История Нины Б. - Йоханнес Зиммель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Роберт, я прошу тебя!
— Я не писал никакого письма.
— Клянешься?
— Конечно.
— Нашей любовью?
— Да.
— Мы никогда не будем счастливы, мы никогда не будем вместе, если ты мне лжешь!
— Разумеется, — сказал я.
А что я мог ей сказать? Она посмотрела на меня. В ее глазах отражалось небо и ветки старой ивы. Пароход подходил все ближе. Вся явственнее тарахтел его двигатель. Нина тоже встала:
— Какие красивые у тебя глаза. Красивые лживые глаза.
Я смотрел на нее и молчал.
— Роберт, лгать очень легко. Ведь другой человек не может себя защитить. Это поведение труса.
— Я не лгу.
Пароход стал отдаляться. Мы смотрели друг другу в глаза, и я думал о том, что моя любовь дала мне силу вынести ее взгляд. Я думал о том, что моя любовь ее в конце концов убедит.
Она сказала:
— Я верю тебе. Значит, все остальное только привиделось.
Она опять оказалась в моих объятиях.
— Расскажи, что произошло, — попросил я. Пароход удалялся, опять надвигалась тишина. Нина рассказала о таинственном письме, которое сегодня получил Бруммер. Он прочел ей это письмо и спросил, может ли она себе представить, что его написал я, и если да, то с какой целью.
— И что ты ответила? — спросил я, гладя Нину по волосам и обнимая ее.
— Я сказала, что не могу себе этого представить. — Она высвободилась из моих объятий. — Роберт, я сумасшедшая? Мы все сошли с ума?
— Ты слишком впечатлительная.
— Но это касается только тебя. Я… я думала, может быть, у тебя есть какой-то план… для нас двоих… чтобы мы наконец-то смогли остаться вдвоем, что… у тебя возник какой-то сумасшедший план…
— У меня нет никакого плана, — ответил я и спросил: — А что твой муж? Что он обо всем этом думает?
Ее ответ наполнил меня дикой радостью.
— Он боится, Роберт, он стал вдруг испытывать страх!
17
Юлиус Бруммер, этот толстый недоумок с миллионами, стал испытывать страх. Наконец-то у тебя появился страх. И это всего лишь начало, Юлиус Бруммер. Мы в начале длинного пути, нам придется пройти его вдвоем и войти в тот туннель, наполненный ужасом, в преисподнюю страха, лишенную разума, из которого нельзя будет убежать, тебе нельзя будет убежать, нет, только не тебе. Я, я один смогу подняться вверх, к свету наполненного разумом мира. И вот тогда я навсегда останусь с Ниной и никогда не буду разлучаться с ней, ни на один час. А маленькая девочка всегда будет в безопасности.
В то время как я обо всем этом думал, я услышал голос Нины:
— Он попытался установить, на какой машинке было написано это письмо.
— И что же?
— Это оказалось невозможным.
— Почему?
— Машинка, на которой напечатано письмо, очень старая и очень плохая, такие машинки уже слишком изношены, чтобы сохранить какие-то характерные признаки.
«Видишь, Юлиус, — думал я, — если бы ты потратил на свое общество слепых больше денег и не покупал бы все самое дешевое и изношенное, всякую дребедень, то, может быть, теперь у тебя и был бы шанс поймать меня. Но ты слишком жаден, Юлиус, ты экономишь на всем, когда речь идет о помощи бедным людям. Бог покарает тебя за твою жадность, Юлиус Мария Бруммер…»
— Роберт… — прошептала Нина.
— Да?
— Скажи мне, что означает это письмо?
— Ты же знаешь, что оно означает.
— Но ведь такое бывает только в кино или в романах!
— Это не обязательно двойник. Вполне достаточно человека, который очень похож на меня. А такое бывает. Как-то раз я зашел в один отель в Мюнхене — мне надо было кое-кого встретить в холле, — а портье помахал мне и вручил целую охапку почты. — «Она накопилась с тех пор, когда я последний раз останавливался в этом отеле», — подумал я. — А я никогда в том отеле не останавливался. Фамилия на конвертах мне была совершенно незнакома, и я вернул всю эту кипу. Портье даже извинился передо мной. Почта эта была предназначена для другого человека, просто очень похожего на меня. Такое бывает, причем не только в романах.
Нина резко встала и испытующе посмотрела на меня.
— Что с тобой? — спросил я.
— Ты говоришь так спокойно, таким деловым тоном. Тебя что, самого все это совсем не пугает?
— Все это меня напугало раньше, чем всех вас. После аферы с бензином мне уже стало ясно, что нас ожидает.
— Что тебе стало ясно?
