Я умер вчера - Александра Маринина

Наконец Татьяна дочитала статью. Она спокойно сложила газету и убрала ее на полку.

– Стасов! – крикнула она. – Заканчивай переговоры, тебя Настя ждет.

– Сейчас иду, – откликнулся Владислав.

– Ну, что скажешь? – осторожно спросила Настя.

– А ничего. – Татьяна безмятежно улыбнулась. – Что можно сказать? Что у меня грудь не пышная? Пышная. У меня, слава богу, есть глаза, и я это прекрасно знаю. Я знаю, что я толстая, и меня невозможно обидеть тем, что об этом будет написано в газете. Даже в такой уважаемой. Все остальное действительно полный бред. Тот, кто видел передачу, поймет, что Хайкина передергивает карты. А тот, кто не видел, будет думать, что я глупая и склочная баба с переразвитым самомнением. Так что это, катастрофа? Те, кому нравятся мои книги, все равно не поверят ни одному слову, а те, кому они не нравятся – ну так они им уже не нравятся, и оттого, что я буду в их глазах выглядеть плохо, ничего не изменится. А ты что, Ириша, правда огорчилась? И из-за этого ревела? Вот глупышка!

– Я боялась, что ты расстроишься, – пробормотала Ира.

– Да что ты, миленькая, неужели я произвожу впечатление беззащитной курицы? Ты же меня знаешь не первый год. Не волнуйся, я умею себя защищать. И потом, во всем этом есть огромный положительный потенциал. Пока я читала эту галиматью, я придумала, как мне строить сюжет дальше. Вот уже почти месяц я не работаю над книгой, но не только потому, что очень занята, а еще и потому, что у меня сюжетный стопор: я не понимаю, что должно происходить дальше. Вернее, до этой минуты не понимала. А теперь я сообразила, как писать. Что ты стоишь как вкопанная? Раздевайся, ты же домой пришла, а не в гости.

Ирочка облегченно перевела дыхание, скинула плащ и туфельки, и уже через несколько секунд по всей квартире разносился ее звонкий голосок. Появился Стасов, облаченный в спортивный костюм, и начал зашнуровывать кроссовки.

– Владик, может быть, ты довезешь Настю до дома? Уже очень поздно, – попросила Татьяна.

– О чем речь, – добродушно прогудел Владислав, – конечно, довезу, если любимая жена не будет ревновать. Не будешь?

– Буду, – засмеялась Татьяна, – но, если Настя поедет одна, я буду бояться, что с ней что-нибудь случится. Из двух зол я выбираю то, что менее вредно для здоровья.

Около полуночи машин на дорогах было совсем мало, и ехали они быстро. Стасов молчал, думая о каких-то своих проблемах, а Настя вспоминала реакцию Татьяны на статью и не переставала удивляться тому, насколько жена Стасова не похожа на нее саму. Да случись такое с ней, Настей, она бы, наверное, уже билась в истерике от обиды и недоумения: чем она так досадила журналистке Хайкиной, что вызвала на себя такой поток грязи? А с Татьяны как с гуся вода. Прочитала и даже не поморщилась. Еще и их с Ирой успокаивала. «Она совсем другая, – думала Настя, – и у нее совсем другой взгляд на жизнь. А может быть, она уже давно поняла, что в жизни главное, а что – второстепенное, у нее хватает мудрости отделять одно от другого и реагировать на это по-разному. А у меня этой мудрости нет. Пожалуй, только вчера, когда на моих глазах убили Димку Захарова, я сделала первый робкий шажок на пути к этой мудрости и начала хоть что-то понимать».

Притормозив у Настиного дома, Стасов повернулся к ней.

– Ты мне сегодня нравишься больше, чем в прошлый раз, – сказал он, положив руку на ее плечо. – В прошлый раз ты была какая-то…

Он замялся, подыскивая слово поточнее, но так и не нашел.

– Какая? Вялая?

– Скорее убитая. Словно из тебя стержень вынули и ты потихоньку оседаешь. А сегодня ты снова такая, как раньше. Усталая, замученная, но все-таки живая. Кризис жанра?

– Был, – кивнула Настя. – Но прошел. Стасов, если у тебя будет свободная минутка, наведи справочки о журналистке Хайкиной.

– Зачем она тебе?

– Пока не знаю. Может статься, и незачем. Но на всякий случай пусть будет. Пригодится.

– Ладно. – Он пожал могучими плечами. – До квартиры проводить?

– Сама дойду, спасибо.

Она чмокнула Владислава в щеку и вышла из машины.

