Пурпурный занавес - Всеволод Глуховцев

– Ну и прекрасно, – подмигнул Коля и сделал вид, что как бы невзначай вспомнил. – Да, кстати! Я слышал не слишком приятную новость: будто бы ваш коллега Ягодкин…

И многозначительно умолк.

Барков сразу нахмурился, улыбку как ветром сдуло.

– Есть такое дело, – вымолвил нехотя. – Пошел вразнос. Такое учудил… Ну да уж вы наверняка знаете. Короче говоря, загремел бедолага к тем, кого ненавидит всеми фибрами своей больной души…

Здесь он подумал, пожевал губами и продолжил:

– Мы все желали ему только добра. Но здесь – вы как специалист, понимаете меня – здесь проблемы пошли уже на уровне подсознания, и несть им числа… Поначалу ему чудились враги вокруг него – будто за каждым его шагом следят агенты ФСБ, психиатры и, представьте себе! – мафия… Потом он как-то мне признался по большому секрету, что якобы кто-то залез ему в мозг и скачал всю информацию из подсознания – представляете?! После этого он и сбрендил окончательно, обвинил нас во вражьих умыслах, предательстве… всех смертных грехах, короче говоря.

– Подсознание? – Николай постарался сказать это равнодушно, незаинтересованным тоном, – да уж… У него, очевидно, шизопараноидальный бред. А там это частенько встречается. Да, собственно говоря… подобные тенденции и в пределах нормы частенько бывают. Психической нормы, я имею в виду.

– Да-да! – оживился Барков и, подавшись к собеседнику, таинственно поведал. – Вообще-то я и сам испытывал нечто в этом роде. А в последнее время и у меня появилось странное ощущение… Так что, кто знает, может быть, Роман не так уж и неправ?..

Он как-то растерянно пожал плечами и смолк.

Николай же улыбнулся беззаботно:

– Ну, я думаю, это от умственного переутомления. Вы много работаете в последнее время?

– О-о!.. – Барков только глаза закатил.

– Ну вот, видите. Кстати… извините уж за любопытство, но это профессиональное: что за странное ощущение, о котором вы было начали?

Писатель заметно помялся – говорить, мол, не говорить… Решился:

– Да понимаете… как бы чужое присутствие, что ли. Ну, словно кто-то… владеющий всякими там паранормальными техниками, что ли… стремится проникнуть в душу мне.

– Сны? – коротко спросил Николай.

– Да, и во снах тоже. Н-ну, и наяву… Иной раз, когда иду по улице, так и хочется оглянуться, словно кто-то сзади…

И сказав так, он, в самом деле, нервно оглянулся.

– Ну, это пустяки, – постарался успокоить литератора Гордеев. – Малоприятно, конечно, но ничего страшного. Вы ведь, если я не ошибаюсь, мистику пишете?

– Да уж, – кивнул Барков кисло. – Чернуха голимая. Зато берут…

– Вот видите. Вы же натура творческая, психика у вас тонкая, легковозбудимая. А посочиняй-ка эдакое!.. И я вам как специалист, говорю: забросьте-ка вы всё на недельку, махните на природу, лучше с подругой, да и загудите там во все колокола.

Барков вновь просиял:

– А ведь это идея! Пожалуй, так и сделаю. Да не только с подругой! Соберу компанию – всех наших, и ломанемся ко мне на дачу… Приглашаю и вас, Николай!

– Премного благодарен, – шутливо поклонился тот, – я ведь не откажусь.

– Вот и ладушки, – Барков заторопился, протянул руку, – ну, побегу. Я вам позвоню, телефон ваш у меня есть, в прошлый раз записал. До встречи!

– До встречи.

Николай проводил взглядом ладную фигуру писателя и многозначительно приподнял брови.

Та-ак, – подумал он. Совсем интересно. Эк ведь их расколбасило всех… Ну и кто следующий? Шарапов?.. Ягодкин?.. А хотя тот ведь в дурдоме закрыт.

