Пожиратели таланта. Серебряная пуля в сердце (сборник) - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что, если это он?
– Надо проверить. И попробовать выяснить, не было ли за последние десять лет подобных фактов. Ведь в городе не один судмедэксперт Гера Туров, есть и другие. Ну и узнать адрес этого Никиты Наполова. Ну что, Глаша, мы приехали? Послушай, как же быстро стало темнеть…
Машину припарковали на въезде во двор дома, где проживал Арсенин. Вышли из машины, под ногами мягко пружинил толстый пласт влажной опавшей листвы с черных, прятавшихся в темноте деревьев. Яркий уличный фонарь освещал часть пятиэтажного старого дома с примыкающими к нему спящими машинами. В светящихся окнах дома мелькали, как в экранах телевизоров, люди – ужинали, смотрели телевизор, разговаривали, ругались, слушали музыку, целовались, смеялись…
На крыльце они заметили темную фигуру человека. Это был встречающий их Дмитрий Арсенин.
– Я ждал вас, – сказал он, заметно нервничая. – Я и чай заварил. Пойдемте, здесь так холодно и влажно! Знаете, скоро в город придет грипп.
– Дмитрий, надеюсь, вы понимаете, что мы приехали сюда не из праздного любопытства, что нам действительно важно просмотреть все документы и бумаги вашей сестры. И это просто замечательно, что вы все сохранили…
– Я все понимаю, Лиза! Что же касается того, что я все сохранил, так это же естественно! Я и платья ее оставил так, как они висели в шкафу. И на туалетном столике все осталось, как при ее жизни. Вы не подумайте, у меня с психикой все в порядке, но просто мне до сих пор не верится, что ее нет. И когда я вижу ее комнату такой, какой она была при жизни Стеллы, мне становится как-то легче. Думаю, что мы, живые, должны все же уважать тех, кто ушел. И помнить о них. Ну вот мы и пришли.
Крутая лестница с отполированными деревянными перилами, лестничная площадка с желтыми выщербленными плитками пола, массивная железная дверь, задекорированная под темное дерево, желтого металла ручки.
Дмитрий распахнул дверь и пригласил женщин войти. В нос тотчас ударил запах свежего скипидара, новой бумаги и осеннего вечера. Должно быть, где-то в глубине квартиры было распахнуто окно, чтобы впустить свежий воздух.
– Да, у меня пахнет, я же пишу масляными красками… Это скипидар, растворители… Вы уж извините. Пойдемте сразу в кухню, там просторно и не такой сильный запах… – он быстро снял черное пальто, в котором был, и помог раздеться женщинам. – Пожалуйста, сюда.
Кухня напоминала современную студию, выполненную в бордово-коричневых тонах. Минимум мебели, длинный полированный стол вишневого цвета, выстроенные в два ряда удобные мягкие стулья с полосатой золотисто-красной обивкой. Паркетные полы сверкают, как если бы их недавно покрыли лаком. На высоком круглом столике – желтая каменная, в золотых прожилках, ваза с букетом бордовых роз. Не бросающаяся в глаза, приглушенная хорошим вкусом хозяина роскошь.
– У вас очень красиво, – восхитилась Глафира, с удовольствием усаживаясь на предложенный хозяином стул. – Вы сами все это придумали?
– Конечно. Благо площадь позволяет… Думаю, что Стелле бы тоже понравилось. Чай? Я заварил отличный чай. И купил кексы. Давайте сначала почаевничаем, а потом пойдем в ее комнату. Знаете, я так замерз, пока вас встречал! Хотя, думаю, что это, скорее всего, нервное.
– Фамилия Наполов вам ни о чем не говорит? – спросила на всякий случай Лиза.
– Что? Нет, я не знаю человека по фамилии Наполов. Вот, пожалуйста… – он поставил перед дамами чашки с дымящимся чаем и тарелку с печеньем.
И Лиза, и Глафира не могли не отметить, что всем своим поведением Дмитрий выдает в себе человека, с замиранием сердца радующегося жизни, буквально любому ее проявлению. Словно после смерти сестры он начал жить за двоих, полно, радостно, активно. Он, вырвавшись из семьи, в которой ему было душно последние годы, и разорвав отношения с опостылевшей женой, вдохнул свежего воздуха свободы и устроил свой собственный, комфортный мир. Он жил так, как мечтал, занимался тем, чем хотел, и был бы, пожалуй, по-настоящему счастлив, если бы не гибель сестры и желание во что бы то ни стало разыскать того, кто лишил ее жизни.
– Я позвонила подруге вашей сестры, Таисии Брагиной, мы с ней встречаемся завтра, – сказала Глафира. – Какой прекрасный чай!
– А я имела удовольствие сегодня познакомиться с вашей женой, – сказала Лиза. – Первое впечатление, говорят, самое верное, но уж слишком она показалась мне агрессивной, раздраженной. Скажите, это ее естественное состояние, или же она звереет, когда только слышит имя вашей сестры?
