Сталинград - Энтони Бивор

Даже труд заключенных в лагерях, где тоже выпускалось военное снаряжение, оказался более производительным, чем труд рабочих на аналогичных заводах в Германии. Случаи вредительства или саботажа отмечались очень редко. Узники ГУЛАГа свято верили в победу и вносили в нее свой вклад.

В советских источниках редко упоминалась помощь союзников – это идеологический прием, однако недооценивать их вклад в поддержание боеспособности Красной армии осенью 1942 года не следует. Да, Сталин не раз негативно отзывался о боевых качествах истребителей «харрикейн», предложенных для поставок Черчиллем. Уже было ясно, что английские и американские танки не идут ни в какое сравнение с советским Т-34. Солдаты ругали английское обмундирование, в частности сапоги и шинели, и оно действительно было непригодно для зимы. А вот американские машины – «форды», «виллисы» и «студебекеры» – оказались очень практичными, выносливыми и высокопроходимыми. Поставлялось и продовольствие – миллионы тонн пшеницы в белых мешках со штемпелем в виде американского орла и банки тушеной говядины помогли русским выстоять, и этот аспект войны еще предстоит изучить.

Жуков понимал, как много зависит в условиях новой военной доктрины, которая начала складываться, от командиров. Очень важно их правильно подобрать. В конце сентября он убедил Сталина назначить командующим Донским фронтом генерала Константина Рокоссовского, который ранее был репрессирован. Линия обороны этого фронта тянулась от северных окраин Сталинграда на запад до станицы Клетская у большой излучины Дона. Во главе нового Юго-Западного фронта, действовавшего на правом фланге Рокоссовского против 3-й румынской армии, был поставлен генерал-лейтенант Николай Ватутин.

17 октября штаб Донского фронта издал приказ эвакуировать все население из «прифронтовой полосы шириной двадцать пять километров».[550] Это распоряжение надлежало выполнить не позднее 29 октября. В данном случае меньше всего руководствовались заботой о людях – командование планировало укрывать в светлое время суток войска, выдвигающиеся к передовой, в деревнях. Эвакуация происходила непросто, поскольку крестьянам велели забирать с собой своих коров, овец, свиней и кур, а также продовольствие на месяц. Как тягловая сила использовались коровы. Наряду с этим предписывалось вывезти с машинно-тракторных станций все тракторы и комбайны. Многие мирные жители были мобилизованы в инженерно-строительные части, численность которых превышала 100 000 человек. Они занимались ремонтом и восстановлением дорог и мостов на линии Саратов—Камышин—Сталинград, а также всех остальных путей, ведущих к фронту.

От недавно проложенной железной дороги Саратов—Астрахань в степь отвели несколько веток. Там, в глубоком тылу, выгружались резервы ставки. Потом они направлялись в места сосредоточения у передовой. На советских железнодорожников легла колоссальная нагрузка – по полотну ежедневно проходило 1300 вагонов. Они перевозили личный состав, технику, вооружение и снаряжение для трех фронтов. Путаница и недоразумения были неизбежны. Как-то раз две дивизии провели в теплушках – товарных вагонах с печками, приспособленных для перевозки людей, – на запасной ветке в Узбекистане почти два с половиной месяца. О них просто забыли.

План операции «Уран» был прост, но дерзок по замыслу. Главный удар предполагалось нанести почти в 150 километрах к западу от Сталинграда с плацдарма в районе города Серафимович. Этот участок фронта протяженностью 60 километров на правом берегу Дона 3-я румынская армия так и не смогла захватить – не хватило сил. Направление удара – на юго-восток, в глубь тыла 6-й армии. Таким образом, немецкие танковые соединения и моторизованные части, скованные в самом Сталинграде, даже совершив бросок из города, все равно не смогли бы спасти положение. Вторая ударная группировка должна была одновременно начать наступление южнее Дона, у Клетской. Ей отводилась задача рассечь немецкую оборону и выйти в тыл 11-му армейскому корпусу Штрекера, растянувшемуся вдоль большой и малой излучин Дона. И наконец, еще один бронированный удар предполагалось нанести с плацдарма южнее Сталинграда в северо-западном направлении, к Калачу-на-Дону. Именно там должно было замкнуться кольцо окружения 6-й армии Паулюса и части 4-й танковой армии Гота. В целом к участию в операции «Уран» планировалось привлечь около 60 процентов всей танковой мощи Красной армии.

