Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний - Сборник

Доложили об этом кесарю. А он крикнул в ответ:

– Если бы и всему миру грозило разрушение, я до тех пор не успокоюсь, пока не выполню волю свою над старейшинами еврейскими.

Раби Хуцпит Тургеман

По преданию, р. Хуцпиту в то время было сто тридцать лет, а он и тогда еще был красив лицом, как ангел Божий.

Доложили кесарю о красоте и глубокой старости осужденного и стали просить:

– Жизнью твоей заклинаем тебя, государь, смилуйся над этим старцем!

Спрашивает кесарь р. Хуцпита:

– Сколько лет тебе?

– Сто тридцать лет без одного года, – отвечает старец. – И я прошу тебя: отложи мою казнь до завтра и дай исполниться числу лет моих.

– Но разве тебе умирать не все равно, – удивляется, кесарь, – что днем раньше, что днем позже?

Отвечает р. Хуцпит.

– Я хотел бы еще два повеления Божьи исполнить?

– Какие же это повеления?

– Еще дважды прочитать «Шема», утром и вечером, дважды еще признать над собою власть Единого Бога, Великого и Страшного.

– О, дерзкие! О, неукротимые! – разражается криком кесарь, – доколе вы еще будете уповать на вашего Бога. Ведь этот Бог ваш уже состарился и не в силах больше защитить вас от меня. Кабы не бессилие Его, разве Он давно уже не рассчитался бы со мною за Себя, за Свой народ, за Свой храм, как Он сделал это с фараоном, с Сисарой и со всеми царями ханаанскими?

Слыша такое богохульство, горько зарыдал р. Хуцпит и разорвав на себе одежды, воскликнул:

– Горе, горе тебе, кесарь! Что станешь ты делать в тот день, когда придет Господь, чтобы воздать по заслугам Риму и богам его?

– Довольно препираться со мною этому старику! – крикнул кесарь. – Казнить его!

Р. Хуцпита сперва закидали камнями, а затем распяли!

Р. Ханина бен Хахинай

Вывели на место казни р. Ханину бен Хахиная.

Предание гласит, что всю жизнь свою, с двенадцати и до девяностопятилетнего возраста, он провел в посте.

День, когда его повели на казнь, был канун субботы.

Стоя перед палачами, он приступил к чину «Встречи Субботы».

«И совершены были небо и земля,

И все сонмы их.

И Бог благословил день седьмой

И освятил его».

И едва он произнес слово «освятил», напали на него палачи и умертвили его.

И Бат-Кол возгласил:

«Благо тебе, Ханина бен Хахинай! Ты свят – и со словом «Свят» отлетела душа твоя!»

Р. Иешевав Га-Софер

Когда повели казнить р. Иешевава Га-Софера, ученики стали говорить ему:

– Учитель, что с Торою станется?

– Дети мои, – отвечает он им, – наступает время, когда Тора забыта будет в народе. Недаром злодейское племя это принялось с такой наглостью уничтожать лучшую красу нашу, достойнейших и славнейших среди нас. О, если бы моя смерть послужила уже последним искуплением для всего поколения нашего! Но, увы, я предвижу, что не останется ни одной улицы в Риме, где не валялись бы кости еврейские. О, много, много крови еврейской будет еще пролито этими злодеями.

– Что же следует нам делать, учитель?

– Стойте крепко один за другого, живите между собою мирной и праведной жизнью. Может быть не все еще надежды потеряны.

Спрашивает кесарь:

– Сколько лет тебе, старик?

– Сегодня, – отвечает р. Иешевав, – мне девяность исполнилось. Но еще в чреве матери надо мною произнесен был приговор – и мне, и товарищам пасть от руки твоей. Но знай, кесарь, Господь взыщет с тебя за кровь нашу.

– Сейчас же казните и этого! – крикнул кесарь, – и посмотрим, каковы власть и сила его Бога.

Р. Иешевава сожгли живым на костре.

Р. Элиэзер бен Шаммуа

Повели казнить р. Элиэзера бен Шаммуа.

По преданию, ему тогда было сто пять лет. С детства и до последних дней его никто не слыхал от него легкомысленного или дурногго слова; ни с кем ни разу не выходило у него ссоры. Это был человек величайшей скромности и миролюбия. Восемьдесят лет он провел в постоянных постах.

День, когда его повели на казнь, был Иом-Кипур.

Спрашивают ученики:

– Учитель, скажи, что2 в эту минуту открыто очам твоим?

– Воды потока Шилоах вижу я, и душа каждого праведника погружается в них, чтобы чистою войти в Иешивашел-Маала[175] и слушать там сегодняшнее поучение р. Акибы. И вижу я: для каждого праведника особым ангелом ставится золотой трон, чтобы восседать на нем в чистоте небесной.

Велит кесарь казнить его.

И в эту минуту звучит Бат-Кол:

«Благо тебе, Элиэзер бен Шаммуа! Чиста была твоя душа – и со словом чистота отлетела она в вечность».

