На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

Чтобы пережить учебу в горнопромышленном училище, Фрэнк одолжил некоторую сумму у своего брата Рифа, который в те дни, как было известно, добывал быстрые деньги из воздуха.

 —  Не знаю, когда смогу их вернуть, старина Рифер.

 —  Когда бы это ни произошло, если я к тому времени буду еще жив, это уже будет для меня достаточной компенсацией, так что не волнуйся.

 Как всегда, Риф не обдумывал всесторонне, что он говорит, фактически он считал невозможным представить любой вид будущего, в котором смерть можно предпочесть жизни. Часть того же отношения к жизни «пока жареный петух не клюнет», позволявшего ему выигрывать в азартных играх. Или выигрывать достаточно. Или он думал, что именно поэтому.

 Однажды Риф появился в Голдене, как всегда, из ниоткуда, и увидел, что Фрэнк уткнулся в учебник металлургии.

  — Мне нужно пойти по делам, дела романтического толка, ничего слишком сложного, хочешь пойти со мной?

 — Куда? А как я сдам этот экзамен?  — размахивая страницами учебника перед братом для пущей убедительности.

  — Ну, ты выглядишь так, словно тебе пора сделать перерыв. Почему бы нам не съездить в Касл-Рок в тот луна-парк и не выпить по парочке бокалов пива.

Почему бы и нет? Фрэнк не знал, что возразить. Следующее, что он осознал  — уже снова день, Риф все уладил с профессором, и они направляются в Неваду.

   После того, что показалось неделей в поезде:

   — Зачем я тебе снова понадобился?

 —   Прикрыть мою спину.

   — Она настолько опасна?

 — Да. И она  — не единственное, что нас там ждет,  — после нескольких медленно катящихся смен пейзажа.  — Тебе там понравится, Франсиско, а что  — там церковь, школа, немало этих восточных вегетарианских ресторанов...

   — О, я найду, чем заняться.

   — Только не хандри.

   — Думаешь  — я хандрю, я не хандрю из-за этого, как ты мог так подумать?

   — Не знаю, на твоем месте я бы хандрил.

   — Риф, ты не отличаешь свое сердце от ленты на своей шляпе.

 — Скажем так: у каждого должен быть человек, которого ему хочется заставить хорошо выглядеть, и в данном случае  — это ты.

 —  Конечно, но, минутку... кто заставляет другого выглядеть хорошо?

 Они определенно проезжали какой-то другой мир, сон наяву. Мокрые солончаки под дождем, нет горизонта, горы и их отражения-миражи, словно черепа древних животных, усыпанных блестками... иногда можно было увидеть, что все пространство до земного горизонта превратилось в арку. Идущие на восток бури, похоже, несли с собой снег, метали гром и молнии, а туман в долине был того же цвета, что и снег.

У здания вокзала в Ночесите были гладко оштукатуренные абрикосовые стены из камня блестящего оттенка серого  — вокруг железнодорожного терминала, его пакгаузов и механических цехов вырос город, жилые дома и коммерческие здания, пунцовые, серо-зеленые и цвета беж, в конце центральной улицы возвышалось огромное заведение азартных игр, чьи бирюзовые и малиновые электролампы горели всю ночь, а также весь день, поскольку заведение никогда не закрывалось.

Здесь были ледники и комнаты для игры в бильярд, винотека, буфет и столовая, картежные салуны и такерии. Вдали от всего этого жила Эстрелла Бриггс, которую все называли Отбившаяся Стрэй, она жила в верхних этажах здания, некогда бывшего фамильным дворцом горнопромышленника, в те годы в этих краях начались первые большие забастовки рудокопов, теперь это было смутное незаконное убежище для тайной жизни, не окрашенные заново деревянные стены возвышались на фоне неба, этим утром предвещавшего бурю. Ступеньки с улицы в дом были покрыты гофрированной снегозащитной черепицей. Бар-ресторан на углу цокольного этажа остался здесь со времен бума, предлагая дешевый шведский стол, опилки на полу, основательный фарфор, ароматы стейков, котлет, оленины по-чилийски, кофе и пива, деревянные панели обшивки стен, старые столы на козлах, бар и высокие барные табуреты. В любое время в заведении шумели работники игровых залов, у которых был перерыв, великодушные победители и не умеющие достойно проигрывать неудачники, коммивояжеры, авантюристки, стукачи и шулера. Подземный чертог почти напоминал бассейн какого-то курорта с горячими источниками, там было так прохладно и сумрачно, что вскоре вы забывали о пустыне, которая возвращалась, как только вы выходили отсюда...

