерли ноги в кровь.