Ленинский. Неизбежность бури. - Василий Александрович Бурцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение в каптерке поменялось в одно точно отточенное движение приема так стремительно, что Герасимов не успел отреагировать. Слова, адресованные напарнице, застыли в раскрытом рту в немом предупреждении. Запоздало вскинув автомат, он так и застыл в нерешительности.
Некоторое время стороны буравили друг друга глазами и дулами ощетинившихся стволов оружия.
Боль в заломленной за спину руке выгнула тело Медведевой дугой, заставив ее вытянуться и привстать на цыпочки. Эванс за время кульбита напарника перекатился за живой щит и теперь осторожно выглядывал из-за спины.
– Ну что, приятель, поговорим теперь, только без нервов? – предложил Миллер.
– Мой автомат поговорит с тобой и с твоим дружком! Приятель, – прошипел Герасимов, поднимаясь на ноги.
– Слышишь, парень! – спокойно обратился Миллер к Герасимову. – Вот скажи, что мне мешает стрельнуть в тебя прямо сейчас? А потом и мальца твоего в расход пустить, а? – на последнем слове диверсант усилил нажим на заломленную руку, заставив Леру вскрикнуть.
– Откуда мне знать, что ты задумал, янки? – зло бросил Герасимов и попытался сместиться в сторону. Вопрос был, как говорится, риторический и задан с целью потянуть время в надежде на то, что мысли для выхода из сложившейся ситуации вот-вот должны прийти в голову.
Диверсанты повторили его маневр, развернув щит в сторону, отчего последний зашипел от боли.
– Ясно, ясно, – уже спокойнее сказал танкист и скрипнул зубами от досады. – Отпустите девушку, и поговорим.
– Нет, мужик, клади-ка на пол свой ствол и присядь-ка, – Миллер взглядом указал на табурет, задвинутый под стол, – тогда и поговорим.
Герасимов медленно и с шумом выдохнул, опуская автомат стволом вниз, качая головой.
– Эх, Лера-Лера!
Калаш звонко брякнул металлом о бетонный пол, подняв облачка пыли. Герасимов, подняв руки ладонями вверх, медленно отошел к столу и, пинком выдвинув из-под него табурет, уселся сверху, буравя диверсантов взглядом.
– Вот и молодец. Теперь давай поговорим спокойно, бой, – примирительно сказал Миллер, по-прежнему жестко контролируя положение щита.
Рация на плече «старшего» конвоира вдруг ожила. Вперемешку с помехами послышалась едва разборчивая речь. Сталкеры, отправившиеся к заводу, вышли на связь. Герасимов коротко взглянул на часы.
– Антенна, прием, я Искра! – шипел эфир.
Сталкер вопросительно посмотрел на диверсантов, вскинув брови.
Миллер кивнул, но поспешил предупредить:
– Будь благоразумен, и все будет в порядке.
– Антенна на связи, – ответил танкист. Но эфир шипел и трещал, и было непонятно, проходит связь или нет. Искра продолжала вызывать, не реагируя на ответ. – Говори, слышу тебя, прием! – повторял Сергей.
– Антенна, я Искра, янки, похоже, не врут. Прием! Не слышу тебя, – послышалось из динамика, затем треск заполнил весь эфир, и рация умолкла.
Танкист опустил рацию и водрузил ладони могучих рук на колени.
– Ты сам все слышал, мы на одной стороне! – прокомментировал Миллер сообщение из динамика.
– Ну, и что дальше? – спросил Герасимов, хмурясь на то, как Эванс подбирает с пола брошенный им автомат и по-хозяйски устраивает его на плече. Миллер отпустил Умку, которая со вздохом облегчения разогнулась и, потирая руки, отошла к столу, заняв место рядом с танкистом.
– Как ты, Лер? Больно? – участливо уточнил у девушки Герасимов.
– Нормально! – зло огрызнулась та, рассердившись на себя за беспечность и за то, что так глупо попалась и подвела всех остальных.