– Знаете, порой мне кажется, что она просто ищет любви и что вся ее агрессия – лишь попытка скрыть одиночество. Я искренне желаю ей найти человека, которого она бы полюбила и который полюбил бы ее. Тогда она успокоилась бы и радовалась тому, что имеет. В сущности, ее ненависть к моей сестре была не чем иным, как разновидностью эгоизма и, конечно, ревности. Она ревновала меня к сестре, считала, что я слишком нежно отношусь к ней. У Стеллы всегда были деньги и много свободного времени. И это не потому, что она много зарабатывала, вы сами можете представить, сколько зарабатывают музейные работники. Просто она была человеком неприхотливым, мало тратила и без труда откладывала. К тому же у нее были золотые руки, она прекрасно шила, вязала. Поэтому всегда была оригинально одета, приходила к нам с подарками, сладостями, деликатесами, особенно баловала племянников и посвящала им много времени. И это не могло не бросаться в глаза на фоне того образа жизни, который вела Люда. Она, мать двоих детей, к тому же работающая женщина, просто зашивалась. На ней было все хозяйство, весь быт, сами понимаете. Я, как мог, помогал, но все равно основную работу приходилось выполнять ей. У нее не было ни минутки свободного времени. Поэтому появление в доме выспавшейся, отдохнувшей и внешне довольной жизнью спокойной Стеллы уже не могло не вызвать в ней раздражения. Во всяком случае, мне так казалось. Она же и подумать не могла, как страдает Стелла от одиночества, от невозможности соединиться с любимым женатым человеком и родить ему детей. Да она, быть может, сама хотела бы занять место Людмилы, готовить обеды и ужины для семьи, гладить рубашки для любимого… Знаете, я озвучиваю сейчас такие простые вещи, что мне стыдно за то, что я трачу на это ваше драгоценное время… Я немного успокоился, теперь могу показать вам комнату Стеллы. Пойдемте?
Комната Стеллы нуждалась в ремонте. Белые, в розовую полоску обои, старенький диван, прикрытый пушистым шерстяным черно-белым пледом, кружевные занавески на окнах, на полу – протертый красный ковер, старое кресло, обнимающее пухлую диванную подушку, письменный стол со стопками книг – преимущественно поэтические сборники, деревянная резная шкатулка, в каких женщины хранят нитки и инструменты для шитья. Чисто, аккуратно, скромно.
Лиза поймала себя на том, что ей было бы неприятно осматривать комнату, вещи и документы Стеллы в присутствии Дмитрия. И только она об этом подумала, как услышала:
– Я, пожалуй, выйду. Не буду вам мешать. Возможно, вам надо будет поговорить между собой… Если что понадобится, какие вопросы – зовите. Я на кухне. Пойду поставлю чайник…
Лиза подошла к окну.
– Глафира, а что, если это он сам убил свою сестру?
– Да, я тоже подумала об этом. Тот образ жизни, который он сейчас ведет, свидетельствует о том, что и он как бы тоже добился того, что хотел. И если бы Стелла была жива, то ему некуда было бы уйти, негде было бы устроить нечто вроде мастерской. Он не смог бы писать свои картины, не смог бы зарабатывать…
– Вот и получается, – говорила чуть слышно Лиза, – что и у него тоже был мотив. С одной стороны, он как будто бы всегда стоял на стороне сестры и защищал ее, выставляя жену настоящим исчадием ада. А сам в это же самое время мог планировать убийство своей сестры.
– Гипотетически оно, может, и так, да только зачем же ему было тогда обращаться к нам с просьбой найти убийцу сестры? Если бы убийцей был он сам, и следователь решил, что Стелла погибла в результате несчастного случая, тогда он успокоился бы и вообще постарался позабыть весь этот ад. Его план сработал бы, он бы получил что хотел и жил бы себе спокойно в свое удовольствие.
– Может, он никак не может успокоиться, по ночам его мучают кошмары, и он постоянно задает себе вопрос: правильно ли он себя ведет, естественно ли? И не помешает ли лишний раз продемонстрировать миру свою любовь к покойной сестре?
– Слишком сложно, на мой взгляд. Ну да ладно, давай осмотрим комнату…
В письменном столе в коробке из-под зефира они нашли стопку любовных писем к Герману Каштанову, любимому мужчине Стеллы.
– Глафира, а ведь она их ему так и не отправила! Писала, складывала в конверты, запечатывала и не отправляла. Сколько же здесь любви, поэзии, страсти… Бедная девочка, разве можно так любить мужчину?! Да ни один мужик этого не достоин! Тонкая душа, нежная, хрупкая, редкая девушка… И почти в каждом письме она просит его решиться, наконец определиться, прекратить лгать жене…