Сцены из жизни богемы - Анри Мюрже

ЮНОСТЬ МИМОЛЁТНА

Через год после смерти Мими Родольф и Марсель, по-прежнему жившие вместе, шумно праздновали свое вступление в свет. Марсель в конце концов проник в Салон, где выставил две картины, причем одну из них приобрел богатый англичанин, бывший любовник Мюзетты. Благодаря этой продаже, а также деньгам, полученным за картину, заказанную правительством, Марсель частично расплатился с давнишними долгами. Он прилично обставил свою квартиру, обзавелся настоящей мастерской. Почти в то же время и Шонар с Родольфом предстали перед публикой, одобрение которой приносит славу и благополучие,– один – с тетрадью романсов, которые исполнялись повсюду и положили начало его известности, другой – с книгой, приковавшей к себе внимание критики на целый месяц. Что касается Барбемюша, то он давно отрекся от богемы. Гюстав Коллин получил наследство, выгодно женился и теперь задавал вечера, услаждая гостей музыкой и роскошными ужинами.

Как– то вечером, когда Родольф сидел в своем кресле, вытянув ноги на своем ковре, к нему вошел Марсель, у художника был взволнованный вид.

– Ты и представить себе не можешь, что сейчас произошло!– он.

– Никак не могу,– ответил поэт.– Знаю только, что я заходил к тебе, знаю, что ты был дома и меня не впустили.

– Да. Я слышал, как кто-то стучался. Но угадай, с кем я был.

– Откуда же мне знать?

– С Мюзеттой! Она свалилась ко мне вчера как снег на голову.

– Мюзетта? Ты опять встретился с Мюзеттой? – спросил Родольф огорченным тоном.

– Не беспокойся, враждебные действия не возобновлялись. Мюзетта пришла провести у меня свою богемную последнюю ночь.

– Как так?

– Она выходит замуж.

– Скажи пожалуйста! – воскликнул Родольф.– За кого же? Бог ты мой!

– За почтового чиновника, который был опекуном ее последнего любовника. Странный, по-видимому, тип… Мюзетта заявила ему: «Милостивый государь, прежде чем окончательно дать вам согласие и отправиться в мэрию, я требую неделю полной свободы. Мне надо уладить кое-какие личные дела, я хочу выпить последний бокал шампанского, протанцевать последнюю кадриль и поцеловать моего любовника Марселя, который, по слухам, теперь живет не хуже других». И милое создание целую неделю разыскивало меня. Так вот она заявилась ко мне вчера, как раз в то время, когда я думал о ней. Ах, друг мой, в общем, мы провели очень грустную ночь, это уже совсем, совсем не то. Это была как бы скверная копия с шедевра. По поводу этого последнего прощания я даже сочинил небольшой «плач», который и пропою тебе, если хочешь.

И Марсель стал напевать следующие куплеты:При виде ласточки проворной,Что к нам с весной примчалась вновь,Я вспомнил взор и смех задорныйИ милой девушки любовь.Сидел печально целый день яИ старый календарь листал.Мелькали светлые виденья,И счастьем каждый лист дышал.Нет, песня юности не спета,Неугасим любовный пыл,И, услыхав твой стук, Мюзетта,Тебе поспешно б я открыл.Коль сердце у меня, как прежде,Дрожит при имени твоем, Вернись!Я буду жить в надежде,Что гимн любви мы вновь споем.Свидетельница страсти нашей -Вся мебель в комнате моейСтановится нарядней, крашеИ ждет тебя. Приди скорей!Тоскует по тебе кушеткаИ мой вместительный бокал,Когда мы пили, я нередкоТебе глоточек уступал.Тебя я вижу в белом платье,И ты опять его надень.Хочу, как раньше, погулять яС тобой в лесах в воскресный день.А вечером под сенью дубаМы сможем вновь вина хлебнуть,В котором ты мочила губы,Пред тем как песню ввысь метнуть…Неверной негде приютиться.О друге стала вспоминатьИ прилетела резвой птицейНа старое гнездо опять.Но я не трепетал, целуяУста красотки молодой.Я видел пред собой чужую,И стал Мюзетте я чужой.Прощай! Ты умерла, я знаю,С любовью краткой, как весна.И наша юность огневаяВ календаре погребена.Но все ж из пепла гробовогоБлеснет воспоминанья лучИ нам на миг подарит сноваПотерянного рая ключ.

– Ну что, теперь ты мне веришь?– Марсель, пропев последние строки.– Моя любовь к Мюзетте окончательно умерла, и я даже ее отпел,– добавил он с иронией.

– Бедный друг мой! У тебя разум борется с сердцем, смотри, как бы сердце не было убито.

– Оно уже убито,– отвечал художник.– Мы люди конченые, старина. Мы умерли и похоронены. Юность мимолетна! Где ты ужинаешь сегодня? Хочешь, пойдем поужинаем, как бывало, за двенадцать су в ресторане на улице Дюфур, где подают на деревенских фаянсовых тарелках и где мы после обеда вставали совсем голодные,– предложил Родольф.

– Ну, уж нет! – возразил Марсель.– Я готов созерцать прошлое, но только сквозь бутылку хорошего вина, сидя в удобном кресле. Что поделаешь, я уже развратился. Теперь у меня самый изощренный вкус.