Гусар бессмертия - Алексей Волков

Службой Орлов манкировать не любил, однако что делать, когда на карту поставлена честь? Но очень хотелось поскорее покончить с поединком и пуститься догонять уходящий эскадрон.

Вторая новость была еще более несвоевременной, если только вообще что-то могло быть «более».

Штаден – не любезный сердцу друг, а его оставшийся в имении отец – прислал письмо, которое заставляло задуматься.

Барон писал, что его сосед в последнее время совсем сдал. Постоянно болеет, даже имение запустил.

Первой мыслью Александра было попроситься на зиму в отпуск. Все равно никаких занятий в холодные месяцы не было, и его отсутствие в эскадроне ничего не решит. В редких письмах отец неизменно бодрился, но хорошо его знавший Орлов не ожидал ничего иного. Как и не сомневался в словах соседа. Старый гусар всегда старался выглядеть в глазах окружающих бодрым и никогда не вспоминал о болезнях и ранах.

Надо было обязательно навестить отца. Тем более что брат Васятка недавно поступил в лейб-гвардии Гусарский полк, в офицеры еще не вышел и выбраться в Орловку не мог. Но в свете поединка не только отпуск, вся судьба Александра находились под вопросом. Разжалование, крепость – мало ли наказаний существует для проштрафившихся офицеров?

Лопухин поднес пистолеты, и Орлов не глядя взял один из них.

Мысли никуда не делись. Голова была забита проблемами. Орлов машинально встал на отведенное место, взвел собачку курка и посмотрел на изготовившегося противника.

«Надо стрелять в правое плечо», – решил гусар. Решение показалось идеальным. Молодой пан будет надолго выведен из строя, возможно, вообще не сможет продолжать службу, а между тем саму дуэль даже, возможно, удастся скрыть. Начальство тоже не любит выставлять на всеобщее обозрение скопившийся сор, а раненый, как человек чести, не имеет права обратиться в соответствующие инстанции.

– Сходитесь, – выкрикнул Даугович.

Дуэлянты медленно двинулись навстречу друг другу. Теперь стало не до отвлеченных мыслей об отце, наказаниях и выступившем в поход эскадроне.

Орлов в движении стал целить в правое плечо противника, однако Войцех тоже поднял руку, и вместо плеча гусар увидел уставившееся дуло.

«Ах, так!» Орлов машинально сместил прицел, почувствовал, что барьер уже рядом, и палец сам начал медленное движение.

Два выстрела почти слились в один. Что-то просвистело почти по волосам Александра, и он машинально вскинул свободную руку. Но движение так и осталось незаконченным.

Его противник безвольной куклой завалился на спину, упал и неподвижно застыл.

Невинский и Даугович бросились к распростертому телу. Орлов тоже шагнул было туда, однако тут же опомнился и застыл у самого барьера.

– Наповал, – звучно оповестил лекарь. – Аккурат между глаз.

Присоединившийся к ним Лопухин мельком взглянул и восторженно воскликнул:

– Отличный выстрел, Орлов!

– Поупражняйтесь с мое. – Странно, вроде бы напряжение длилось всего несколько секунд, но вдруг Орлов почувствовал, что на него наваливается апатия, словно после долгого боя.

Князь едва не силой извлек из пальцев ротмистра пистолет.

Ротмистр чуть помотал головой, словно таким способом пытался прогнать апатию, и вполне нормальным тоном сказал:

– Побыстрее заканчивайте с формальностями, князь. Надо эскадрон догонять.

Никакого раскаяния он не чувствовал. Напротив, в голове промелькнуло, что теперь у Бонапарта одним солдатом станет меньше. Вот только и радости не было никакой.

Навестить бы отца…

– Сколько я вас просил, господа: никаких дуэлей! – Де Ламберт старательно старался придать голосу грозный тон.

Прирожденный французский аристократ, он очень щепетильно относился к делам чести, однако как генерал должен был пресекать любые нарушения установленных законов.

– Не желаете вести себя мирно – не покидайте расположения! Все эти трупы нам ни к чему. Я уже не говорю о вашей судьбе, – продолжал распекать подчиненных шеф.

Орлов и Лопухин вытянулись в струнку, выслушивая начальственный разнос с положенной в подобных случаях покорностью и без малейшего раскаяния.

Лучше быть наказанным, чем обесчещенным.

Сам Ламберт явно думал так же, но положение обязывает. Да и жаль ему было этих молодых офицеров, обреченных на кары за свой проступок.

– Я понимаю, гусарская лихость, молодая кровь, но все эти молодые дамы и барышни не доведут вас до добра. Делу дан законный ход, и понятия не имею, чем все закончится.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, однако дамы здесь ни при чем, – влез Орлов в возникшую в разносе паузу.

– Как – ни при чем? – Шеф несколько удивился.

– Вызванный весьма нелестно отозвался о России и ее армии, – пояснил Александр.

– Что? – Несмотря на происхождение, Ламберт давно ощущал себя русским человеком. Пусть даже отчитывал сейчас офицеров на французском языке. – Убить было надо наглеца!

– Я и убил, – сумрачно ответил Александр.

Шеф прошелся по кабинету и вновь повернулся к провинившимся. Продолжать разнос после невольно вырвавшейся фразы было нелепо. Отпустить их – невозможно.

– Господин полковник, – официально обратился генерал к находившемуся тут же Ефимовичу. – Обоих молодцев – под домашний арест. Приказ я подпишу сегодня же.

– Слушаюсь! – привычно вскинулся Ефимович и лишь уточнил: – Надолго?

– Месяца на два. На три. Пока не решат там, – Ламберт приподнял руку кверху, словно над домом как раз сейчас проплывал город, построенный первым русским императором.

Это было самое большее из того, что можно сделать для Орлова и Лопухина. В противном случае их требовалось отправить в крепость вплоть до решения суда. Сейчас же оставалась надежда, что арест посчитают за наказание и на этом закроют дело.

Другого способа спасти своих офицеров граф не видел.

– Стой! Кто идет?

Вольготно стоявший перед тем часовой услышал скрип открываемой двери, принял уставную стойку и изобразил готовность изо всех сил защищать вверенный ему пост.

Вошедший с клубами морозного воздуха человек застыл, пытаясь что-либо разобрать в тусклом освещении.

– Здесь находятся арестанты?

Часовой успел разобрать, что вошедший незнакомец – явный штатский, о чем красноречиво говорили его шуба и меховая шапка, и потому отвечал односложно:

– Не велено!

И в подтверждение вытянул из ножен саблю.

– Да пойми ты, братец, я – камергер Лопухин, родной дядя корнета князя Лопухина. Проделал большой путь, чтобы повидаться с племянником, а ты мне – «не велено».

– Токмо с разрешения командира полка его высокоблагородия полковника Ефимовича, – снизошел до более развернутого ответа часовой.