Жестокие истины (Часть 1) - Виталий Овчаров

  -Где? - спросил он коротко, повернувшись к кому-то.

  -Вон в том амбаре, ваша милость! - сказал вертлявый мужичок, протягивая руку, - Там он!

  Они гуськом шли к лаборатории, а у Элиота всё плыло перед глазами. Случись такое месяц назад - и он безрассудно бросился бы на Рюкли и на пятерых солдат в отчаянной попытке спасти учителя. Но с тех пор прошло немало времени: Элиот поумнел и понимал, что так только погубит себя. Пока он ничего не мог сделать. Может, потом найдется выход?

  Двое солдат остались у ворот, остальные вошли внутрь. Через минуту они вынесли мастера Годара на носилках, на скорую руку сооруженных из войлочного одеяла и двух копий. Холодный ветер срывал с губ лекаря белые облачка пара, и они уносились вдаль. Значит, жив - с облегчением понял Элиот, - значит, не всё еще потеряно. У него совершенно выскочило из головы, что по любому мастер Годар обречен, и надежда, умерев уже много раз, снова возродилась в нем, подобно зверю Ом, который бесконечно пожирая себя, бесконечно же и растет.

  Последним вышел Рюкли: остановился, озираясь.

  -Ваша милость, а как же наш уговор? - подлез к нему сбоку доносчик.

  Рюкли брезгливо уронил в снег мошну. Доносчик пал на колени и стал развязывать тесемку, помогая себе зубами. Блесннуло серебро.

  -Здесь только десять коронеров, вы ошиблись! Ваша милость! - голос доносчика сорвался на визг.

  Но для Рюкли этот человек больше не существовал. Он задумчиво разглядывал следы, которые оставили здесь чьи-то сапоги. Элиот видел, как раздуваются у него ноздри. Потом Рюкли медленно поднял глаза и уперся в бочку.

  -Эй, вы! - крикнул он вдруг солдатам, и в крике его прорезалось торжество, - Там за углом кто-то есть! Живо!

  И тогда Элиот побежал.

  XV

  Зачем он вообще пришел сюда? Должно быть, его мозги сожрали муравьи... Он мог бы привести много веских причин, которые превращали визит в "Добрый Кравен" в самоубийство. Как он, например, собирается проникнуть в гостиницу, набитую гвардейцами? Извинится за беспокойство и попросит господ офицеров не обращать на него внимания, когда будет вскрывать пол? Бред. Но ничего умнее ему в голову не приходило. А кроме того, не следует забывать и о Рюкли. Что ему известно о Книге? Может, сидит сейчас в комнате лекаря, балагурит с доблестными вояками и терпеливо ждет того, кто залетит на огонек... На все эти вопросы у Элиота не было ответов. Он выглянул из подворотни: насупясь, смотрел, как мелькают тени людей в окнах верхнего этажа гостиницы.

  Господа офицеры веселились. Господа офицеры веселились шестой час, и всё это время Элиот не спускал глаз с гостиницы. Оттуда неслись пьяные крики, летели из окон пустые бутылки. Денщики, не допущенные к хозяйскому столу, по-прежнему торчали у ворот, дымили трубками и коротали часы за игрой в кости. Сейчас они, позабыв про стакан с костями, оживленно жестикулировали руками и гомонили в пять глоток сразу. На то была причина. Только что двое гуляк выволокли на балкон полуголую шлюху, взяли ее за руки-за ноги и, качнув пару раз, выбросили на улицу. Шлюха, как жаба, шлепнулась на мостовую. Денщики зашлись в хохоте, хлопая себя по бокам: что за шутники наши господа, это же надо выдумать такое! Новый взрыв смеха последовал, когда бабенка, поднявшись на ноги, как ни в чем не бывало, стала требовать плату за свои сомнительные услуги. При этом она отчаянно сквернословила. Двое слуг отделились от остальных, и, дурачась, пинками погнали ее по улице.