– Не боись, прорвемся, – спокойно ответил Герасимов, поняв ее настроение и злость на саму себя.
– Вот же русские, – улыбнулся Миллер, – всегда меня поражали силой своего оптимизма. Его вам не занимать, – и вдруг, быстро посерьезнев, бывший пленник продолжил: – А вот что будет дальше, слушай сюда, боец…
***
Запыхавшись на марш-броске, сталкеры до здания телецентра добрались, когда солнце полностью поднялось над горизонтом. Задержались в дверях тамбура, чтобы перевести дыхание, не решаясь заходить внутрь сразу. Потревоженные вчера упыри наверняка снова вернулись в обжитые помещения и устроились на отдых после ночной охоты.
Под резиной комбинезона одежда пропиталась потом. Тело пылало от температурной перегрузки и требовало выхода излишков тепла. Филатов оперся на одну из колонн и, быстро взглянув на дозиметр, стянул противогаз. Мокрые волосы парили на утреннем морозе, лицо красное, распаренное. Крупные капли пота стекали со лба, раздражая и пощипывая глаза. Сталкер с большим удовольствием полил на голову из фляги, блаженно фыркая, встряхнул ею, разбрызгивая холодные капли в стороны. Зорин, тяжело дыша, стянул маску, но, поглядывая на Филатова, просто утер лицо тыльной стороной перчатки.
Немного остыв и отдышавшись, напарники вошли в здание. Темное нутро телецентра встретило их тишиной, изредка нарушаемой уханьем и хлопаньем крыльев ворочающихся во сне упырей. Быстро преодолев расстояние от входа до лестничного марша, ведущего на цокольный этаж, бойцы остановились, прислушиваясь. В глубине подвального помещения слышалось бормотание, разобрать, о чем шла речь, отсюда было невозможно. Одно хорошо: несмотря на отсутствие связи, напарники дождались. Уже радует.
Быстро спустившись вниз и ориентируясь на звук, вышли к полоске света, выбивающейся из-под проема одной из дверей. Именно за ней беседовали, судя по голосам, Герасимов и кто-то из пленников. Переглянувшись, сталкеры распахнули дверь и вошли.
На столешницу массивного деревянного стола поставлен фонарь. Поток света, пробиваясь через пылевую взвесь, поднятую в помещении, упирался в потолок и, рассеиваясь, едва освещал каптерку. Рядом с фонарем прямо на столе сидел Герасимов, одна нога его упиралась в пол, вторая свисала и слегка покачивалась. На деревянном табурете возле одного из стеллажей дремала Умка. Миллер сидел на деревянном ящике, опущенном на пол чуть в стороне от них. Между его колен расположился автомат Герасимова, ствол которого смотрел в потолок. Прочее снаряжение просто было свалено в кучу около двери. Вошедший первым безопасник застыл, пораженный. Впрочем, никто никак не отреагировал на их появление, лишь Герасимов бросил растерянный взгляд на вошедших. Смесь чувств на его лице выражала досаду и тревогу одновременно. Автомат так и остался стоять между колен Миллера, а его скрещенные руки локтями упирались в колени.
– Входите, не стесняйтесь, мужики! – послышалось сзади. В бок под полимерные пластины «черепахи» Филатову уткнулся холодный автоматный ствол. – Просто мера предосторожности от всяких поспешных решений.
Миллер поднял руку и сделал приглашающий жест.
– Входите! Оружие сложите в общую кучу, потом сможете забрать.
Филатов с Зориным переглянулись и прошли внутрь, за ними вошел Эванс и прикрыл за собой дверь.
– Я так понимаю, что нам теперь есть о чем поговорить и что обсудить? – продолжил Миллер. – Присаживайтесь, – указал он на большой ламповый телевизор, пылившийся на полу, и на такой же ящик, на котором сидел сам.
После того как сталкеры заняли предложенные им
