Стигматы Палмера Элдрича - Филип Киндред Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно он услышал смех. Это был смех Палмера Элдрича, но он раздавался из… его собственного рта.
Взглянув на свои руки, он увидел сначала левую, бледно-розовую, покрытую кожей с мелкими, почти невидимыми волосками, а потом правую, блестящую, идеально подогнанную искусственную руку, которая была намного лучше настоящей, потерянной много лет назад.
Теперь он знал, что с ним случилось. Произошла чудовищная — по крайней мере, с его точки зрения — перемена, и, может быть, все, что до сих пор произошло, должно было закончиться именно таким образом.
«Это меня убьет Лео Булеро, — понял Барни. — Это обо мне будет говорить та надпись на памятнике.
Теперь я — Палмер Элдрич.
В таком случае, — подумал он, в то время как мир вокруг него начал приобретать конкретные черты, — интересно, как у него идут дела с Эмили.
Надеюсь, что очень плохо».
Глава 12
Широко раскинув руки, он простирался от системы Проксимы Центавра до самой Земли, и он не был человеком, он вернулся не человеком. И он обладал огромной властью. Он мог победить смерть.
Однако он не был счастлив. По одной простой причине: он был одинок. Он пытался избежать этого, прилагая огромные усилия, чтобы увлечь за собой других. Одним из них был Барни Майерсон.
— Майерсон, — дружелюбно сказал он, — что ты, черт побери, теряешь? Ну подумай сам: для тебя все кончено. У тебя нет женщины, которую ты любишь, и ты жалеешь о том, что было. Ты знаешь, что избрал неверный жизненный путь и никто тебя к этому не принуждал. И это нельзя исправить. Даже если ты проживешь миллион лет, ты не вернешь того, что потерял — добровольно. Ты понимаешь меня?
Молчание.
— И ты забываешь об одном, — продолжал он. — Она деградировала в результате этой убогой эволюционной терапии, которой занимается этот немецкий доктор из бывших нацистов. Конечно, она оказалась достаточно умна, а вернее, ее муж оказался достаточно умным, чтобы заставить ее отказаться от этой терапии, так что она продолжает делать свои вазочки, которые все же продаются; она не успела сильно деградировать. Однако… она не понравилась бы тебе такая, какая она сейчас. Ну, ты знаешь: чуть мельче, чуть глупее. Даже если бы ты вновь вернул ее, было бы не так, как раньше, было бы иначе.
Он снова подождал. На этот раз он услышал ответ.
— Ну и ладно!
— Куда ты хотел бы отправиться? — продолжал он. — На Марс? Ладно, значит, на Землю.
— Нет, — ответил Барни Майерсон. — Я эмигрировал добровольно. Я уже сыт по горло, для меня все кончено.
— Ну хорошо. Не на Землю. Посмотрим. Гм… — Он задумался. — На Проксиму, — сказал он. — Ты никогда не видел систему Проксимы и проксов. Я — мост, знаешь? Между двумя системами. В любой момент они могут попасть в Солнечную систему — через меня. Но я их не пускаю. Хотя им все больше не терпится. — Он захихикал. — Они выстраиваются в очереди. Как дети за билетами в кино на субботний утренник.
— Преврати меня в камень.
— Зачем?
— Чтобы я ничего не чувствовал, — ответил Барни Майерсон. — Больше я ничего не хочу.
— Ты не хочешь быть вместе со мной частью одного-единого организма?
Нет ответа.
— Ты помог бы мне реализовать мои планы. А у меня их много, и они обширны — планы Лео по сравнению с ними ничто.
«Конечно, — думал он, — Лео скоро меня убьет. Скоро — в тех категориях, в которых измеряется время вне моих миров».
— Я познакомлю тебя с одним из своих планов — из числа не самых важных. Может быть, это тебя заинтересует.
— Сомневаюсь, — сказал Барни.
— Я собираюсь стать планетой.
Барни рассмеялся.
— Ты считаешь, что это смешно? — Его охватила злость.
— Я думаю, что ты чокнутый. Не важно, человек ты или существо из межзвездной бездны, но ты сошел с ума.
— Я еще не объяснил, — с достоинством ответил он, — что я под этим понимаю. Я хотел сказать, что намерен стать всеми жителями планеты. Ты знаешь, о какой планете я говорю.
— О Земле.
— Нет, черт побери. О Марсе.
— Почему именно Марс?
— Потому что он… — Элдрич пытался найти подходящие слова. — Он новый. Не цивилизованный. Он полон возможностей. Я собираюсь быть каждым из колонистов, которые туда прилетят. Я поведу их к цивилизации, я буду их цивилизацией.
Молчание.
— Ну давай. Скажи что-нибудь.
— Как это так получается, — сказал Барни, — что ты можешь стать всем, даже целой планетой, а я не могу стать даже табличкой на стене моего кабинета в «Наборах П. П.»?
— Гм, — пробормотал он, сбитый с толку. — Ну хорошо, хорошо, ты можешь быть этой табличкой, какое мне, черт возьми, до этого дело? Становись чем хочешь — ты принял наркотик и имеешь на это право. Это, естественно, иллюзия. Такова правда. Я открываю тебе самый большой секрет: все это галлюцинации. Лишь из-за некоторых пророческих черт эти видения кажутся реальностью, подобно снам. Я перемещался в миллионы этих так называемых миров и вернулся из них, я познакомился со всеми. И знаешь, что они собой представляют? Ничего! Это то же самое, что и электрический импульс, с помощью которого лабораторная крыса раз за разом раздражает определенные участки своего мозга. Это отвратительно.
— Понятно, — сказал Барни Майерсон.
— И, зная об этом, ты хочешь закончить свои дни в одном из них?
— Именно так, — подумав, ответил Барни.
— Хорошо! Я сделаю тебя камнем и положу на берегу моря, можешь лежать так миллион лет и слушать шум волн. Надо полагать, ты будешь доволен.
«Идиот, — со злостью думал он. — Камень! Господи!»
— Это промывание мозгов? — вдруг спросил Барни. — Для этого тебя прислали сюда проксы?
— Никто меня не присылал. Я появился здесь по собственной воле. Это лучше, чем жить в пустоте среди далеких звезд. — Он захихикал. — Ты наверняка не страдаешь избытком серого вещества — и хочешь быть камнем. Послушай, Майерсон, ведь на самом деле ты вовсе не хочешь стать камнем. Ты хочешь умереть.
— Умереть?
— Хочешь сказать, что ты об этом не знал? — недоверчиво спросил он. — Перестань!
— Нет. Я не знал.
— Это очень просто, Майерсон, я