Неизвестный Солженицын - Владимир Бушин

А во-вторых, уж Солженицын-то лицезрел Ельцина по американскому телевидению да еще несколько раз по телефону с ним беседовал, например, согласовывая свой поход Владивосток — Москва. Но его спрашивают, как он относится к Всенародному, и он снова ловко уходит от прямого ответа: «Сложно. Очень сложно». А чего тут сложного, если перед нами два самых крупных антисоветчика всех времен, народов и континентов, только один орудует в литературе, так сказать, антисоветчик слова, а второй — антисоветчик дела. Второй расстрелял парламент, а первый сладко причмокнул: добре, сынку, добре!

Наконец, как увязать слова Солженицына о том, что никого из нынешних отцов отечества не знает, с его постоянными уверениями, будто все двадцать лет отсутствия он внимательнейшим образом следил за всеми событиями в стране, и в Америке, в вермонтском поместье, лишь старилось в трудах его бренное тело, а вечно молодая душа пророка витала над просторами любимой отчизны от Мурманска до Кушки и обратно, от Калининграда до Курил и обратно?..

Вторую часть выступления Александр Исаевич посвятил себе. И тут мы услышали много удивительного. Так, он уверял, что когда был школьником младших классов, то его «учили отречься от родины, от веры, от отцов и матерей, от братьев и сестер, не помогать бедствующему, не пускать ночевать бездомного, гонимого». Ну, насчет веры правильно, учили. Даже Есенин говорил своей матери:

И молиться не учи меня. Не надо!К старому возврата больше нет…

Вернее, была свобода антирелигиозной пропаганды. А сейчас, при полном расцвете демократии, ее нет абсолютно. Если в любой нынешний журнал от «Нашего современника» до «Каравана» сегодня явился бы Пушкин со своей «Сказкой о попе и о работнике его Балде» или с «Гаврии-лиадой», то его без разговоров спустили бы с лестницы. Тут и новые русские, и старые евреи, и древние патриоты — все заодно. Да, верно. Но кто учил бедного Саню Солженицына всему остальному, о чем он пишет? Назвал бы хоть одно имя, привел бы хоть единый примерчик. Ведь он все десять лет был в классе старостой и должен бы многое помнить.

Не меньшее удивление вызывают его слова о поре совсем иной, еще, говорит, «когда я жил в Советском Союзе, советская пресса не смела меня трогать». Это почему же? Потому, говорит, что «они боялись называть мое имя». Во-первых, это решительно противоречит им же сказанному буквально через несколько минут: «Пока коммунистическая власть держалась, обо мне можно было врать все, что угодно». Как объяснить такое противоречие? Увы, видимо, возрастом. Во-вторых, да неужто так боялись? Это кто же? Ах, сколь печально видеть Меч Божий, страдающий амнезией… Нет, Александр Исаевич, никто вас не боялся. И когда вы были здесь, и когда были там, о вас весьма неласково говорили очень многие, вплоть до таких великих имен, как Шолохов, Шостакович, Колмогоров.

Вот лишь краткие выдержки. К. Симонов: «Деятельность А.И. Солженицына приобрела неприкрыто антикоммунистический и антисоветский характер». Г. Товстоногов: «Шумиха, поднятая на Западе вокруг антисоветской книги Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», призвана помешать благотворным переменам в мире… Книга играет на руку сторонникам «холодной войны». Григол Абашидзе: «Солженицын давно вступил на путь предательства. Он облил грязью все, что дорого советскому народу». Петрусь Бровка: «Он никогда ничего не любил нашего, злейший из врагов, предатель». Академики, Герои Социалистического Труда Павел Александров и Андрей Колмогоров: «А. Солженицын чернит наш общественный строй, оскверняет память павших в боях Великой Отечественной войны, намеренно представляет жизнь советских людей в искаженном виде…. Таким нет места на нашей земле». Валентин Катаев: «Солженицын вступил в борьбу с Советской властью, которая велась методами «пятой колонны». С чувством облегчения прочитал, что наше общество избавилось от него». Народный артист СССР Борис Чирков: «Все граждане страны ждали решения о выдворении из страны отщепенца Солженицына». Митрополит Крутицкий и Коломенский Серафим: «Солженицын печально известен своими действиями в поддержку кругов, враждебных нашей Родине, нашему народу». Народный артист СССР М. Царев: «Солженицын закономерно оказался в одном ряду со злейшими врагами советского народа… Свое отравленное перо он поставил на службу самой махровой реакции. Продажную душу свою он давно разменял на расхожие «сребреники» предательства и тем самым поставил себя вне народа…» Берды Кербабаев: «Очень хорошо, что он выдворен теперь из СССР». Вот такие были голоса. Где же тут боязнь? И не пахнет. Неужели Александр Исаевич ныне в таком состоянии, что ничего этого уже не помнит?

