Стигматы Палмера Элдрича - Филип Киндред Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И все то время, которое будет у него потом, — думал Барни, — если ему удастся скрыться от Лео Булеро, от одного из нас, от человека… Знает ли Лео, против чего он выступает? А если бы знал… отказался бы он от своего плана?»
Наверняка нет. Как ясновидец, Барни был в этом уверен.
— То, что проникло в Элдрича, — сказала Энн, — и с чем мы столкнулись, превосходит нас, и, как ты говоришь, мы не можем оценить или понять, чего оно хочет и к чему стремится; оно остается для нас таинственным и непонятным. Однако я знаю, что ты ошибаешься, Барни. То, что является к нам с пустыми, раскрытыми руками, не может быть Богом. Это существо, созданное кем-то еще более совершенным, так же как и мы; Бог не был никем создан, и он ничему не удивляется.
— Я ощущаю вокруг него, — сказал Барни, — некую божественную ауру. Все время.
«А в особенности тогда, — думал он, — когда Элдрич подталкивал меня, пытался заставить меня попробовать…»
— Естественно, — сказала Энн. — Я думала, что ты это понимаешь. Он присутствует в каждом из нас, и в любой высшей форме жизни, такой как та, о которой мы говорим. Его присутствие будет ощущаться еще больше. Однако позволь мне рассказать тебе мой анекдот про кота. Он очень короткий и простой. Хозяйка приглашает гостей, и у нее на кухонном столе лежит великолепный пятифунтовый кусок мяса. Она беседует с гостями в комнате, выпивает несколько рюмочек и так далее. Потом она извиняется перед гостями и идет на кухню, чтобы поджарить мясо… но его нет. А в углу, лениво облизываясь, сидит кот.
— Кот съел мясо, — сказал Барни.
— В самом деле? Хозяйка зовет гостей, они начинают обсуждать случившееся. Мяса нет, целых пяти фунтов, а в кухне сидит сытый и довольный кот. «Взвесьте кота», — говорит кто-то. Они уже немного выпили, и эта идея им кажется хорошей. Итак, они идут в ванную и взвешивают кота на весах. Кот весит ровно пять фунтов. Все это видят, и один из гостей говорит: «Теперь все ясно. Мясо там». Они уже уверены, что знают, что произошло; у них есть эмпирическое доказательство. Потом кто-то начинает сомневаться и удивленно спрашивает: «А куда же девался кот?»
— Я уже слышал этот анекдот, — сказал Барни, — и не вижу связи…
— Эта шутка — квинтэссенция онтологической проблемы. Если только задуматься…
— Черт побери, — со злостью сказал он. — Кот весит пять фунтов. Это чушь — он не мог съесть мясо, если весы верные.
— Вспомни о хлебе и вине, — спокойно сказала Энн.
Он вытаращил глаза. До него, кажется, дошел смысл сказанного.
— Да, — продолжала она. — Кот — это не мясо. А тем не менее… он мог быть формой, которую в этот момент приняло мясо. Ключевое слово здесь — «быть». Не говори нам, Барни, что то, что проникло в Палмера Элдрича, — Бог, поскольку ты не знаешь Его до такой степени, никто не знает. Однако это существо из межзвездной бездны может быть — так же, как и мы, — создано по Его образу и подобию. Тем способом, который Он выбрал, чтобы явиться нам. Так что оставь в покое онтологию, Барни, не говори о том, что Он из себя представляет.
Она улыбнулась ему, надеясь, что он ее поймет.
— Когда-нибудь, — сказал Барни, — мы, может быть, будем поклоняться этому памятнику.
«И не в знак признания заслуг Лео Булеро, — думал он, — хотя он заслуживает — вернее, будет заслуживать — уважения. Нет, мы все как один сделаем то, к чему стремлюсь я, — мы сделаем его олицетворением сверхъестественных сил в нашем убогом понимании. И в определенном смысле мы будем правы, поскольку эти силы в нем есть. Однако, как говорит Энн, что касается его истинной природы…»
— Я вижу, что ты хочешь остаться один на один со своим огородом, — сказала она. — Я, наверное, пойду к себе в барак. Желаю успеха. И, Барни… — Она протянула руку и крепко сжала его ладонь. — Никогда не пресмыкайся. Бог, или кем бы ни было это существо, с которым мы столкнулись, не хотел бы этого. А если бы даже и хотел, ты не должен этого делать.
Она наклонилась, поцеловала его и пошла.
— Ты думаешь, что я прав? — крикнул ей вслед Барни. — Ты считаешь, имеет смысл устраивать здесь огород? Или все это кончится как обычно…
— Не спрашивай меня. Не знаю.
— Ты заботишься только о спасении собственной души! — со злостью крикнул Барни.
— Уже нет, — сказала она. — Я страшно сбита с толку, и все меня раздражает. Послушай…
Она снова подошла к нему, ее глаза были темны и лишены блеска.
— Ты знаешь, что я видела, когда ты схватил меня и отобрал порцию чуинг-зет? Действительно, видела, мне не показалось.
— Искусственную руку. Деформированную челюсть. Глаза…
— Да, — тихо сказала она. — Электронные, искусственные глаза. Что это значит?
— Это значит, — ответил Барни, — что ты видела абсолютную реальность. Истину, скрытую за внешними проявлениями.
«Пользуясь твоей терминологией, — подумал он, — ты видела стигматы».
Несколько мгновений она вглядывалась в него широко раскрытыми глазами.
— Значит, такой ты на самом деле? — наконец сказала она, отшатываясь от него с гримасой отвращения на лице. — Почему ты не такой, каким кажешься? Ведь сейчас ты не такой. Не понимаю. Лучше бы я не рассказывала тебе этот анекдот про кота, — дрожащим голосом добавила она.
— Дорогая моя, — сказал он, — для меня ты выглядела точно так же. Какое-то мгновение. Ты отталкивала меня рукой, которой явно не было у тебя при рождении.
И так легко это могло случиться снова. Постоянное Его присутствие, если не физическое, то потенциальное.
— Что это — проклятие? — спросила Энн. — Я имею в виду, на нас уже лежит проклятие первородного греха, неужели это повторяется снова?
— Ты должна знать, ты помнишь, что ты видела. Его стигматы: мертвую искусственную руку, дженсеновские глаза и стальную челюсть.
«Символы его присутствия, — думал он, — среди нас. Непрошеного. Не желаемого сознательно. И нет таинства, через которое мы могли бы пройти, чтобы очиститься; мы не можем заставить его с помощью наших осторожных, хитрых, испытанных временем кропотливых ритуалов, чтобы он ограничился специфическими проявлениями, такими как хлеб и вода или хлеб и