Неизвестный Солженицын - Владимир Бушин

Все омские комплименты, бесспорно, высочайшего полета, но, увы, надо честно признать: аллилуйщикам, обитающим на диком бреге Иртыша, не удалось-таки превзойти, допустим, Бернарда Левина, аллилуйщика, обитающего на цивилизованном бреге Темзы. Тот давным-давно уверял: «Когда смотришь на Солженицына, то понимаешь, что такое святая Русь!» Учитесь, доморощенные… Разумеется, не превзошли иртышане в эпитетах и самого духовного пастыря русского народа. Ведь с кем только из великих, знаменитых и могущественных он свою персону не сравнивает, кому только не уподобляет!

И на встрече в Омске «символ скромности» не обинуясь возгласил: «Я воевал доблестно!» Это уже не о литературной войне, а о настоящей. Ведь ничего похожего не слышали вы, омичи, ни от маршала Жукова, ни от вашего земляка-сибиряка трижды Героя Покрышкина, ни от тех, кто в отличие от «символа честности» прошел всю войну и водрузил Знамя Победы над рейхстагом.

Настойчивое, увлеченное разъяснение в отмеченном выше духе своей великой исторической роли, своей абсолютной непогрешимости «духовный пастырь русского народа» обрушил теперь на головы бедных омичей, как ранее тридцать лет обрушивал на голову и всего человечества: «Я предупреждал… Я остерегал… Я неоднократно об этом писал… Я предсказывал…» Инженер Рычков спросил его: «Нет ли у вас такого ощущения, что, целя в ГУЛАГ, вы попали в Россию?» Действительно, иные его собратья по антисоветчине, как А. Зиновьев и В. Максимов, признали, что, метя в коммунизм, попали в Россию, содействовали крушению страны, и ныне горько сожалеют об этом, каются, льют запоздалые слезы. А Солженицын? Да ни в одном глазу! Разве может «Меч Божий» ошибиться, промахнуться, раскаяться!.. И вот вам истинная жемчужина непогрешимого ханжества: «Я не призывал к развалу СССР. Я не говорил: давайте развалим СССР. Я говорил еще в 74-м году: СССР развалится. Советский Союз не может держаться, потому что он держится на ложной основе, на ложной федерации, на ложных построениях. Я только предсказывал, что он развалится… Вот как это было, и выворачивать не надо». Представьте себе: знакомой супружеской чете вы двадцать лет твердите при встречах, по телефону, в письмах: «Ваш брак держится на ложной основе, на ложной любви, на ложном союзе. Ваш брак не может сохраниться, я предсказываю, что он развалится, рухнет, распадется». И вы не один, у вас полчища подпевал, в газетах, по радио, в книгах твердящих то же самое, к тому же у вас лично репутация пророка и символа честности, духовного пастыря народа и единственного патриота. Я думаю, что такой обработки не выдержали бы ни Филимон и Бавкида, ни Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, ни я лично, грешный, со своей драгоценной супругой. И вот плетется Филимон в нарсуд с заявлением о разводе, за ним семенит Пульхерия Ивановна, а следом и я петушком… Да ведь и сам Александр Исаевич прожил с любящей женой, почитай, лет тридцать, но вдруг какой-то таинственный голос стал ему нашептывать: «Ваш брак на ложной основе. Вы — Антей, Зигфрид, Меч Божий, а она? Вы разведетесь, брак лопнет. И не горюйте. Есть другие варианты…» Итог известен: в предпенсионном возрасте Зигфрид развелся с пенсионеркой Кримгильдой и женился на Дюймовочке.

Да, говорит Солженицын, я метил исключительно в коммунизм, хотел убить только его. Но, во-первых, с этим далеко не все согласны. Так, Эдуард Лимонов, долгие годы и как раз именно те, когда на Западе появился «Архипелаг ГУЛАГ», живший в США и во Франции, пишет ныне: «Уже тогда он был тем, кто он есть сегодня, — расчетливым, хитрым литерагором-интриганом с тяжелой формой мании величия… Отталкивающим типом выглядит старец даже в автобиографии. Умело играя на слабостях власти СССР и подыгрывая желаниям Запада, построил он свою карьеру опального писателя. Построил на разрушении. Его нисколько не заботило то обстоятельство, что публикация «Архипелага» вызвала волну ненависти не только к КПСС, не только к брежневскому режиму, но к России и русским, вызвала вторую холодную войну в мире. Он не думал о последствиях публикации своих произведений, его цель была личной, воздвигнуть себя. Ему нужна была Нобелевская премия. И ему помогли получить «нобеля» американские дяди, далекие от литературы. В их интересах было создание самой большой рекламы вокруг «Архипелага», этого лживого обвинительного заключения против России. Разрушитель Солженицын был поддержан: тиражи его посредственных романов (по их художественной ценности едва ли превосходящих романы Рыбакова) были искусственно завышены. В конце семидесятых годов американский издатель Роджерс Страусс рассказывал мне в Нью-Йорке, что в свое время ему предлагали выпустить «Архипелаг» гигантским тиражом и давали на это большие деньги «люди, связанные с ЦРУ». «Но я отказался!» — гордо заявил Страусе. Другие издатели, как знаем, не отказались. «ГУЛАГ» наводнил мир, пугая и ожесточая против России».