Глава 14

– У нас не так много времени, мы должны успеть до ее родов. Поэтому возможности детально изучать личность Томилиной у нас нет. Обычно мы изучаем объект два-три месяца, а то и дольше, прежде чем составляем программу и приступаем к ее реализации, но в данном случае все должно быть закончено как можно быстрее. Через два с половиной месяца она родит, и тогда мы вряд ли сможем что-то изменить.

– Согласен. И что вы предлагаете?

– Я собираюсь на примере Томилиной отработать методику составления психологического портрета писателя по его произведениям. Нам это может пригодиться в будущем. Ведь Томилина, я надеюсь, не единственный в этом мире популярный писатель, у которого есть личные проблемы. Она должна стать первой ласточкой.

– Допустим. Какие соображения у вас на этот счет?

– Вы знаете, чем отличается женская литература от мужской?

– Не задавайте мне риторических вопросов. Меня всегда раздражала эта ваша манера. Говорите по существу.

– Простите. Человек начинает писать книги по двум причинам. Причина первая: он хочет поговорить с людьми, со своими читателями, о проблемах, которые кажутся ему важными, интересными, достойными глубокого осмысления и всестороннего обсуждения. Причина вторая: он хочет поговорить о себе.

– Минутку… Вас послушать, так никаких других причин не существует. А деньги? Великое множество писак марают бумагу, чтобы заработать деньги. К какой категории вы их отнесете? Кроме того, вы забыли о тех, кто банально хочет прославиться. Эти тоже пишут много и встречаются часто. Ваша классификация страдает неполнотой.

– Вы не поняли… Вернее, я недостаточно четко выразился. Почему человек решает опубликовать свою писанину – это совсем другой вопрос, и причиной этому, как вы справедливо заметили, может быть и жажда денег, и жажда славы, и стремление кому-то что-то доказать, и многое другое. Я же сейчас говорю о том, что движет человеком, когда он берется за перо. Это подсознательная материя. Основную массу произведений литературы можно разделить на две группы: те, где есть проблемы, и те, где есть безупречный герой. Так вот, женская литература – это всегда, ну на девяносто девять процентов, литература, в которой дама-автор олицетворяет себя с героиней. Она любуется ею, приписывает ей все мыслимые и немыслимые добродетели и при этом наделяет ее внешностью, о которой сама мечтает. Писательница хотела бы прожить такую же жизнь, совершать такие же поступки, встречать такую же неземную любовь, заниматься таким же восхитительным сексом и получать такие же неожиданные подарки как от жизни вообще, так и от красивых и богатых любовников. На этом построен любой дамский роман. Если изучить внимательно все творения дамы-автора, то можно составить полный перечень ее вкусов, желаний, мечтаний и даже детских страхов. Из этого получается полный и детальный психологический портрет писательницы, который ни в чем не уступает тому портрету, который мы составляем обычно после длительного и тщательного сбора информации об объекте.

– И вы полагаете, что Татьяна Томилина – именно такой автор?

– Ну конечно! Я прочел больше половины ее детективов. Там присутствует постоянная героиня, и я более чем уверен, что, препарировав образ этой героини, мы узнаем о Томилиной все, что нужно, чтобы правильно разработать программу. Вы все еще мне не верите?

– Хм… Ваши методы иногда кажутся мне сомнительными. Я, например, до сих пор не понимаю, какой смысл был в этом последнем трупе? Зачем громоздить одну смерть на другую? Чем вам помешал этот парень? Но не хочу быть несправедливым: вам всегда удается достичь желаемого результата. Не понимаю, почему вам это удается, но с фактами спорить трудно. Делайте как считаете нужным. Но помните об ответственности, которую вы сами на себя возлагаете, когда даете мне гарантии успеха.

– Я помню.

Следователь Борис Витальевич Гмыря, руководивший работой по делу об убийстве депутата Государственной Думы Юлии Готовчиц, был сильно простужен. Голос совсем сел, горло болело, а из носа текло постоянно. И полковник Гордеев, как ни силился сохранять серьезность в разговоре, то и дело съезжал на иронический тон, тем более что знал Гмырю он еще с тех пор, когда тот работал обыкновенным опером на территории. Хотя, надо признаться, серьезность совсем не помешала бы, ибо обсуждали они вещи отнюдь не смешные.

– Виктор Алексеевич, это с вашего тихого благословения майор Коротков водил меня за нос? – натужно сипел Гмыря, держа возле лица руку с зажатым в ней носовым платком.

Учитывая состояние настоящего, а не идиоматического носа следователя, вопрос прозвучал более чем забавно, и Гордеев не удержался и фыркнул.

– Что вы, Борис Витальевич, – ответил он, тем не менее стараясь оставаться вежливым, – Коротков никого не может водить за нос, у него хитрости на это не хватает. Он же прост, как дитя. Неужели вы сами не видите?