Гусар бессмертия - Алексей Волков

Погода не радовала. Солнце предпочитало вообще не появляться на небе. Накануне вообще весь день хлестал дождь, и без того неважные дороги превратились в сплошную полосу грязи, для разнообразия покрытую лужами. Хорошо хоть в воскресенье перестало лить, тучи сменились облаками, и один раз в просветах мелькнул яркий луч.

Но путь все равно был не из тех, которые радуют душу. Брички с офицерами еле ползли, ежеминутно угрожая застрять посреди особо большого скопления стылой на вид воды. Открывающиеся по сторонам картины тоже совсем не радовали глаз. В такую погоду только спать, изредка выглядывая из-под одеяла.

Рядом с усадьбой Вышневецкого стало веселее. Души предчувствовали спокойные посиделки, а то и небольшой разгул, и гусары потихоньку стали пробуждаться от дорожной дремы.

Хозяин сам встретил гостей у крыльца. Помимо него по сторонам выстроился добрый десяток слуг в поношенных ливреях, помнящих лучшие времена.

– Проходите. Давно вас поджидаю. А у меня радость – старший сын на несколько дней приехал, – сообщил помещик.

Даже морщины несколько разгладились на немолодом лице, и только воспитание мешало предаться в открытую рвущейся из души радости.

Молодой Вышневецкий мало чем походил на отца. Старый пан был видавшим виды человеком, уже в силу опыта уравновешенным в страстях, знающим цену всему на свете. Сын же, ровесник Орлова, пылал разнообразными страстями, которые частенько отражались на его выразительном лице. Да и одет был во фрак по европейской моде, а не в кунтуш, как хозяин усадьбы.

Визит гусарских офицеров Вышневецкому-младшему явно пришелся не по душе. Как ни старался Войцех придать лицу положенное по этикету добродушие, нет-нет да и проскальзывало то в глазах, то в краешках губ презрительное отношение к приехавшим не вовремя гостям.

Как-то захотелось пуститься в обратный путь, но старый Вышневецкий свято блюл старинные законы гостеприимства и ни в какую не согласился отпустить офицеров без положенного в таком случае обеда. На сына же взглянул так, что тот стал на какое-то время более покладистым и даже снизошел до общения с александрийцами.

– Войцех у меня горяч, – пояснил отец, но в его голосе сквозь осуждение пробились горделивые нотки. – Года четыре назад попросил отпустить его в путешествие за границу, а там, не спросив совета, вступил в войска французского императора. Даже сумел заслужить офицерский чин, а сейчас перешел в корпус самого Понятовского в кавалерийскую бригаду Турно. Вот, заехал к отцу на недельку.

– Почему же не в русскую армию? – спросил Орлов.

Его несколько покоробила речь хозяина, но тон ротмистра звучал ровно, и вопрос задан был как бы между прочим.

– Лучше вообще не служить, чем служить России, – высокомерно ответил молодой Вышневецкий.

– Вы так считаете? – теперь и в голосе Орлова прорезался лед.

Он с детства гордился тем, что является русским, и любое умаление чести своей страны воспринимал как личное оскорбление.

Мезенцев и Лопухин тоже поневоле подобрались. Сама эпоха призывала людей к служению Отечеству, и военная угроза его безопасности заставляла многих чиновных дворян переходить из гражданской службы в военную и считать величайшим счастьем пожертвовать своей жизнью на полях чести. Несколько выспренно, однако каждой эпохе для выражения дан свой язык.

Отец строго посмотрел на сына, но тот уже закусил удила. Вызов, явно прозвучавший в словах Орлова, заставил Войцеха вскинуться и пылко ответить:

– Да. И страна отвратительная, и армия.

Стерпеть подобное Александр не мог. Пусть он был гостем, однако существует грань, переступать которую нельзя.

Он не глядя почувствовал, как встрепенулись сослуживцы и приятели, но постарался опередить их.

– Я требую извинений, сударь. – Пришлось приложить усилия, дабы не влепить наглецу пощечину.

– За что? – При всей заносчивости молодой Вышневецкий еще не понял необратимости сказанного. Но потом осознал хотя бы часть и среди наступившей тишины словно бы снизошел: – Я готов дать вам сатисфакцию, сударь.

– Князь, – повернулся к Лопухину Александр. – Прошу вас быть моим секундантом.

Михайло важно кивнул, после чего гусары дружно поднялись и направились к выходу.

Старый Вышневецкий с тревогой смотрел им вслед, но что он мог поделать там, где уже никто из участников не принадлежал себе?

– Господа! В последний раз предлагаю вам помириться. – Даугович, ровесник молодого Вышневецкого, его сосед, а теперь еще и секундант, посмотрел на находящихся в разных сторонах поляны противников. – Вы продемонстрировали готовность встать к барьеру. Учитывая незначительность причины дуэли…

– Вы хотите, чтобы дуэль была четвертной? – тихо проговорил Лопухин.

Четвертной называлась дуэль, в которой после противников стрелялись секунданты.

Даугович замолчал на полуслове.

– Моему мундиру нанесено тягчайшее оскорбление, – заметил Александр.

Он с самого начала потребовал самых жестких условий для поединка. Секундант Вышневецкого приложил немало усилий, и в итоге дуэль обещала быть более мягкой. Хотя как знать…

– Нет, – качнул головой Войцех и несколько картинно обозрел окрестную природу.

Орлов ничем подобным заниматься не собирался. Он был убежден, что Бог – в правде, и потому не слишком переживал за исход поединка.

Да и старый Кондзеровский не зря заставлял бывшего воспитанника каждый день тренироваться в стрельбе и фехтовании.

– Повторяю условия. Дистанция – восемь шагов. Противники начинают сближение за четыре шага до барьера. Стрелять каждый может как в движении, так и стоя. Выстрелив, обязан оставаться на месте и ждать выстрела противника, – принялся монотонно бубнить Даугович.

Его не слушали. Условия были выработаны секундантами, как водится, заранее, с ними ознакомились и отнюдь не нуждались в напоминании. Но раз согласно обычаю их положено повторить, то куда денешься?

Полковой лекарь Невинский вздохнул. Он не любил, когда приходилось работать, а тут, судя по всему, работы было не избежать. Но в этот момент взоры всех были сосредоточены на воткнутых в землю саблях и шкатулке с пистолетами, и, воспользовавшись этим, доктор отхлебнул из предусмотрительно взятой с собой маленькой фляжки.

Чтение, на взгляд Александра, затянулось. Его сильно волновали две вещи, пришедшиеся весьма некстати, но менять что-либо было поздно.

Начальство наконец назначило полку зимние квартиры, оказавшиеся в доброй сотне верст отсюда. Как раз сейчас эскадрон должен был выступить в поход. Собственно, в расчете на подобный случай Орлов и выбрал в секунданты Лопухина, а не Мезенцева. Тому, как старшему офицеру, надлежало принять на время команду и возглавить несвоевременный марш.