Меры обеспечения секретности, предпринятые советским командованием, оказались гораздо более эффективными, чем можно было ожидать. Учитывалось все, в том числе то, какие сведения могут получить немцы от пленных красноармейцев и перебежчиков. Летом разведка вермахта, что называется, прозевала формирование пяти новых танковых армий (каждая по силе примерно равная немецкому танковому корпусу) и 15 танковых корпусов (каждый равен немецкой танковой дивизии). Красная армия теперь повсеместно все большее внимание уделяла маскировке – под этим термином понимались секретность, а также дезинформация и оперативная безопасность, в первую очередь за счет значительного сокращения объемов радиопереговоров. Приказы чаще всего отдавались устно. Отвлекающим маневром стала и активизация перемещения войск под Москвой. В то же время на юге дивизиям первого эшелона в районах, имеющих ключевое значение для операции «Уран», было приказано возводить оборонительные сооружения. Дело в том, что они легко могли быть обнаружены, в частности с воздуха. Войска Воронежского фронта, в операции вообще не задействованные, получили директиву, предписывающую готовить лодки и все необходимое для наведения переправ. Таким образом, создавалось впечатление, что они готовятся к наступлению.

Соединения, которым предстояло принять участие в операции «Уран», выдвигались вперед по ночам, а в светлое время суток должны были оставаться невидимыми для противника – трудная задача в степи, однако искусство маскировки в Красной армии достигло к этому времени небывалых высот. Через Дон было построено 17 ложных мостов, чтобы отвлечь внимание пилотов люфтваффе от пяти настоящих, по которым ночами и переправлялись через реку 5-я танковая армия, 4-й танковый корпус, два кавалерийских корпуса и несколько стрелковых дивизий.

Южнее Сталинграда через Волгу переправились 13-й и 4-й механизированные корпуса, 4-й кавалерийский корпус и вспомогательные части – всего свыше 160 000 человек, 430 танков, 550 орудий, 14 000 автомобилей и больше 10 000 лошадей. Переправа также осуществлялась по ночам, небольшими группами. Это была крайне сложная и опасная задача, ведь на реке уже начался ледостав. Замаскировать переправленные войска требовалось до наступления рассвета, и это тоже было непросто. Разумеется, полностью скрыть подготовку к предстоящей операции советское командование не могло, но, как сказал впоследствии один из историков, величайшим ее достижением стала маскировка масштабов наступления.[551]

Немцы из всего этого сделали вывод, что наиболее вероятным местом советского наступления станет Ржевский выступ, удерживаемый 9-й армией. По приказу Сталина, не исключавшего новое наступление на Москву, Жуков подготовил еще одну операцию, под кодовым названием «Марс» (ее предстояло осуществить силами войск Калининского и Западного фронтов). Операция «Марс» началась 25 ноября, через неделю после «Урана». Участвовали в ней 667 000 человек. Вопрос, должен ли был «Марс» стать крупным отвлекающим маневром, призванным помочь «Урану», или это было самостоятельное наступление, получившее развитие в случае неудачи «Урана», дискутируется до сих пор. При этом в контрнаступлении под Сталинградом на одно орудие было почти вдвое больше боеприпасов, что можно считать аргументом в пользу первой версии. Также весьма красноречивым является тот факт, что на разработку «Урана» Жуков потратил гораздо больше времени. Из дневника Жукова следует, что в период с 1 сентября по 19 ноября он провел 19 дней в Москве, всего восемь дней на Калининском фронте и не меньше 52 дней в районе Сталинграда.[552]

В начале осени 1942 года многие представители немецкого генералитета хотя и не разделяли убеждение Гитлера в том, что с Красной армией вот-вот будет покончено, допускали, что конец войны уже близок. Правда, такая точка зрения была не у всех. А вот среди воевавших офицеров к этому времени оказалось намного больше скептиков. Капитан Винрих Бер из африканского корпуса Роммеля, отличившийся во время сражений, получил новое назначение – в штаб 6-й армии. В первый же день начальник разведки подполковник Нимейер подвел его к картам оперативной обстановки. «Дорогой друг, – сказал Нимейер, – посмотрите на все эти красные флажки. Русские концентрируют свои войска вот здесь, на севере, и вот здесь, на юге».[553] Они оба понимали, что это может означать, и в то же время отказывались верить в угрозу окружения.