А Барков любопытная штучка, очень даже любопытная. Психика неустойчивая, это ясно, как из пушки. Переход от радости к нервозности и обратно – мгновенный… Н-да, вообще эти чёртовы мистики что-то почуяли, хотя возможно, и сами того не осознают – а это значит, что визиты в их подсознание не остались незамеченными. Но впрямую… нет, кажется, нет. Если только Глухаревский?..

Ладно, не будем метать икру раньше срока. Надо Марине позвонить!

Он набрал номер регистратуры.

– Да-а? – проскрипел незнакомый старушечий голос.

– Алло, здравствуйте. Педиатра Строкину можно к телефону? Что? Строкину, говорю! Побыстрее, пожалуйста, я по сотовому… Что? Занята, приём у неё? А, спасибо. Нет-нет, не надо, ладно, я сам потом… Что? Кто звонил? Штирлиц звонил, всего хорошего.

Николай и сам понял, что сострил по-дурацки, но уж что сказано, то сказано.

В этот момент клиенты вытащили из кузова последнюю вещь.

– Товарищ водитель! – окликнул Николая один. – Вы как работаете, за так или за бесплатно?

Тоже остряк, мать твою.

– За бесплатно при коммунизме будем, – буркнул Николай.

– А правда, – подхватил тот, – что при коммунизме товары можно будет заказывать по телефону?

– Правда, – в тон ему ответил Гордеев. – Только выдавать их будут по телевизору…

Принял от этого юмориста наличные, пересчитал, убрал во внутренний карман куртки, кивнул на прощанье и поехал. Пора домой и за Мариной.

Разговор с Барковым поднапряг его, он и думать забыл о том, что маньяк должен нанести сегодня свой тринадцатый и вероятно, последний удар. Почувствовал, что устал. Решил, пока есть время, сгонять домой, чайку хлебнуть, вздремнуть чуток.

Чайку-то попил, но, пристроившись на тахте, вдруг почувствовал, как нечто из глубин сознания близится к нему, норовит само вторгнуться в сон… Этого ещё не хватало! Так и спать толком не будешь. Николай сердито сосредоточился – неведомое слиняло.

Ага. Боишься, сволочь, – с удовлетворением констатировал он и спокойно заснул.

Проснулся внезапно, как от тычка в бок. Глянул на часы: мать честная! Проспал. Без пяти семь!..

Сорвался в ванную, плеснул в лицо холодной водой, растёрся полотенцем так, что щёки запылали.

Так. Ключи, права, телефон. Всё?.. Деньги. Сунул наспех в карман. Теперь всё.

И тут в дверь позвонили. Тьфу ты, как не вовремя!

Николай чертыхнулся, напялил ботинки.

– Иду! – и распахнул дверь.

На пороге торчал Василий.

Вот ещё кого не хватало!

– Здоров, сосед. Извини, спешу, – Николай вышел, не слишком церемонно оттеснив пьянчугу в коридор. – Что хотел?

– Да я… – замялся Вася. – Тут такое дело…

– Если насчёт взаймы – пардон, – сразу взял быка за рога Гордеев. – Сам на нуле.

– Да ну! – Вася аж осерчал. – Я по другому…

А по другому – значит, опохмелиться. Так понял Николай и отсёк и этот заход.

– Слушай, время – край! Опаздываю, – он захлопнул дверь. – Потом, ладно? Вечером. Пока!..

И кинулся бегом, без лифта.

– Колян! – отчаянно донеслось сверху. – Да постой ты! Да стой!..

Но Гордеев уже был далеко.

Что торопился – правда, не соврал. Звонить не стал: больше времени потеряешь. Прыгнул в «Газель», не прогрел толком, машина рыпнулась, заглохла. Николай пустил матом: щелчок по шофёрскому самолюбию. Вновь завёл, придавил газ крепче, помчался к клинике.