Р. Иоханан говорит:

– Горе им, горе народам языческим, ибо нет достаточно грозного искупления для них. Пророк говорит: «Отнятую медь я восполню золотом, железо – серебром, серебро – медью, камни – железом. Чем же могут враги за р. Акибу и его товарищей ответить? Про них и сказано: «И смою кровь их, которая еще не смыта Мною». (Мид. Эл. – Эз.; Р. га-Ш., 23; Санг., 14; Аб. – з., 17; Аб. де-р. Н., гл. 38; Симх., гл. 7)

Р. Меир (Негораи.) Элиша бен Абуя (Ахер.) Берурия

Ремесло р. Меира

Р. Меир был переписчиком св. книг, и чрезвычайно искусным. Зарабатывая три шекеля в день, он тратил шекель на пропитание, шекель на одежду, а третий шекель отдавал в помощь неимущим ученым.

Ученики однажды спросили его:

– Учитель, кто же о твоих детях позаботится?

– Псалмопевец говорит, – ответил р. Меир: – «Я был молод и состарился, но не видал праведника оставленного и детей его просящих хлеба». – Будут дети мои вести праведную жизнь – Господь их не оставит, а если нет, то зачем стану я заботиться[176] о врагах Божьих? (Эх. – Р.)

Священная работа

Р. Меир рассказывал:

– Когда я поступил в число учеников к р. Исмаилу, он спросил меня:

– Чем ты, сын мой, занимаешься?

– Перепискою св. книг, – ответил я.

– Сын мой, – сказал учитель, – будь чрезвычайно внимателен к своей работе: пропустишь одну букву или прибавишь букву – и может произойти переворот в умах во всем мире. (Эрув., 13)

Титан

Видавшие р. Меира во время его занятий св. наукой, говорили, что он пламенным воодушевлением напоминал титана, выламывающего скалы, измалывая их в порошок одну о другую. (Санг., 24)

Из-за чинопочитания

Р. Симеон бен Гамлиель носил титул «Насси», р. Меир – «Хахам», р. Натан – «Аб-бет-дин». В обычае было, что при входе каждого из них все присутствующие в академии вставали со своих мест.

Не понравился обычай этот р. Симеону:

«Недопустимо, – решил он, чтобы между мною, патриархом, и ими не было никакой разницы чинопочитания».

И ввел он новое правило: при появлении патриарха встают все и остаются на ногах, пока он не скажет: «садитесь». При входе аб-бет-дина ближайшие к проходу становятся двумя шеренгами и стоят, пока он не сядет на свое место. При входе же хахама и следовании его к своему месту поднимаются поочередно – передние встают, а те, которые позади, садятся.

В тот день, когда новое правило было введено, р. Меира и р. Натана как раз не было в академии. Назавтра же, придя в академию, видят они – не все встали перед ними, как бывало прежде, и спрашивают:

– Что значит это?

– Так установил, – отвечают им, – р. Симеон бен Гамлиель.

И говорит р. Меир р. Натану:

– Я хахам, ты аб-бет-дин. Придумаем что-нибудь против него. И вот что пришло мне на мысль: потребуем, чтобы он публично прочел лекцию по трактату «Окцин» – предмету ему мало знакомому. Он неизбежно растеряется. Этим мы воспользуемся, чтобы низвергнуть его с патриаршества. И станешь ты патриархом, а я аб-бет-дином.

О заговоре этом проведал р. Иаков бен Карши и решил предупредить недостойное столкновение. С этой целью он поместился рядом с комнатой р. Симеона и принялся громко читать и повторять трактат «Окцин». Слышит это р. Симеон и удивляется, по какому случаю ученик этот взялся за трактат «Окцин»? Не иначе, что там, в академии, задумано против него, р. Симеона, что-то недоброе. Садится р. Симеон и усердно принимается за трактат «Окцин».

Назавтра, когда он появился в академии, раздались голоса:

– Просим раби читать о трактате «Окцин».

Прочитал р. Симеон свою лекцию, а затем обратился к р. Меиру и р. Натану:

– Итак, не изучи я предварительно этот трактат, вы опозорили бы меня перед всей академией?

И приказывает удалить их из академии.

Стали после этого р. Меир и р. Натан поступать так: напишут разные головоломные вопросы и через окна бросают записочки р. Симеону в зал академии. На одни вопросы р. Симеон давал ответы, а на которые он отвечать не умел, р. Меир с р. Натаном сами писали ответы и записки свои снова бросали через окно в зал академии.

Видя то, р. Иосе заявил громогласно:

– Что же это, однако? – Тора – там, на дворе, а мы здесь!

Поневоле пришлось патриарху вновь разрешить им свободный вход в академию. Но при этом он поставил условие, в виде наказания для них, имена их ни с какой галахой в связи не упоминались. С тех пор, вместо «р. Натан говорит», произносили: «одни говорят», а вместо «р. Меир говорит» – «другие говорят».