Ну, тогда еще несколько цитаток. Там были, увы, уже усопшие, а вот, слава богу, ныне здравствующие. Р, Гамзатов: «Он не столько боль выражает, сколько зло выплескивает, не столько переживает, сколько злорадствует… Он хочет подчинить своим злым замыслам добрые помыслы народа, судьбу и историю Родины… Лучшие художники слова всегда выражали недовольство собой. Он же недоволен народом, Родиной нашей… Пусть отправляется туда, где ему хорошо». Народный художник СССР 3. Азгур: «К людям, одержимым мерзкой злобой к советской власти, у меня только одно чувство — презрение». С. Михалков: «Солженицын с нашей земли снабжает Запад гнусными пасквилями, публикациями, клевещущими на нашу страну, наш народ. Он твердил заведомую ложь… Человек, переполненный яростной злобой, высокомерием и пренебрежением к соотечественникам». О. Гончар: «Обелять власовцев, возводить поклеп на революцию, на героев Отечественной войны, оскорбляя память павших, — это ли не верх кощунства и цинизма!»

Так говорили писатели разных республик, литератур, люди разных национальностей. «Нет! — шумел Солженицын на диком бреге Иртыша. — Ничего подобного не было! Они все дрожали от страха при одном моем имени!»

Что ж, сделаем еще несколько отрезвляющих инъекций. Анатолий Калинин: «Тот самый литературный Половцев, который в свое время получил образование на народные деньги в Ростовском университете, а ныне клевещет на автора «Тихого Дона» и его страну». Михаил Алексеев: «Пшел вон!>>… И наконец, еще один голос издалека, того, кто поначалу дружески приветствовал Солженицына — Михаила Шолохова: «Поражает — если можно так сказать — ка-кое-то болезненное бесстыдство автора… злость и остервенение… У меня одно время сложилось впечатление, что он — душевнобольной человек, страдающий манией величия… Если же Солженицын психически нормальный, то тогда он, по существу, открытый и злобный антисоветский человек. И в этом и в другом случае ему не место в рядах Союза советских писателей».

Конечно, может быть, не все из ныне здравствующих решились бы повторить то, что они когда-то говорили о Солженицыне, но это уж дело их совести и мужества. Нам известен один даже такой персонаж, что не только отказывается от своих слов, но при этом еще и стыдит коллег. Это Сергей Залыгин. Но об этом ниже.

Итак, этот одноразовый патриот утверждает, что все жуть как боялись его, и парализованная страхом пресса не смела и пикнуть о нем. Но, с другой стороны, как мы видели, он клянется, что его страшно травили. Это как же могло быть? Он объясняет: «А делали так: на партийных семинарах, на закрытых собраниях, где меня нет и прессы нет (а зачем она, парализованная? — В.Б.), говорили: Солженицын был полицаем, Солженицын сдался в плен, Солженицын служил в гестапо». Надо полагать, что это говорили прежде всего на собраниях писателей. Я в ту пору часто на них бывал, но ничего подобного не слышал.

Но вот, продолжал оратор, времена переменились, и никто этого уже не говорит. «Продолжают одни бушины, как змеи, продолжают и сегодня… Этот Бушин продолжает врать свое. Он раньше уже нападал на «Матренин двор», еще раньше (бурные аплодисменты). Его в московских газетах печатают. Мало ему, он несет в «Омскую правду»…

Так и я стал незримым участником прекрасной встречи. И уж отмолчаться здесь никак невозможно, к этому обязывают аплодисменты, вспыхнувшие при моем имени.

Бушин-змея… И вот эта змея, говорит, еще когда нападала на «Матренин двор». Как нападают змеи? Известно: подкрадутся и хвать зубами, а там яд смертоносный. В большой статье о первых опубликованных произведениях Солженицына, которая появилась в воронежском журнале «Подъем» № 5 за 1963 год, я, гадюка, так и поступил с Матреной. Смотрите: «Несмотря на тяготы судьбы, Матрена не растеряла многих прекрасных черт своей души и характера. Она добра и приветлива, мягка и трудолюбива, не знает в жизни никакой корысти, никакого расчета, никакой зависти». Какова хватка у гадюки, а? Но мне этого показалось мало, и я еще глубже вонзил зубы: «Образ Матрены не сконструирован автором… Это — правдивый, взятый из жизни образ. Не сочувствовать Матрене, не любить в ней очень многое нельзя».