 Стрэй, как оказалось, была действительно богата. Не просто выглядела богатой  — это была какая-то невозмутимость и мечтательность, которую нельзя было не заметить сразу же, а остальные жители округи были кем угодно, только не богачами. Комнатами в верхних этажах правила бессонница. Это оказалась неделя схождений в одной точке. Все, кроме Стрэй, уже почти обезумели, неожиданное появление Рифа и Фрэнка стало еще одной проблемой. А еще были бывшие приемные родители ее подруги Сейдж из давних времен  — мормоны, «священные договоренности» напомнили о проблемах ее матери с этими людьми, обещание Сейдж принять веру, ее последний кавалер, и, может быть, даже другой экс-кавалер, который мог или не мог тоже внезапно появиться, или даже уже был в городе, а еще  — новые факторы, казавшиеся не столько личными, сколько  — почти общественными, группа утвердившихся в вере «друзей»  — скажем, в стиле официальном, возможно, даже в стиле офиса шерифа: «друзья» новоиспеченные, а не эти Мормоны, но не менее требовательные к девушке, обеспокоенные, фактически, в отчаянии от того, что она в безопасности и замужем, они буквально окружили бы пару, словно принуждая к выбору и не позволяя сделать другой...Фрэнк быстро понял, что Стрэй когда-то поссорилась с его братом и Риф ушел, но теперь раскаивается, и Фрэнк ему нужен был только для того, чтобы оттенять его мускулистость. Наверное. Казалось, он практически не знал на самом деле, что делает, и собирался консультироваться с Фрэнком. Словно два невежественных пропойцы окажутся умнее, чем один.

 — В любом случае  — мило, что ты удосужился мне рассказать.

   — Фрэнк, познакомься, это Стрэй.

 — Охохо,  — подумал Фрэнк.

 — Дурачок в семье,  — представился он,  — падаю на хвост, если срочно нужно кого-то обслюнявить или что-нибудь в этом роде.

 В любое время две-три девушки упаковывали или распаковывали вещи, только что вернувшись из поездки или собираясь уехать, так что была одежда только что купленная и еще ни разу не надетая, выкройки для шитья и обрезки ткани, провизия в консервах, стеклянных банках или мешках  — всё разбросано по комнатам. Никаких признаков женской аккуратности здесь не наблюдалось. Но все эти подружки с двухъярусных кроватей  — он никак не мог разобраться, сколько их и как их всех зовут  — были достаточно приятны, сразу пустили Фрэнка на кухню, а со временем  — и в кладовку, выделили ему одну из дюжины пустых кроватей, он не мог сказать с уверенностью, относятся ли они к нему без опаски  — ведь он был братом Рифа. Который готов был защитить Стрэй, если кто-то странно на нее посмотрит. А еще существовала вероятность того, что Стрэй и Сейдж сдадутся и спешно покинут город, если ситуация с кавалерами усложнится.

 Один из этих не очень ожидаемых молодых джентльменов, Купер, когда все-таки неожиданно приехал, оказался застенчивым блондином ростом примерно семь восьмых от того, что ожидалось, с приятным лицом, кроме того, что что-то не то было с его верхней губой  — он загибал ее зубами, словно защищая, будто в его прошлом была какая-то травма, достаточно давно для того, чтобы эта защитная привычка развилась и установилась. Он не заходил в дом, сидел верхом на своем черном с золотом «Харли Дэвидсоне» с белыми резиновыми шинами и латунной фарой, излучавшей свой небесно-голубой свет на прохожих  — несмотря на свою безразлично загнутую губу, Купер им так улыбался.

 Купер припарковался со своим агрегатом через дорогу, Фрэнк, пытаясь быть любезным, пошел туда, чтобы на них посмотреть:

 — Как твои дела?

 Крохотный головорез на транспортном средстве кивнул, отведя фару в сторону.