Кот и крысы - Далия Трускиновская

Устин кое-как встал, одернул на себе мундир и покраснел, всей кожей ощущая, что проклятые чулки опять спустились.

– А ну, говори! - приказала Дунька. - Как ты здесь, ирод, оказался?!

– Я вас, сударыня, ждал… вы кричать изволили и ушли… я не мог уйти, коли мне Господь деньги в ответ на молитву послал, а я же о вас молился, чтобы Он мне средство дал вам из беды выручить! - вдруг, неожиданно для себя, пылко и звонко заговорил Устин. - Я не уйду отсюда, покуда вы меня не услышите и денег не возьмете! Там много, надолго хватит!

– Молчи, дурень! - приказала Дунька. - Агаша, взгляди, что там у него в мешке.

И показала рукой на столик.

Агашка высыпала содержимое и ахнула.

– Барыня, голубушка, точно - золото и серебро! Берите, коли дают!

Дунька подошла к столу и осветила свечкой монеты.

– Собери их, Агашенька, - ласково сказала она. - А потом… потом вот что! У меня в спальне рабочая корзинка есть! Найди там иголку, вдень нитку и неси сюда.

Как всякая москвичка, Дунька умела и шить, и вышивать, и даже кружево на коклюшках плести, хотя не слишком сложное. В соответствии с правилами светского обхождения она, отправляясь в гости туда, где ожидала увидеть женское общество, непременно брала с собой рукоделье. Тут хороший пример показывала сама императрица - она могла, принимая даже наиважнейших министров, сидеть в это время за пяльцами, вышивая шерстью. А уж в богатых купеческих домах, подражая тому, как было заведено сто лет назад в домах боярских, держали полную светлицу мастериц, и не столько для домашнего обихода, сколько чтобы расшивали для дарения в храмы покровы и воздухи.

Агашка принесла иголку с ниткой, и Дунька быстро зашила мешок с деньгами потайным швом: мужчине хоть час приглядывайся, а все равно нитку не углядеть.

– С утра пораньше ты, Фаддей, отвезешь это на Лубянку, отдашь в собственные руки господину Архарову, на словах добавишь: у барыни-де всего довольно, в подарках не нуждается! - объявила она. - Только чтоб спозаранку! И расскажи там, что ночью к нам воры забрались. Стой! Уж не за тобой ли с твоим мешком воры-то пришли?

Это относилось к Устину.

– За мной? - переспросил он. - Да Бог с вами! Никто и не знал, что я вам деньги несу!…

Тут в Устиновой голове наступило просветление. Он вспомнил, как вышло, что он бросился на незнакомца, чтобы повиснуть у него на плече и исказить направление удара.

Устин сделал шаг, опустился на корточки и поднял топор.

Это был здоровенный колун, им колоду мясника развалить - и то было бы нетрудно. И не лень же было тащить, подумал Устин, выпрямляясь, и тут же понял: а чем бы иным можно с одного удара располовинить деревянную чашу рулетки?

– Ахти мне! - воскликнул он, кидаясь с топором к дверям, да так прытко, что Фаддей шарахнулся. В голове же у Устина была одна мысль: на Лубянку! Доложить господину Архарову, что ловушка сработала! И вот же оно, доказательство - фунтов на десять, поди, потянет!

Не слыша, что его зовут Дунька и Агаша, напрочь забыв про деньги, не послужившие великой цели, Устин сбежал по темной лестнице, освещенной лишь из раскрытой наверху двери, в сени, но, забыв, как из этого дома выходят на улицу, сунулся не туда. И споткнулся о мягкое.

На колени упал опять же в мягкое.

Потрогав свободной от топора рукой, понял - вроде человек.

По лестнице уже спускалась Агаша с подсвечником.

– Ты куда подевался? - негромко спросила она.

Устин молчал - ему вдруг стало страшно. Человек, с которого он никак не мог подняться, был недвижен. Агаша тоже испугалась - замедлила шаг, позвала Фаддея. И лишь когда он спустился и, взяв у нее подсвечник, осветил сени, Устин, успевший встать на ноги, увидел лежащего.

Это был старый калмык Филимонка, уже неживой.

* * *

Тереза сидела перед клавикордами, опустив руки на колени.

Все был скверно, сквернее некуда. Она не понимала, что творится вокруг, чего от нее хочет Мишель, в чем ее упрекают, чувствовала только, что вокруг - непонятная опасность, примерно такого свойства, как сырость в подвале - все насквозь пронизывает.

И настолько, что она плотнее завернулась в свою темную шелковую накидку.

Дом, куда ее привезли, но привезли с заднего двора, был убран кое-как, рядом с дорогими вещами стояли чуть ли не подобранные на пожарище. Однако две гостиные и бильярдная оказались обставлены хорошей мебелью. Сперва Терезу отвели в комнатенку, где только дворовым девкам спать, там даже стула не было, и она сидела на топчане. Потом за ней пришел мужчина, для которого французский язык был родным, предложил перейти в гостиную. Там стояли клавикорды, и она подошла, откинула крышку, больше-то все равно нечем было себя занять, но музыка, порой переполнявшая душу, очевидно, вся иссякла.