Да, именно против России, против русских, а вовсе не только против коммунизма, и как могло быть иначе, если в Коммунистической партии состояли почти 20 миллионов человек, цвет нации, и вместе с членами семей это по меньшей мере уже 60 миллионов во всех сферах жизни, во всех слоях общества. Каким образом и кто мог отделить их от остального народа?

Выступление Солженицына на встрече с омичами как бы распадается на две части. Первая была посвящена положению дел в стране. И ничего нового он тут не сказал, однако это не мешало ему говорить тоном первооткрывателя и с горечью неоцененного пророка. Тон этот для него извечный, он не изменил ему и во время похода на Москву. На первой же пресс-конференции во Владивостоке заявил: «Сегодня 25 миллионов русских живут не в России. Отдали 12 миллионов Украине — никто ничего не сказал. 7 миллионов русских отдали Казахстану. Опять никто не сказал ни единого слова. 60 процентов не казахов пытаются сделать казахами. И все об этом молчат». Все трусливо и подло молчат, а вот он припожаловал из-за океана и первым возвысил протестующий гневный голос русского патриота. Ну, действительно, думают иные господа-товарищи, получается, что единственный. А на самом-то деле тут поразительный образец жульничества, ибо вся наша оппозиционная пресса, деятели оппозиции без конца твердили и твердят об этом, только гораздо серьезней и глубже: никто миллионы русских никуда не отдавал, а развалили страну, превратив республиканские, по сути, административные границы в межгосударственные, и задача не в том, чтобы, как призывает Солженицын, вывозить русских из бывших республик (о Прибалтике он, разумеется, умалчивает) в Россию, а в том, чтобы на новой государственной основе восстановить великую державу. Конечно, есть люди, которые по своему положению обязаны не молчать о положении русских вне России, но они молчат или только изредка что-то бормочут сквозь зубы. Это вся кремлевская камарилья. Но этот «символ мужества» никого из них персонально назвать не посмел, ибо по нутру своему он расчетлив, как главбух бюро ритуальных услуг.

Тележурналисты А. Любимов и Е. Киселев прямо его спрашивали, как, мол, относитесь к нынешним политическим руководителям, т. е. ко всей этой шараге реформаторов. Он ответил: «Я никого из них не знаю, даже по телевидению не видел». Господи, да разве есть нужда лицезреть, допустим, такую личность, как Черномырдин, чтобы составить представление и о нем, и о его деятельности? Вон же Толстой тоже не лицезрел по телевидению Столыпина, черномырдинского коллегу, однако же, как видно из писем, имел о нем ясное представление: «Пишу вам об очень жалком человеке, самом жалом из всех, кого я знаю теперь в России… Человек этот — вы… Не могу понять того ослепления, при котором вы можете продолжать вашу ужасную деятельность, угрожающую вашему материальному благу (потому что вас каждую минуту хотят и могут убить), губящую ваше доброе имя, потому что уже по теперешней вашей деятельности вы уже заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи…» Пожалуй, небесполезно Черномырдину прочитать бы нечто подобное, учитывая хотя бы то, что предсказание писателя, высказанное в скобках, увы, всего через два года сбылось. Это во-первых.

А во-вторых, уж Солженицын-то лицезрел Ельцина по американскому телевидению да еще несколько раз по телефону с ним беседовал, например, согласовывая свой поход Владивосток — Москва. Но его спрашивают, как он относится к Всенародному, и он снова ловко уходит от прямого ответа: «Сложно. Очень сложно». А чего тут сложного, если перед нами два самых крупных антисоветчика всех времен, народов и континентов, только один орудует в литературе, так сказать, антисоветчик слова, а второй — антисоветчик дела. Второй расстрелял парламент, а первый сладко причмокнул: добре, сынку, добре!

Наконец, как увязать слова Солженицына о том, что никого из нынешних отцов отечества не знает, с его постоянными уверениями, будто все двадцать лет отсутствия он внимательнейшим образом следил за всеми событиями в стране, и в Америке, в вермонтском поместье, лишь старилось в трудах его бренное тело, а вечно молодая душа пророка витала над просторами любимой отчизны от Мурманска до Кушки и обратно, от Калининграда до Курил и обратно?..