Безумием мнимым безумие мира обличившие - Автор неизвестен -- Религиоведение
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ручейки с гор устремляются в реку, так горе и скорби людские непрерывным потоком текли к матери Екатерине. Она любила людей, жалела их. И любовь эта была бескорыстная, жертвенная. Как тяжело, при такой большой любви и жалости к людям, видеть и знать все их пороки и душевные страдания!
Одинаково любила мать Екатерина как своих почитателей, так и недоброжелателей, тех, кто к ней плохо относился и плохо о ней думал. Одна еще не старая монахиня умирала в больнице от гнойного аппендицита. Надежды на жизнь врачи не давали. Больная просила матушку игумению приехать к ней, чтобы попрощаться и получить последнее благословение.
Мать Екатерина, возбужденная, бегала по двору монастыря и то и дело прибегала в гостиницу (место послушания больной), буквально приказывая: «Молитесь! Молитесь! М.Н. умирает! Она не готова! Молитесь!..» — Молились усердно. Надо полагать, мать Екатерина особенно молилась за свою недоброжелательницу. И та осталась жить.
Далеко не все питали к матери Екатерине расположение. Свет резал глаза. Прятались от обличения. Многие ее не навещали. Поистине, нет пророку чести в своем отечестве.
Время за полночь. Сестра Н. проснулась и заметила, что из келии старицы проникает свет. Она направилась туда и увидела молящуюся мать Екатерину при большой зажженной свече. «Что вы так поздно не спите?» — «М. Ф. тяжело болеет, надо молиться о ней». — И М. Ф. поправилась.
***
«Я только что поступила в монастырь, — вспоминает сестра С., — мне благословили жить в богадельне, ходить на общие послушания и помогать по дому сестре, обслуживающей стариц. Мать Екатерину я тогда совсем еще не знала и ничего о ней не слыхала. У меня на душе было большое переживание, хотелось быть одной и плакать. Но куда бы я ни старалась уединиться — она тут как тут около меня. Сначала я не обращала внимания на ее постоянно льющуюся речь как бы про себя, только всячески старалась спрятаться от нее, но не могла. Потом я невольно обратила внимание на то, что она говорила, ибо услыхала в ее словах напоминание моей прошлой жизни. Я поняла, что она знает все: и прошлое, и настоящее мое переживание, принимает во мне участие и сопереживает мне. С тех пор я прониклась к ней благодарностью и уважением».
***
«Совсем молодой послушницей, — вспоминает монахиня Г., — я была на послушании в богадельне, где жила тогда мать Екатерина. Как-то мы вели беседу с матушкой — она лежала, а я сидела возле нее и задала ей вопрос: «Как спастись и как мне спасаться?» Мать Екатерина ответила: «Живи просто. Старайся меньше осуждать». Тогда же она мне сказала: «Причина осуждения — от невнимательной жизни». Это было в 1958 году.
Мать Екатерина часто говорила не быть гордой, а «смиряться и смиряться». Говорила, что гордость — поглотитель всех добродетелей.
Расстроюсь я чем-нибудь на послушании, расскажу ей, а она мне скажет: «У послушников должна быть воля не своя, а Божия. А ты — послушница!» Помню также она говорила мне: «Удерживай себя от гнева и раздражения. Приучайся прощать обиды сестрам».
Часто я приходила к ней и исповедовала помыслы. Один раз прихожу вся насупленная, а она мне сразу говорит: «Ты опять недовольна! Так быстро меняется настроение, а надо поставить себя твердо и работать над собой, чтобы подвиг твой был ко спасению». Это тоже было в 1958 году.
Много мне тогда доводилось быть с блаженной старицей. Она была делателем Иисусовой молитвы. Приду к ней — принесу обед или зайду спросить что-либо, а она лежит и потихоньку, почти про себя: «Господи Иисусе Христе…» Сколько раз так ее заставала. Или, слышу, говорит: «Господи, прости меня — прости все!» С большим чувством она это говорила и так учила. Апостол, Евангелие и Псалтирь всегда рядом у нее были, и она часто их читала. Придет кто-либо — вслух почитает, а одна — про себя читала.
Один раз прихожу к ней, и такое у меня уныние, я говорю: «Матушка, такое уныние у меня на сердце». — «А ты повторяй, — говорит, — Господи, спаси мя, погибаю! Господи, спаси мя, погибаю!» Шесть лет в богадельне на послушании я была. А когда только пришла в монастырь, матушка игумения Ангелина поставила меня в гостиницу. Вскоре пришла я к матери Екатерине и говорю: «Матушка, я раздражаюсь иной раз на богомольцев!» А она мне на это так сказала: «Обходитесь с ближними ласково, весело и с любовью! Служите им: они как странники — приехали к Матери Божией! Служите им с любовью, кротостию и терпением». И потом добавила: «Вы тогда будете спокойны, когда будете иметь терпение, смирение и любовь». Так она называла приезжих богомольцев: «Странники Божии — к Матери Божией приехали!» Часто слышала я от матушки в назидание: «Таково было мое сердце — всех утешать, а себя не жалеть!»
Один раз пришла я к ней и говорю: «Мать Екатерина, такое сердце у меня — вся как пустая, совершенно пустая и душа пустая. Не знаю: что мне делать?» Она мне на это ответила: «Сердце твое нечуткое, но Господь коснется и тебя Благодари Бога, что ты живешь в обители — под Покровом Матери Божией. Долго проживешь в обители, но в тюрьму попадешь». Вот уже 35 лет. как я в монастырю. «Ты пришла, — говорит, — в монастырь и вступила во святую обитель и окончи венцом нетленным!»
В другой раз я хитончик в клеточку надела, она подходит и говорит: «Решеточка, тюрьма, решеточка, тюрьма!» и водит пальчиком по клеточкам. Три года мне предсказала. Я говорю: «Мать Екатерина, я боюсь тюрьмы, очень боюсь!» А она так ответила: «Можно и в тюрьме не сидеть, а Господь пишет, что в тюрьме!»
***
«Я жила в монастыре второй год, — вспоминает сестра Л., — много было скорбей на первых порах; я совсем упала духом, трудно все, непонятно; иногда мне казалось: жизнь в монастыре мне не под силу. «Так хочется видеть мать Екатерину, — подумала я, отправляясь однажды на послушание, — в богадельню бежать некогда, да и час ранний». Выхожу за ворота — мне навстречу со стороны кладбища идет мать
