«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы) - Андрей Платонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
{302} В исполком Советского района г. Москвы.
14 сентября 1944 г. Москва.
В исполнительный комитет.
Совета депутатов трудящихся Советского района г. Москвы.
Прошу Вас рассмотреть мою просьбу об усыновлении моего внука Платонова Александра Платоновича – и удовлетворить мою просьбу, оформив ее законным порядком1.
Эта моя просьба вызвана следующими причинами:
1. Мой сын Платон Андреевич Платонов умер.
4 января 1943 года от туберкулеза легких в возрасте 20 лет. Незадолго до смерти, ясно понимая свое безнадежное положение, он обратился ко мне и своей матери, моей жене, с просьбой не оставить его сына Александра, тогда только что родившегося, нашим постоянным попечением. Сын просил нас [два слова нрзб] содержать его рожденного ребенка, но именно усыновить его, заботиться о его воспитании, помогать ему вплоть до его зрелости во всех отношениях. В день своей смерти наш сын, очнувшись от агонии, повторил свою просьбу. Мы с женой уверили сына, что его просьба будет нами свято исполнена.
И наш сын умер.
Уже одной этой причины достаточно, чтобы дать мне право на усыновление своего внука, потому что исполнение завещания умершего отца должно быть священным и обязательным делом.
2. Мать моего внука, Тамара Григорьевна Платонова – молодая женщина, студентка Строительного института. Она должна учиться до окончания института еще несколько лет. Сейчас, а равно и в предстоящие годы ученья она не имеет и не будет иметь заработка, поэтому она сама нуждается в материальной поддержке, следовательно, тем более она не в состоянии содержать ребенка. Понятно, однако, что из этого не следует, что права Т. Г. Платоновой как матери должны быть как-либо ущемлены. Вопрос идет лишь об усыновлении мною, на правах отца, своего внука, причем без согласия Т. Г. Платоновой как матери я никаких мер в отношении, скажем, места проживания усыновляемого внука, методов его воспитания и пр[очего], с чем, допустим, не будет согласна Т. Г. Платонова, принимать не буду. Права Т. Г. Платоновой должны быть полностью сохранены за нею, я же беру на себя в отношении усыновляемого внука, по существу, только материальные и нравственные обязанности, избавляя от них, пока я жив и работоспособен, и мать, и государство. Это совершенно ясное и бесспорное положение.
3. Как писатель, я имею литературное наследство, т. е. изданные книги, напечатанные в журналах произведения, драматургические произведения и другие литературные работы. Как уже изданные литературные произведения, так и те, которые издаются теперь и будут изданы в будущем, я хочу завещать своему усыновляемому внуку – с тем чтобы он, после моей смерти, стал моим душеприказчиком. Опыт прошлого показал, что такого рода своеобразное наследство, как литературные произведения, нуждается в наследниках-душеприказчиках, а таковыми, конечно, могут быть лишь самые близкие по духу и по плоти люди. Я хочу, чтобы моим наследникомдушеприказчиком явился усыновленный внук.
Если в дополнение к изложенной просьбе Вам необходимы будут какие-либо новые данные, то я их немедленно представлю Вам.
Майор, член Союза Советских писателей, специальный военный корреспондент газеты «Красная звезда».
Москва, 14/IX 1944 г. Адрес: Москва, Тверской бульвар, д. 25, кв. 27, тел[ефон] 19663.
Андрей Платонович Платонов.
Печатается по автографу: ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 94, л. 1–2 об. В конце письма почерком Платонова сделаны приписки от лица жены и невестки: «Против усыновления моим мужем А. П. Платоновым нашего внука Александра Платоновича Платонова не возражаю и поддерживаю ходатайство мужа.
Присоединяюсь к ходатайству А. П. Платонова; выражаю со своей стороны желание, чтобы мой сын Александр Платонов, в его собственных интересах, был усыновлен А. П. Платоновым».
1945
{303} М. А., М. Ан. и А. П. Платоновым.
24 января 1945 г. Гурзуф.
Гурзуф, 24/I-45.
Дорогая Мума, дорогая маленькая[944], что телеграммы идут так же долго, как письма, поэтому пишу письмо.
Здесь сейчас прохладно, но все же часто светит солнце; за моим окном, возле которого стоит моя койка, круглые сутки шумит и вздыхает синее Черное море. До моря от меня метров десять. По другую сторону – горы. По их вершинам ползут серые зимние тучи, будто там небо сращивается с землей. Деревья и прошлогодние травы стоят зеленые. Вчера я первый раз ходил один далеко по берегу моря. Я вспоминал того, кого мы потеряли, кто тоже видел когда-то это море и слушал его волны. Сюда я ехал на машине через Алушту. Там цела генуэзская башня, где мы гуляли все трое когда-то[945]… Но нынче «позарастали стежки-дорожки»[946], и один я, самый старый из вас, еще брожу здесь. Ты сказала на прощанье, что завидуешь мне, а я завидую тебе. Я не хотел сюда ехать, мне очень тяжело здесь. Больше месяца я здесь не буду.
