Краснодар: годы испытаний 1942-1943 годы. Книга первая - Борис Иванович Оленский

день утром к этой колонне была присоединена другая, ещё большая колонна из военнопленных и гражданских лиц, задержанных в разных районах города, которые краснодарцы по привычке называли Покровка и Дубинка.

В результате набралось около 5–6 тысяч человек.

Колонна военнопленных на улице города (не позиционированный снимок)

В 5 часов утра 14 августа колонна была построена по девять человек в ряд и пешком двинулась по дороге Краснодар – Пластуновская. Отобрав в колонне наиболее работоспособных, их в этот же день направили на Ростов, остальных вернули в Краснодар на «ссыпки».

Сами немецкие конвоиры не могли бы уследить за поведением пленных в длинной колонне, но им усердно помогали холуи из бывших красноармейцев. Они выделялись белыми нарукавными повязками. Выслуживаясь перед своими новыми хозяевами, за лишнюю пайку они готовы были убивать даже своих недавних товарищей. Длинными толстыми палками били своих бывших товарищей по оружию и женщин, пытавшихся передать пленным чтолибо из еды.

О пребывании в этом полевом лагере можно прочесть в воспоминаниях одного из защитников города, Сергея Григорьевича Дробязко, в книге «Путь солдата». «Колонну пленных гнали по пыльным пашковским улицам. Изза невысоких заборов выглядывали испуганные женские лица. Лишь немногие осмеливались выйти из калиток.

Краснодарские ребята, захваченные у переправы и в городе, затерялись среди красноармейцев, ничем не выделяясь от них. И все же зоркие женские глаза сквозь завесу пыли находили юнцов в толпе понуро бредущих мужчин, и тогда рвали души горестные вскрики: «Господи, а вон какие молоденькие! Ведь совсем мальчишки! Ихто куда гонят, изверги!».

Некоторые женщины бросали хлеб в колонну изза заборов. Немецкие прихвостни нещадно били палками по головам и спинам тех, кто замедлял шаг, пытаясь поймать чтолибо из брошенного. Почти все, что бросали женщины, падало в пыль под ноги шагавших.

Перед вечером колонну остановили на окраине Пашковской в какомто тупике, образующем небольшую полузамкнутую площадь. Пленных плотно, один к другому, уложили прямо на пыльной дороге. Подниматься, разговаривать и курить запретили. Вдоль заборов стояли и ходили немецкие конвоиры со своими добровольными помощниками. Людей томили жажда и голод, но рассчитывать на получение пищи не приходилось. Пленные перешептывались между собой, и некоторые даже ухитрились курить в рукав.

Выслуживаясь перед немцами, беспрестанно орали их прихвостни. Они доставали палками нарушителей запрета, шагая прямо по головам и телам лежащих.

Несмотря на усталость, я никак не мог уснуть. Одолевала теснота. Некуда было отодвинуться от рядом лежащих. Жарко было в суконном матросском бушлате, который я не снимал, боясь потерять. Хотелось есть. Чесалось грязное тело. Впервые за три недели вспомнился небольшой двор на улице Кирова. Как там сейчас мама?»229.

Так голодающие советские военнопленные пытались менять свои личные вещи на продукты питания. Голодом фашисты и их приспешники пытались сломить дух узников и заставить их перейти на сторону врага (не позиционированный снимок)

А утром опять: пыль, грязь, жажда, скорбные толпы женщин и детей, стоявшие вдоль дорог, по которым оккупанты ежедневно гнали на тяжелые работы заросших, оборванных советских военнопленных. Отчаянные выкрики матерей и жен имен пропавших без вести родных и близких, истошный лай собак, окрики конвоя, отборная брань полицаев, свист плетей, шарканье тысяч ног обессиленных узников, глухие хлопки выстрелов конвоя, добивавшего обессиленных узников – подчеркивали безысходность положения пленных и жителей города, невольно оказавшихся в оккупации. Впереди был концентрационный лагерь на «ссыпках». Большое горе пришло в наш недавно еще цветущий город, тоска по утраченному и привычному укладу жизни.

Так выглядели советские военнопленные в концлагере № 162 на «ссыпках» в середине августа 1942 года (не позиционированный снимок)

Виктор Михайлович Коваленко, житель этих мест, лично наблюдал, в каких условиях содержались советские военнопленные. «Со стороны улицы Коммунаров немцы огородили территорию вторым рядом колючей проволоки, между которыми патрулировал немецкий часовой. Знойным августовским днем под усиленным конвоем немцы вывели часть советских военнопленных на ближайшие улицы города и заставили их разбирать дощатые заборы жилых домов. На улице Коммунаров я стал свидетелем эпизода, навечно врезавшегося в память. Под дулами немецких автоматчиков пленные начали разбирать деревянный забор (ныне это дома № 189, 189/1, 189/2). Хозяйка дома – инвалид, еле передвигая больные ноги, с кулаками, слезами и криком пошла врукопашную на пленных.

Смутившись, виновато глядя ей в глаза, пленные пытались объяснить, что эти доски им нужны для изготовления нар в амбарах. Женщина была в истерике. Пленные приостановили работу. Но немец конвоир дал короткую очередь из автомата в землю у ног одного из них. Цепочка пыльных фонтанчиков устрашающе выплеснулась и улеглась у нас на глазах… Пленные приступили к работе, а один из них зажал рот обезумевшей женщине и держал её, пока она, задыхаясь от гнева и ярости, не потеряла сознание. Пленный красноармеец осторожно положил её конвульсирующее тело на землю и пошел помогать остальным. Подобная заготовка «стройматериалов» проходила и на других улицах: Путевой, Промышленной, Крестьянской, Новокузнечной, Солнечной…

Концлагерь ещё только начал наполняться военнопленными, а улица Коммунаров, напротив «амбаров», между улицей Путевой и Крестьянским переулком, уже была заполнена сотнями женщин, стариков и детей. И я с матерью каждый день начинал с похода к концлагерю. По непонятным причинам немцы иногда выпускали на свободу военнопленных, если находились их родственники.

Голод и обреченность попавших в плен советских воинов доводили их до отчаяния и утраты человеческого облика. Сплошной стеной с обеих сторон наружных и внутренних проволочных ограждений лицом к лицу стояли они и родственники, искавшие своих близких. Между ними степенно прохаживались немецкие охранники. Расстояние между проволочными ограждениями позволяло вытянутым с обеих сторон рукам дотянуться друг до друга и передать записку, сухарь, рыбину, огурец… Голодное время еще не наступило.

Концлагерь на «ссылках». «Через несколько голодных дней в лагерь с соседнего завода им. Калинина немцы прикатили находящуюся на консервации походную кухню. Из бараков стали сметать крошки зерна и сухарей, перемешанные с крысиным пометом, и засыпать в густо смазанные солидолом котлы. В результате получилось чтото вроде зловонной каши. Но изголодавшиеся военнопленные были рады и этому», – вспоминал бывший узник этого лагеря Сергей Григорьевич Дробязко (не позиционированный снимок)

Надо сказать, что немцы позволяли делать это и не пресекали подобные

контакты. Но далеко не все с обеих сторон проволочного ограждения могли поместиться вдоль него. Стояли в несколько рядов, и единственным средством связи для них был голос. Но