Дверь отворилась, быстро вошел Мишель. Увидел ее, улыбнулся, устремился к ней с обычным своим нетерпением, но сейчас оно не радовало Терезу - оно было некстати. Тереза полагала, что без тяжкого для обоих и откровенного разговора не обойтись, и не хотела топить этот разговор в море страстных поцелуев.

– Любовь моя, прости - раньше не мог, - сказал Мишель по-французски. - Ну, как ты выполнила мою просьбу?

– Это была не просьба, а приказ, - отвечала она. - И, любовь моя, даже не твой приказ, а того толстого носатого господина! Кто он такой?

– Тереза, не говори, умоляю тебя, о том, чего ты не понимаешь, - тихо, проникновенным голосом, попросил Мишель.

Она резко встала - и тут же угодила в его объятия.

– Почему этот человек приказывает тебе, графу Ховрину? - спросила она. - Почему ты ему подчиняешься?

– Любовь моя, тебе показалось. Ты выполняла не его приказание, а мою просьбу. Он только напомнил о том, что я позабыл. И я полагаю, что любой мужчина, попав в мое положение, поступил бы точно так же, как я, - продолжал настаивать на своем Мишель.

– Хороша просьба! Сперва ты врываешься ко мне, кричишь на всю Ильинку, что я любовница обер-полицмейстера! Потом ты устраиваешь мне унизительный допрос в присутствии того господина, зовешь Катиш, зовешь приказчиков из соседних лавок, чтобы убедиться, что я тебе не вру и что весь день, весь вечер была у себя, занималась торговлей, потом занималась хозяйством! Мне стыдно смотреть людям в глаза - что они обо мне подумали?!

– Подумали, что у тебя ревнивый и страстный любовник! - не давая ей вырваться из объятий, отвечал Мишель. - И разве это не так? Я не собираюсь делить тебя ни с кем, а менее всего - с московским обер-полицмейстером! Одна мысль о том, что в твоей жизни может быть другой мужчина, для меня невыносима! Я, кажется, охотнее убил бы тебя, чем допустил, что ты однажды подумаешь о другом! Я душу дьяволу бы заложил, лишь бы этого не случилось!

– Мне кажется, ты так и сделал! - крикнула Тереза. - Откуда у тебя взялись эти деньги? Там же не менее восьмисот рублей, а скорее целая тысяча! Еще неделю назад у тебя не было пятидесяти рублей, чтобы купить кружева на манжеты!

– У меня их при себе не было. И давай забудем об этом. Обо всем забудем! Я клянусь никогда больше не расспрашивать тебя о том, как вышло, что господин Архаров прислал тебе деньги…

– Когда-нибудь я убью тебя, - перебила любовника Тереза. - Но вернемся к нашим баранам! Ты слушать больше не желаешь об Архарове! Чудесно! А как же понимать приказ того носатого господина?

– Тереза, это была шутка, обычная галантная шутка, - успокаивая ее словами, пылкий Мишель запустил руки под накидку. - Так сказал бы каждый благовоспитанный мужчина… Тереза, тебе эта шутка показалась фривольной, но лишь показалась! Ты отвыкла от светского обхождения…

– Мишель, это была не шутка. Когда ты в его присутствии дал мне деньги и приказал…

– Я попросил тебя…

– Приказал, чтобы я вернула обер-полицмейстеру свой долг, этот господин тут же добавил, что я не должна быть с ним слишком строга, что я должна изъявить свою благодарность, быть с ним ласкова…

– И что же тут такого? Тереза, я верю тебе, я верю, что он помог тебе совершенно бескорыстно! Тогда тем более ты должна была поблагодарить его наконец, высказать ему, как много для тебя значила его помощь… да и даже если бы ты с ним пококетничала немного - что за беда? Ты красивая женщина, ты имеешь право…

– А для чего? Вы оба врываетесь ко мне, вручаете деньги для обер-полицмейстера, он приказывает, чтобы я сделала обер-полицмейстеру авансы, как если бы я была дорогой шлюхой, приглашающей к себе в постель богатого поклонника!…

– Тереза! Все было не так! Ты не поняла обыкновенной шутки, - твердил Мишель. - Я не хотел, чтобы ты оставалась в долгу перед этим человеком, тем более, что деньги он дал тебе не в награждение…

– Но я не желаю понимать таких шуток. Мишель, скажи мне правду - эти деньги дал тебе господин…

– Господин Перрен, к вашим услугам, - услышали они, и в гостиную вошел тот самый высокий носатый кавалер в черном кафтане. - Простите, мне только что сказали, что вы дожидаетесь меня, сударыня.