— Что они нашли человека, похожего на меня.
— Кто «они»?
— У твоего мужа много врагов. Я не знаю, кто из них. Может быть, Либлинг. А может быть, еще кто-нибудь. Один из тех, кого шантажирует твой муж, имея компрометирующие документы. Один из тех, кому все это надоело и кто хочет наконец-то отомстить — за мой счет.
— За твой счет?
— Конечно. Человек, очень похожий на меня, может делать все, что захочет. И всегда это будет выглядеть так, как будто это сделал я.
— Он может… сделать все? — прошептала она.
— Да, все.
— И даже…
— И это тоже. И если он Бруммера убьет, все будут думать, что это сделал я. Потому что у меня на это есть причина: я шантажировал Бруммера, и я люблю тебя.
— О боже, — сказала она.
Она медленно опустилась на спину и тихо лежала на моем плаще, который я расстелил на полянке. Ее волосы обрамляли лицо как белый веер, рот был приоткрыт, в глазах появился влажный блеск.
— Роберт… я страшно в тебя влюбилась… у меня ни с одним мужчиной не было так, как с тобой. Когда ты на меня смотришь, у меня начинается кружиться голова… это так приятно, когда на тебя так смотрят… но мы никогда не будем вместе… что-то произойдет… произойдет что-то ужасное…
— Ничего не случится.
— Когда два человека любят друг друга, всегда происходит что-нибудь ужасное. Например, один из них умирает. Или вдруг начинается война, которая их разлучает. Они не хотят, чтобы мы были счастливы…
— Я постараюсь нас защитить…
— И как же ты сможешь это сделать?
— Найду способ.
— Ты просто хочешь ободрить меня. А на самом деле ты боишься не меньше меня.
— Это правда, — сказал я.
— За это я и люблю тебя. Не убирай руку, прошу тебя. Мне так хорошо.
Я наклонился и поцеловал ее. Потом я положил голову ей на грудь и услышал, как она сказала:
— Я хочу стать твоей женой. Прямо сейчас. Я хочу, чтобы ты был моим мужем, Роберт.
Я встал. Она смотрела мне прямо в глаза.
— Да, пожалуйста. Пожалуйста, сделай это. Прошу тебя, сделай это. Я знаю, мы разлучимся. Что-то произойдет… но я хочу быть твоей, если это произойдет.
— Я люблю тебя, — сказал я.
…Ее тело было прекраснее, чем тело любой другой женщины, какое мне когда-либо приходилось видеть. Ее нежность была пленительнее нежности других женщин. И то, что она сказала мне в этот час, я не забуду никогда. Другой пароход шел вверх по течению реки, все громче и громче раздавался стук его двигателя, а чайки с криком кружили вокруг нас на фоне неба. Нина была совершенно не похожа на Маргит, мою покойную жену. Глупость какая-то, что мне когда-то пришло это в голову и я заговорил об этом.
— Я тебе нравлюсь? — прошептала она. — Я такая, какую ты хочешь?
— Ты прекрасна, дорогая, ты просто чудесна…
Шум от приближающегося парохода стал невыносим, поднявшиеся от него волны стали биться о берег. Нина тихо вскрикнула. А мне показалось, что моя жизнь утекает вместе с речным потоком. Я готов был умереть в этот момент. Я слышал, как Нина прошептала:
— Если бы мы сейчас смогли вместе умереть, это было бы прекрасно…
18
Я не знаю, господин комиссар криминальной полиции Кельман, знакомо ли вам состояние, когда вы очень долго добиваетесь любви определенной женщины и наконец завоевываете ее. Иногда после достижения своей цели бывает не очень хорошо на душе. Большинству людей становится хорошо несколько позже. Нам же было прекрасно с самого начала, уже самый первый раз был прекрасен.
Когда мы уходили с этой поляны, уже начало темнеть. С воды поднимался туман, облака стали темно-серыми, а воздух голубым, уже пахло осенью, а низко, у воды, запах осени был еще сильнее.
Шоссе было усыпано пестрыми осенними листьями. Мы шли медленно, держась за руки и не отрывая глаз друг от друга. Иногда мы останавливались и целовались. Но это были уже другие поцелуи.
— Я еще никогда не была в таком отчаянии, — сказала она.
— Я найду выход. Дай только время. Дай мне еще немного времени.
— Ты уже это говорил однажды.
Мы дошли до кафе «Рейнские террасы» в местечке Хофгартен.
— Сегодня вечером я опять должна буду с ним говорить… опять должна его видеть… Как я смогу вынести все это — и именно теперь?
— Нужно еще совсем немного времени… совсем немного…
Она посмотрела на меня прищурившись: