Принц Теней - Рэйчел Кейн

– Мне все равно, – повторил он. – Да простит меня Бог, Бенволио, но для меня в мире не существует ничего, кроме нее, а для нее – ничего, кроме меня. И если я не смогу быть с ней – лучше мне умереть, лучше нам обоим умереть, лучше всему миру умереть – и нашим мечтам вместе с ним. Ты понимаешь? – Он очень хотел, чтобы я понял, но я видел перед собой человека, который болен лихорадкой и бредит. – Я не позволю ничему встать между нами. Ничему и никому. – Он набрал воздуха в грудь. – Мне не хочется этого делать… но если ты собираешься выдать меня – я выдам тебя первый. Думаю, что герцог сделает много для того, кто поможет ему найти Принца Теней.

Я не мог в это поверить. Он же был моим кузеном, моим братом, мы же были связаны с ним неразрывными узами… но на его лице я прочел решимость, а в глазах его была мука. Он не мог говорить это всерьез – и все же он не блефовал.

Я долго смотрел на него молча, очень долго, а потом сказал:

– Ты сошел с ума.

На лице его мелькнула тень улыбки, но только слабая тень.

– Если это безумие – тогда я лучше умру безумцем, чем буду жить в здравом уме.

Я вышел из его покоев и отправился к себе. Мне было холодно и плохо, во рту появился какой-то горький железный привкус. Когда Бальтазар начал помогать мне раздеться, я обнаружил, что моя одежда промокла от пота. Бальтазар зацокал языком, беря ее в руки.

– Это просто удивительно, что вы еще не умерли от лихорадки, хозяин, – сказал он. – Ведь по ночам такие туманы. – Он взглянул на мое лицо внимательнее и нахмурился. – Хозяин?!

Я покачал головой, и он схватил теплый халат и закутал меня в него. Меня все еще бил озноб.

– Мне нужно написать письмо, – произнес я. – Я не смогу доставить его сам. Могу я рассчитывать на тебя?

– Разве я когда-нибудь подводил вас?

– Никогда, – кивнул я и сел за письменный стол, придвинув к себе перо и бумагу. Я быстро написал письмо, промокнул чернила, сложил листок и запечатал сургучом, но не стал ставить печать Монтекки, а потом отдал письмо Бальтазару.

Он взглянул на него, потом на меня, подняв брови. Я не написал имени адресата – ни внутри, ни снаружи.

– Розалина Капулетти, – проговорил я очень тихо. Его брови взлетели еще выше, но он ничего не ответил, только кивнул. – Только будь очень, чрезвычайно осторожен.

– Предоставьте это мне, – сказал он. – Вы ждете ответа?

– Надеюсь, – произнес я, хмурясь. – Надеюсь, что жду.

ПИСАНО РУКОЙ БЕНВОЛИО МОНТЕККИ, ПЕРЕДАНО БАЛЬТАЗАРОМ, ЕГО СЛУГОЙ, ОТЦУ ЛОРЕНЦО ПЕРЕД ЗАУТРЕНЕЙ И ЗАТЕМ ОТДАНО РОЗАЛИНЕ КАПУЛЕТТИ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ

От вашего брата во Христе.

Я глубоко обеспокоен судьбой вашей младшей кузины, чья преданность Господу Богу сильно пошатнулась. Я боюсь, что она может находиться под влиянием того, кто сбивает ее с пути истинного. Умоляю вас, следите за ней внимательно и постарайтесь вернуть ее в лоно Церкви и семьи. А я в свою очередь постараюсь вернуть туда своего заблудшего брата.

Действуйте же с Божьей помощью и любовью… и с моей тоже.

ПИСАНО РУКОЙ РОЗАЛИНЫ КАПУЛЕТТИ, ОТПРАВЛЕНО БЕНВОЛИО МОНТЕККИ, ОТНЯТО ТИБАЛЬТОМ КАПУЛЕТТИ У ЕЕ СЛУЖАНКИ.

НЕ ДОСТАВЛЕНО

От вашей сестры во Христе.

Увы, ваше предупреждение пришло слишком поздно, потому что я нахожу, что истинная вера моей кузины уже безнадежно испорчена и опасная ересь пустила уже слишком глубокие корни в ее душе. Никакие мои слова и убеждения не могут поколебать ее в этом заблуждении, хотя она и осознает опасность, которая угрожает ее бессмертной душе.

Умоляю вас, сделайте все возможное, чтобы этот лжепророк не мог продолжать смущать ее чистую и доверчивую душу. Я не могу доверить это письмо святому отцу – он близко общается с моим братом, ради моего спокойствия, и может не передать письмо вам. Умоляю вас, сделайте все, что можете, чтобы предотвратить беду. А я не могу сделать ничего, кроме как молиться, чтобы вам это удалось.

Будьте осторожны и да хранит вас Господь, любимый мой брат во Христе.

Если бы я только подумал о письме и отцу Лоренцо тоже… письме, в котором объяснил бы в нескольких словах всю опасность, – все могло бы сложиться совсем иначе…

Но это была моя ошибка, мой грех, больше ничей.

Ромео не пускал меня в свои покои весь следующий день, но я думал, что он просто заперся там и сидит – его слуга клялся мне, что так и есть. А потом последовал вызов мне от бабушки немедленно явиться к ней – и я понял, что что-то произошло. Что-то пошло не так. Очень неправильно.

Я вошел в эту геенну огненную, где невозможно было дышать от жара натопленной печи, и увидел бабушку, которая куталась в одеяла и грелась у пылающего очага. Я был удивлен, увидев там же и мою матушку, и не только ее: рядом с бабушкой с крайне недовольным видом восседала Вероника, моя сестра. Она была почти замужем, и я искренне надеялся, что мне больше не придется общаться с ней до свадьбы. Ну, по крайней мере, она страдала от жары не меньше, чем я, хотя и пыталась сохранять изящество и достоинство – что довольно трудно, когда волосы слипаются от пота, а по лицу пот течет, словно слезы оплакивающей мужа вдовы.

А вот матушка моя не потела, хотя ее лоб чуть поблескивал. Она сидела спокойно, сложив руки на коленях, и смотрела на меня с тревогой.

Я поклонился ей, бабушке, а Веронике слегка кивнул.

– Встань сюда, – сказала бабушка. Она была бледна и дрожала, и вообще была похожа на полутруп, но глаза ее пылали жестоким властным огнем. – Где твой кузен?

– В своих покоях, – ответил я и очень быстро догадался, что ошибаюсь. Но не показал вида, потом что любое проявление слабости в этом логове льва могло иметь фатальные последствия. Боже, должно быть, в брюхе у дьявола и то не так жарко. Из угла нерешительно выступила служанка, глаза ее были опущены и вид она имела очень испуганный. Дрожащие руки она сцепила замком перед собой.

– Скажи ему, – велела бабушка.

Служанка бросила быстрый взгляд на мою мать, та ободряюще кивнула.

Облизав пересохшие от волнения губы, она заговорила дрожащим голосом, очень тихо:

– Умоляю простить меня, синьор, но я занимаюсь ночными вазами… я их опорожняю и мою… и… и когда я пришла, чтобы забрать ее… юного хозяина Ромео там не было.

– Но его слуга клянется, что он внутри. Ты, наверно, просто не видела его.

– Нет, синьор, я… – Она снова облизнула губы и сделала глубокий вдох для храбрости: – Ночная ваза была у него под кроватью, как всегда. И мне пришлось пройти через всю комнату. Его не было там.