Плавать с дельфинами - Эрин Пицци

Пандоре было жарко и душно. Большинство лодок и катеров уже возвращались, солнце шло к закату. Пока что Пандоре все нравилось, если бы только не такая жара и не необходимость постоянно напряженно работать. Окто и Бен влили в себя огромное количество текилы, запивая ее пивом. Окто громким голосом рассказывал какие-то истории, время от времени прижимая к себе Джанин, которая спешила ответить на его ласки необычайно страстными поцелуями. Пандора уселась на колени Бена. Он выпил много, хотя, конечно, гораздо меньше Окто. Сама же она только время от времени пригубляла пиво.

— Мне еще надо будет идти с мамой на коктейль к губернатору, Бен, — оправдывалась она. — Поэтому я не могу пить текилу.

Бен ухмыльнулся.

— Слава Богу, мне не надо идти туда. Нас, негритосов, как они нас кличут на Большом Яйце, туда не приглашают. Хотя почему это какой-то там англичанин может мне указывать, что я должен делать, а что — нет. — Бен любил порассуждать на эту тему. На этот раз, правда, его прервал громовой вопль Окто.

Пандора еще с детских своих снов представляла рыб невинными жертвами злой людской воли. Ей не могло даже прийти в голову, что в какой-то момент рыба сможет привести ее в ужас, в самый примитивный, первобытный ужас. Именно такой оказалась реакция Пандоры, когда вдруг гигантское тело вырвалось из волн. Ей показалось, что в длину рыба точно уж была больше их катера. Особый же ужас внушал не столько размер рыбины, сколько застывшая в ее холодных круглых глазах ненависть, жажда сразиться с тем существом, что стоит на пути и мешает добраться до пищи, которая раньше была легкодоступна этому рыбьему владыке в его территориальных водах и которой теперь его почему-то лишали. Рыбина хотела получить вкусную приманку и вполне готова была биться насмерть за лакомый кусочек. Ведь она была, как-никак, голубым марлином — королем Карибского моря, и никакая паршивая лодчонка с упившимся текилой экипажем, состоящим из странно выглядящих двуногих существ, просто не могла помешать ей в достижении поставленной цели.

Бен вскочил со своего кресла и бросился к штурвалу. Рыбина выпрыгнула опять, чтобы с ходу уйти на глубину, но Окто так сильно рванул леску, что сорвал весь маневр марлина. Тот опустился в воду как-то неуверенно, ушел под днище катера. Окто рванул удилище еще раз.

— Держитесь, девчонки! — прохрипел он. — Сейчас он попытается уйти. Это, правда, лучше, чем если бы он попытался протаранить дно нашего катера. Я ему отпущу немного лески.

Рыбина как будто прочла мысли Окто и всплыла бок о бок с катером. Громадный хвост рассекал волны. Пандору охватила паника. Она была уверена, что марлин сейчас утащит их с собой на дно.

Окто разразился страшными ругательствами по адресу неожиданной выходки рыбины. Какое-то время человек и рыба не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Потом, громко пропустив воздух сквозь жабры, рыбина ушла вниз.

— Все, он попался, Бен! Крючок сидит прочно. Он не соскочит. Теперь все дело в том, на сколько у него хватит сил.

По мнению Пандоры, сил у рыбины хватило очень надолго. Марлин снова и снова взмывал в воздух, Окто вновь и вновь выбирал леску. Временами он отдавал удилище Бену, а сам отходил к бортику помочиться. Окто был в своей стихии. Для него все потеряло значение — женщины, Бен, катер, остров, все. Важным оставался только он сам и эта рыбина. Пандора вдруг поняла, что ему было даже наплевать, принесет ли победа над этой рыбиной первый приз в соревновании или нет. Речь шла о большем, о схватке между голубым марлином и человеком, рыбаком. Ставкой в борьбе как для рыбы, так и для человека были не только честь всех их предков, но и достоинство, а то и существование потомства. Происходила одна из битв в череде тех, что начались еще до того, как европейцы начали записывать историю этих карибских островов.

Солнце почти совсем скрылось в море, когда рыбина наконец сдалась. Никто не говорил по этому поводу ничего торжественного. Просто Окто допил последнюю бутылку текилы и произнес:

— Ну, а теперь, мой друг, я приглашаю тебя к себе.

Мускулы его огромных рук страшно напряглись. В плечах что-то хрустнуло, но выдержало. В последний раз острый плавник резанул по волне. Окто подтянул рыбину, привязал к борту катера, и они двинулись в бухту.

Мужчины так устали, что оказались уже неспособны сами отвязать марлина, и предоставили это право толпе желающих, собравшихся на причале. Марлина тут же потащили взвешивать.

— Четыреста двадцать пять фунтов! — заорал Конрад. — Этот самый здоровый!

Пандоре пришлось поспешить, чтобы успеть в гостиницу за матерью.

— Я скоро вернусь, — шепнула она Бену, который в полном бессилии полулежал в пришвартованном катере.

— Беру их на себя до твоего прихода, — успокоила Джанин, — сейчас им надо поспать. Меня и прочих официанток не зовут обслуживать прием в губернаторском доме. По этому случаю они привозят белых девушек с Большого Яйца.

В душе гостиничного номера Пандора смыла с себя запахи рыбы и газолина, надела вечернее платье, поправила прическу.

Моника пребывала в говорливом настроении и вообще была довольна собой. Триш немного облегчила копну ее волос, выстригла все следы прошлого «перманента», что придало лицу матери куда более молодое и доброе выражение.

Вместе они подошли к поместью губернатора, встали в очередь приглашенных, ожидавших возможности приветствовать хозяев коктейля. Губернатор только моргнул глазами с сторону Пандоры, однако подчеркнуто любезно пожал руку Монике, которую этот факт буквально привел в экстаз.

— До сего момента я ни разу не здоровалась за руку с важными персонами, — призналась она.

Пандору же весь вечер разбирала злость. Ей было противно смотреть на этих самоуверенных британских экспатриантов, на то, с каким напыщенным видом они входили в губернаторские покои, жали вялую руку губернатора, кланялись его замухрышке-жене. Она напоминала Пандоре заводную куклу, то и дело повторявшую: «Как прелестно! Да что вы говорите! Как я рада видеть вас, дорогая!»

«Что за фарс! — думала Пандора. — Бездарная уродливая пьеска на колониальные мотивы, разыгрываемая на этом далеком островке». Она слышала все более громкие возгласы широко представленных на коктейле учителей. Их голоса, сначала звучавшие преимущественно в главном зале, быстро расползлись по другим помещениям губернаторского дома. Угощения гостям разносили голубоглазые блондинки, специально привезенные по такому случаю с Большого Яйца.

Как же далеки друг от друга две части населения этого маленького острова, размышляла Пандора. С одной стороны, местные жители, которые привели своих расфуфыренных жен и сами облачились в лучшие платья, тщетно пытались улучить минутку и поговорить наконец со своим губернатором о вполне реальных, насущных проблемах жизни на острове. С другой же стороны, по мнению Пандоры, находились все эти экспатрианты, конечно же, принимавшие лишь на словах участие в осуществлении программ, направленных на повышение грамотности местных жителей, но на практике только дожидающихся завершения своих двухгодичных контрактов, чтобы поскорее убраться восвояси. При этом они обосновывали провал своих преподавательских усилий чем угодно, но только не отсутствием у себя желания преподавать. Обо всем этом Пандора знала от двух учителей, которые действительно ответственно относились к работе. Как раз эти двое на коктейле стояли обособленно, в стороне: прочие представители учительского корпуса откровенно чурались их.