Тревожная служба. Сборник рассказов - Эрхард Дикс

Когда я еще работал в нашем лесничестве учеником на моторной пиле, мне было совершенно ясно: если призовут в народную армию, то только на флот. И вдруг получил направление в пограничные войска. Вначале я никак не мог с этим смириться, но капитан из районного военного комиссариата сказал: «Вы, как лесник, прямо-таки находка для пограничной службы. Леса там хватает, даже, пожалуй, слишком много! — И добавил, улыбаясь: — А кто воды боится, тот в моряки не годится».

Что они там знают, в этом комиссариате?

Был случай, когда здесь, в погранроте, я, что называется, запутался в трех соснах... Однако, когда я говорю загадками, непосвященным трудно что-нибудь понять. Разрешите мне рассказать все по порядку.

Ну так вот, когда с морем ничего не получилось, я решил идти в пограничники, в погранвойска. И если уж служить, так служить по-настоящему! Почему бы мне и не стать унтер-офицером? Другие же добиваются. Служить целых три года, времени вполне достаточно. Да и в лесничестве мне советовали: служи до унтер-офицера, ты способный, и, если потом вернешься обратно и станешь бригадиром, тебе это только поможет. Кроме того, для меня примером был Вальтер. Это мой приятель из нашей бригады. Он на полгода раньше пошел в армию и уже стал унтер-офицером. В отпуск приехал с нашивками. Совсем неплохо. На лесосеке мы часто соревновались с ним. Где появится Пфеффер — это я, — значит, там ни одного дерева не останется. Мне все так говорили, как будто я сам этого не знаю. Теперь мне нужно догонять Вальтера. И если мы встретимся дома, то только унтер-офицерами. Я так хочу или, вернее, твердо решил!

Итак, Пфеффер поступил в учебный батальон. Отлично! Я был всегда впереди, меня часто называли застрельщиком. Не берусь утверждать, что это полностью соответствовало действительности, но, во всяком случае, тормозом я не был. Я, например, шутя преодолевал штурмовую полосу, так что только пыль стояла столбом. Мне было приятно, когда инструктор с удивлением смотрел на меня и уже со второго раза засекал время.

И все-таки, несмотря на это, мне иногда доставалось, но я не искал снисхождения. Я страстно мечтал о погонах с серебряной окантовкой, и этот день наступил даже быстрее, чем я предполагал.

Это было... Я не могу выразить словами, что это было за чувство, когда мне наконец вручили серебряные нашивки и поздравили со званием унтер-офицера. Я был горд оттого, что достиг этого — и не в числе последних, — и еще оттого, что Вальтер теперь не будет задирать нос.

Пфеффер взял высоту и не щадил себя ради достижения цели. Я радовался отпуску, представляя себе выражение лица Вальтера, когда он увидит мои нашивки, но больше всего радовался встрече с Рут. Но о ней вы пока еще ничего не знаете...

Итак, было достаточно причин для радости. Но вместе с тем, как это часто бывает, в бочке меда оказалось несколько капель дегтя. Нас с одним новоиспеченным унтер-офицером вроде меня вызвали к командиру. Когда все собрались в приемной, я осмотрелся — все вызванные были на хорошем счету. Мелькнула мысль, что нас, вероятно, ждет какое-то поощрение. Я теперь уже не помню точно, о чем тогда говорил майор. Вначале, кажется, хвалил нас. Мол, мы всегда были в числе лучших, добились того-то и того-то, должны служить для других примером и т. д. Потом он заговорил о необходимости каждому пограничнику быть образованным и хорошо подготовленным. Все это было преамбулой к дальнейшему заявлению, которое меня ошарашило: «Вы выделены на полугодичный срок в качестве инструкторов в погранроту».

Вот тебе и поощрение! Вместо долгожданной поездки к морю нам предстоит стать учителями.

Верзила из 2-й роты, который сидел рядом со мной, был в восторге. Чувствовалось, что многие другие тоже довольны. Меня же эта перспектива совсем не устраивала, и, занятый своими мыслями, я уже не слушал, что дальше говорил командир, запомнил только его напутствие: «Желаю больших успехов! Всего хорошего, товарищи!»

В голове у меня вертелся один вопрос: что я, бывший лесоруб, буду делать в учебном батальоне? Мысленно я уже видел перед собой затоптанный сотней ног казарменный двор с несколькими чахлыми акациями по краям, учебные классы, через открытые окна которых доносится чириканье воробьев, и себя в роли инструктора. Я по себе знаю, как иногда трудно бывает сосредоточиться на занятиях и, например, во время разборки станкового пулемета не думать о ласковом весеннем солнце, пении малиновки, стрекоте кузнечиков на лесных полянах. А теперь я сам должен буду вести занятия, показывать солдатам правила разборки и сборки оружия.

Ну что ж, в конце концов, я был неплохим пограничником. Районный военный комиссар, по-видимому, оказался прав, когда решил, что флот не для меня. Ничего не поделаешь, приказ есть приказ. Но теперь наконец пришла и моя пора.

Так, можно сказать, при неблагоприятных обстоятельствах, началась моя служба в погранроте капитана Бурке. Поначалу она тяготила меня, и я утешал себя тем, что это дело временное. Но в действительности все получилось иначе. Подчиненные относились ко мне с уважением, и среди них я чувствовал себя старым волком. А что будет, если я возьмусь за дело по-настоящему? Если я покажу высокий класс работы? Не получится ли так, что меня оставят в роте совсем? Не будет ли это самой большой глупостью с моей стороны? Черт его знает! Мы тут все как на ринге. На какой бы стороне ни находился, из круга никуда не выскочишь. Буду я хорошо служить или плохо, результат все равно один.

Однако времени на все эти глупые рассуждения почти не оставалось. Меня целиком занимала работа с отделением. Жизнь в роте шла своим чередом, и, хотел я того или нет, я должен был сразу в нее включиться. С солдатами у меня установился нужный контакт. Конечно, они были, как и везде, одни лучше, другие хуже, но в основном хорошие ребята. Иногда возникали конфликты. Для одних я был слишком молод, другие находили меня излишне строгим, полагая, что я чересчур много требую. Но я с самого начала решил показать, кто является начальником на этом «ринге». Все-таки я был унтер-офицером и должен был держаться соответственно своему званию.

Инструктор в батальоне говорил нам: «Солдат нельзя печь, как блины, их нужно воспитывать. Они должны стать настоящими парнями и прежде всего должны хорошо усвоить, что являются солдатами и почему необходимо, чтобы они были солдатами». Именно этого я и хотел добиться.

Обер-лейтенант Кальвейт, наш заместитель командира роты по политчасти, показал мне в первый же день книгу боевых традиций роты. 2-е отделение 4-го взвода с давних пор находилось в числе передовых и завоевало звание «лучшее отделение». За несколько дней до моего прибытия в роту, когда была объявлена тревога и отделение несло дежурство на границе, было задержано пять нарушителей. «Со мной отделение хуже не станет, — подумал я тогда. — Лучше — возможно. Если даже это все временно. Пфеффер не оставит о себе плохие воспоминания». В отделении я прямо говорил о своих намерениях, и мы были едины.