Меня здесь лечат. Кормят здесь чрезвычайно обильно, мне это неприятно. Завтрак из трех блюд, обед из четырех, ужин тоже – постоянно дают мясо, масло, сало и пр[очее]. Меня тяготит это насыщение. Я живу в комнате, где нас четверо. Работать не очень удобно, но я уже начал писать, пишу на большом подоконнике, поглядывая на море. Сейчас оно синее и освещено утренним солнцем, но дует ветер, холодные волны катают камешки на берегу и они шипят в белой пене. Как бы здесь можно жить, если бы со мной здесь были мой живой сын и две Мумы.
Я все время помню ее, мою маленькую Кхы! Чувствую, что полюбил ее до болезненности, помню ее улыбку и все движения ручками и ножками. Напиши мне о ней всё подробно. Сашка, наверно, вспоминает про Лея[947]. Скажи, что я скучаю здесь по нем и люблю его попрежнему. Пусть он ждет меня. Не знаю, что можно привезти ему в подарок. Здесь это трудно, но что-нибудь придумаем.
Режим здесь довольно суровый, время идет однообразно; много часов отнимают разные процедуры, врачебные осмотры и т. п.
Напиши мне – только сразу же, чтобы письмо твое застало меня здесь, – напиши про все дела и новости. Если что нужно срочно, принимай решение сама за меня, но сначала обдумай. Получила ли ты деньги?
Еще одна просьба к тебе. Когда к нам приходил в гости Елагин, я занял пол-литра водки с бутылкой у Мих[аила] Никитина[948]. До сих пор я не отдал долга. Не можешь ли ты отдать эти пол-литра с бутылкой Никитину? Отдай, пожалуйста, я забыл про этот долг.
Если ты получила деньги полностью и у тебя есть возможность – пришли мне телеграфом сюда 500 р[ублей], м[ожет] б[ыть], я по дороге отсюда куплю что-нибудь в подарок Сашке и Кхы.
А тебе я подарю что-нибудь в Москве, моя дорогая. Отсюда же я могу привезти только вечнозеленую веточку в вечную память о нашем сыне, герое, святом и мученике.
Я здесь, а он лежит в ледяной могиле.
Пиши мне. Обнимаю тебя. Целую Кхы и Сашку.
Привет Ещебабе[949], Тамаре, Гр[игорию] Гр[игорьевичу][950], Анне Савел[ьевне][951], Петру и Вале.
Андрей.
[Приписка сбоку листа] Адрес: Крым, Гурзуф, санаторий, майору Платонову.
Печатается по первой публикации: Архив. С. 570–571. Публикация Е. Антоновой.
{304} М. А. Платоновой.
27 января 1945 г. Гурзуф.
Гурзуф, 27/I 45.
Дорогая моя Мума Большая!
Пишу тебе второе письмо. Живу я здесь ничего; только холодно здесь, топить здесь не привыкли. Место само по себе тут прекрасное. Сейчас я пишу тебе, и передо мной – за окном – бесконечное пространство моря, освещенного по горизонту серебристым светом. Как бы хорошо здесь нести на плечах Сашку, а в руках Машку-Кхы и брести по берегу у черты прибоя! Но пока это невозможно. Как ты там живешь? Трудно, наверно, кормить тебе ребенка. Тебе надо кушать очень хорошо, а ты ешь как и что попало – и ребенку хуже, и сама слабеешь. Мне здесь тяжело еще оттого, что кормят меня здесь на убой.
Здоровье мое вначале здесь стало хуже, появилась t и озноб, теперь всё прошло, но рентген показал много очагов и какой-то плевритный шов, а плеврита у меня не было. Лечат здесь ничего, я принимаю разные лекарства, часть из них, как пустяковые, выбрасываю. Тут чисто военный санаторий, есть люди интересные с резким большим характером, есть и другие.
Как там моя Машка, моя Кхы? Сидит ли она? Я по ней скучаю, я мечтаю, что когда-нибудь привезу ее сюда на море и она, вместе с Сашкой, будет здесь играть в песочке, как когда-то здесь же в Крыму играл ее старший брат. Но когда это будет?
Сюда газеты идут очень долго, но у нас, мы слышим здесь, великие победы. Это питает великие надежды, что скоро будет победа.
Я часто представляю себе, как вы там трудно живете одни, и мне нехорошо, что я здесь избавлен от всех забот, окружен вниманием как больной, хорошо питаюсь, живу на берегу синего моря. Но в душе у меня непреходящая черная печаль. Дела мои в литературе плохие, будущее мое темно, а от меня зависят маленькие прелестные существа – Кхы и Сашка. Вспоминает ли обо мне Сашка?