  Элиоту эта сцена не показалась веселой. И не потому, что он жалел женщину: просто нервы у него были взвинчены до предела. За день ему пришлось многое пережить. Снова и снова спрашивал он себя: узнал ли его Рюкли? До сего дня они виделись только однажды: на том самом заседании гильдии Медиков, где мастеру Годару был назначен экзамен. Вряд ли Рюкли обратил тогда внимание на безусого помощника Годара. А если обратил? Тогда в Кравене ему оставаться опасно. И еще одна мысль не давала Элиоту покоя: мысль о мастере Годаре. Умом он понимал, что поступил правильно, но мерзкая змея кольцом охватила горло и дула в ухо на одной невыносимо высокой ноте: предал, предал, предал...

  Чувства Элиота в этот день не уживались с мыслями, и один Николус знал, чего стоила ему эта борьба.

  Он попрыгал с ноги на ногу и подышал на ладони. Волдыри от ожога, вскочившие на левой руке, совсем не болели: настолько озябли руки. Мороз давал о себе знать: солнце зашло, и ветер, крепчавший с каждым часом, выдувал последние остатки тепла из-под куртки. А в мглистом небе творилась невидимая битва: что-то сшибалось там, преследовало и убегало, стонало от боли, торжествующе выло, и плакало, выводя рулады. Поземка мчалась над самой мостовой, и, натыкаясь на стены домов, закручивалась бешеными смерчиками. Снег, который до того срывался еле-еле, вдруг повалил густой стеной, съедая пространство в двадцати шагах от Элиота. Денщики давно уже убрались на конюшню, и наверное, грелись там у веселого костра, да щупали прутиками пекущиеся в угольях картофелины. Но Элиот не уходил: всё еще ждал чего-то, надеялся... Ни с того, ни с сего вспомнилось ему, что тот вечер, когда он встретил мастера Годара тоже был вьюжным и морозным. Кажется, как и сейчас, он жался к каменной стене, прыгал и грел ладони в подмышках. Тогда ему здорово повезло: встал бы в квартале от Дубернского моста - и пиши пропало. Может, и сегодня Николус поможет Элиоту? И он начал скороговоркой читать молитву - единственную, какую знал.

  Должно быть, святой и вправду не забыл о нем. Заскрипели ворота, и пьяная компания вывалилась на улицу. Как это всегда бывает, кто-то, упершись рукой в стену, начал харкать и плеваться, кто-то, обнявшись, напару затянул песню, кто-то вертел над головой саблей и целовался с девкой. Элиот давно подметил, что в пьяном виде благородные ничем не отличаются от простолюдинов. Эти, должно быть, нагрузившись аррским вином, решили продолжить в кабаке, потому что в гостинице им сделалось скучно. Он не ошибся: покружив бестолково на пятачке перед воротами, вся честна компания снялась и гурьбой двинулась мимо него. Через минуту гуляки растворились в клубах снега.

  Свечи в верхних комнатах продолжали гореть, но нижний этаж погрузился во тьму. Закрыт ли балкон? - думал Элиот. Вообще-то, хозяин гостиницы еще месяц назад велел забить его гвоздями и проконопатить паклей. Но нынешние постояльцы, как видно, не очень считались с его мнением. И вряд ли перед уходом у кого-нибудь из них проснулась совесть и он взялся за молоток. Значит - балкон открыт. Это было очень кстати, поскольку через дверь в гостиницу проникнуть затруднительно. Мысль его заработала. И план, тут же созревший у Элиота, был до того прост и очевиден, что он даже удивился, как это такое раньше не пришло ему в голову. Забраться в комнату лекаря через балкон, вскрыть пол, достать Книгу, и уйти тем же самым путем. Легко, быстро, красиво. Элиот усмехнулся: мастер Годар воспитывал в нем лекаря, а жизнь ковала вора и грабителя. И неизвестно еще, кто из них преуспел больше.