Сто тысяч лет большой надежды - Ирина Анатольевна Кошман

и действий. Отнюдь. Мы марионетки в руках умелого кукловода под названием «подсознание». Так почему если кто-то по ту сторону лишает меня права выбора, естественного права, я не могу сломать ему пальцы? Да, я тоже нарушу его право на неприкосновенность. Но почему кому-то можно нарушать какие-то права, а кому-то иные – нет? Но всё это не берётся во внимание, так как считается, что человек – хозяин своих желаний целиком и полностью. Если он чего-то захотел, это исключительно его выбор и вся ответственность лежит на нём. Нет, мой друг, мы очень часто в жизни не являемся хозяевами своих желаний. Нам их навязывают, нас ими пичкают, нам их прививают. Воля человека несвободна, она подчиняется психическим законам. Оглянись вокруг. Разве на общенациональных каналах ты найдёшь мультфильмы для детей или качественное кино? Нет. Общенациональные каналы напичканы передачами о том, как правильно одеваться, как выйти замуж, и дешёвыми сериалами. А зачем что-то ещё, ведь у нас есть выбор переключить канал или выключить телевизор вообще. Выключить телевизор – это не наш выбор, так как он обусловлен не нашим желанием, это вынужденная мера. Это отсутствие выбора. Точно так же у нас есть выбор ходить по тротуару или лужайке в городе. Но владельцы собак в редких случаях заботятся о том, чтобы прохожий или его ребёнок не вляпался в дерьмо. И ему они скажут: не хотите вляпаться – ходите по тротуарам. Это вынужденная мера, обусловленная не его волей. Это не выбор, это его отсутствие. Видишь ли, общество уже давно спутало два таких близких, но таких разных понятия: свобода и вседозволенность. Свобода большинством понимается теперь, как второе. Но истинная свобода личности заканчивается там, где начинается свобода другого. У свободы есть всего лишь одно ограничение. Вот оно. И этим она отличается от вседозволенности. Свобода, нарушающая чужую свободу, это уже вседозволенность.

Дело не в морали, дело не в ограничениях. Дело исключительно и только в здравом смысле. Люди ограничены не моральными рамками и устоями. Они ограничены отсутствием здравого смысла. Здравый смысл – это то, с чем каждый из нас рождается. Нравственность – это и есть здравый смысл, который является стержнем любой личности. Нет стержня – нет личности. Нет личности – всё кончено, даже не начавшись. Здравый смысл обуславливает развитие. Развитие обуслоливает выживание. Но большинству на это наплевать, так как большинство живёт по принципу: главное, что есть здесь и сейчас, после меня хоть трава не расти…

Порнография – это не ломание стереотипов, это их создание. Откровенная одежда – это не попытка изменить устои, это их укрепление. Укрепление условных рефлексов, заставляющих людей смотреть друг на друга как на вещи. А разве неодушевлённые предметы могут развиваться?..

Маленький Дзэн. Нет.

Профессор Оук. Тогда как можно всё это изменить? Всё в наших головах. Первое – принять, второе – укрепить, третье – научиться, четвёртое – научить.

Маленький Дзэн. Значит, из-за порнографии появились перверсии?

Профессор Оук. Нет. Порнография не изобрела нетрадиционный секс, она его навязала. Анальный и оральный секс, например, были известны ещё в древние времена. Они служили в качестве дополнительных способов получить и доставить удовлетворение. Анальный секс ценился особенно как способ предупредить нежелательную беременность. Естественно, перверсии также возникли до возникновения порнографии. И старина Фрейд знал, что это такое. Но есть разница, когда что-то совершается за закрытыми дверями и когда это что-то открыто демонстрируется и пропагандируется (так как многократная констатация – уже пропаганда). Не нужно быть учёным, чтобы понимать, что до сексуальной революции количество половых извращений и количественных нарушений либидо было в десятки, а то и сотни раз ниже (рост населения здесь роли не играет, так как во внимание берётся прогрессия). Люди охотно готовы признать, что обычный страх, превратившийся в фобию, – это патология. Равно так же, как и полное отсутствие страха – это патология. Любовь к пище, превратившаяся в неуёмный аппетит, – это патология. Равно так же, как и полное исчезновение аппетита. Но люди никак, никак не хотят признавать, что совершенно естественная любовь к сексу человека (так как это залог его существования), превратившаяся в наваждение и неуёмное желание, – это тоже патология. Равно так же, как и полное отсутствие сексуального влечения. Но если все будут согласны, что последнее – это ненормально, то согласиться с тем, что помешательство на сексе – это патология, никак нельзя. В этом человеческая глупость. В этом его слабое место, по которому он всё сильнее и сильнее себя бьёт.[10]

Глава 15. «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб…»

…на самом деле Евангелие учило вот чему: прежде чем кого-то убить, проверь как следует, нет ли у него влиятельной родни? <…> Загвоздка во всех рассказах о Христе, – говорит пришелец из космоса, – в том, что Христос, с виду такой незаметный, на самом деле был сыном Самого Могущественного Существа во Вселенной. Читатели это понимали, так что, дойдя до описания распятия, они, естественно, думали <…> «о черт, они же собираются линчевать совсем не того, кого надо». А эта мысль рождала следующую: значит, есть те, кого надо линчевать. Кто же они? Люди, у которых не было влиятельной родни.

Курт Воннегут, «Бойня № 5, или Крестовый поход детей»

Кимберли Харрис родилась в семье, где было четыре дочери. Она была третьей по счёту. Семья жила в Ноксвилле, штат Теннеси. Семья происходила из рабочей среды и была совсем небогатой. Условия, в которых Кимберли пришлось расти, закалили её на всю оставшуюся жизнь. Даже наличие двух старших сестёр, которые постоянно дразнили и задирали Кимберли, благоприятно сказалось на закалке девочки. Район, где жила семья Харрис, был очень бедным, там было много наркоманов и преступлений. Не проходило ни дня, чтобы в этой части города не слышались выстрелы.

В 1985 году самая старшая сестра Кимберли Брэнда Линн скончалась в автокатастрофе. Это стало огромным ударом для их матери: она постоянно находилась в состоянии стресса и депрессиях. Из-за этого семья Харрис распалась, так как отец не знал, что ему делать в этой ситуации. О детях забыли, они были предоставлены сами себе. Другая старшая сестра Ронда вскоре ушла из дома жить к своему парню Кою Хандли, который работал автомехаником. О Кое ходили неоднозначные отзывы. Одни говорили, что он свой в доску парень, другие же называли его безответственным разгильдяем.

В это же время у Кимберли начались проблемы с обучением. Её выгнали из 8-го класса. Она