На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

   — Говорят, с юга надвигается ужасный шторм,  — сказал Найджел.

 Только по прибытии в Англию они узнали о разрушительном урагане, который обрушился на Галвестон через день после их отбытия  — скорость ветра 135 миль в час, город под водой, шесть тысяч погибших.

   — Мы убрались как раз вовремя,  — сказал Найджел.

   — Да, нам ужасно повезло.

   — Да, но посмотри на Льюиса  — у него развилась неврастения.

   — В чем дело, Льюис?

   — Начнем с того, что шесть тысяч человек погибли,  — сказал Льюис.

  — В Индии это происходит постоянно,  — ответил Найджел.  — Таков мир, в конце концов.

 — Да, Льюис, где бы ты ни жил до того, как эта страшная бомба принесла тебя к нам.

 В конце концов, Вебб Траверс направился к десятнику выработки «Литл Хеллкайт». Вейкко и его братки-олухи устроили ему вечеринку, и, как всегда, это напомнило ему, что питье всю ночь картофельного спирта  — развлечение не для всех. К счастью, еще не было снега, иначе повторилась бы прошлая зима, когда он позволил финнам уговорить его надеть пару лыж и пойти за Контрабандистом в огромное полуразрушенное здание, известное как Большой Слон  — он до смерти испугался, как любой человек в здравом уме, и все присутствовавшие с облегчением вздохнули, когда он безопасно упал на снег, не сломав себе ни одну кость и не поскользнувшись.

Казалось, сейчас он мог найти общий язык с кем угодно, кроме двух женщин из его собственной семьи, которые должны были быть для него важнее всех, словно его место сейчас было с парнями, находившимися в бегах, словно шансы снова встретиться были выше здесь, чем в домашнем интерьере. Когда он заглянул в дверь, всё быстро пошло наперекосяк. Лейк ушла и не вернулась. Он подождал сутки, и, наконец, перед третьей сменой, она показалась во тьме с пачкой долларовых купюр.

   — Где ты была, мисс? Где ты это взяла?

   — В Силвертоне. Поставила на бой.

  — Из каких средств?

   — Копила деньги  — стирала белье.

   — И кто там снова дрался?

   — Пожарный Джим Флинн.

   — И с кем?

   — Энди Маллой.

 —  Оставь это, дитя, послушай, на боях Энди и, тем более, его брата Пэта золотых монет не заработаешь. Его бой с пожарником  — самое большое в мире несоответствие, может быть, придумаешь какую-нибудь историю получше?

   — Я перепутала, мексиканец Пит Эверетт.

  —  С кем ты там была?

  —  Рика Треморн.

   — Девочки Флорадоры. Ее родители об этом знают?

Лейк пожала плечами:

 — Думай, что хочешь.

Опустила лицо, отвела взгляд, словно в каком-то непередаваемом горе, никак не сочетавшимся с тем безоблачным видом, который привлек его на первых порах.

 — Дитя бури,  — почти шепот на общем уровне шума.

Отчаянный взгляд на его лицо. Словно она была одержима чем-то, что знала и чего боялась с тех пор, как вещи получили имена.

 —  Па, что, черт возьми, это значит?  — она хотела, чтобы ее голос звучал более уверенно, но сейчас она была напугана, увидев, что он отворачивается от нее к кому-то другому...

 —  Посмотрим, как долго ты сможешь одна продолжать забастовку. Дитя бури. Ладно. Пусть чертова буря защищает тебя.

 О чем он говорил? Он не смог бы объяснить, хотя здесь не было ничего таинственного. Не так давно во время смены в Лидвилле на холодном штормовом, словно зимнем, ветру, с никогда не прекращавшимися молниями... он четко увидел ее юное лицо, то, как неистовый ветер развевает ее почти белые струящиеся волосы, обрамляющие маленькое лицо, словно это тот самый ветер, хотя в маленькой лачуге не было ни малейшего сквозняка. Под черным небом апокалипсиса. Он почувствовал что-то в хребте, словно знак, что его скоро ударит молнией.

 Только позднее он понял, что это страх. Страх перед этим привидением женского пола, которое, кажется, еще вчера чумазой замарашкой кривлялось у него на коленях.

  — Ты сошел с ума, па?

  —  Здесь не приют для шлюх.

Во все горло и почти дрожа от удовольствия осознания того, что он не мог ничего сделать для того, чтобы это остановить. В равной мере ему нравилось и обвинять.

  — Приют? Кому когда ты предоставил приют? Ты не можешь дать приют собственной семье, ты не можешь найти приют даже для себя, жалкий сукин сын.

  — О! Отлично, вот именно…

 — Он занес сжатую в кулак руку.

 Мэй как раз собиралась закурить трубку, ей пришлось ее отложить и снова притащить свои старые кости на родео:

  — Вебб, пожалуйста, попридержи лошадей, Лейк, объясни всё толком. Разве ты не понимаешь  — она не сделала ничего плохого.

 —  Была в Силвертоне неделю, вернулась с деньгами, которых хватит на год аренды, жена, над чем мне здесь прикажешь посмеяться? Похоже, у нас тут дебютантка Блэр-Стрит.

Он пустился за ней вдогонку, Мэйве пришлось взять совок, и, в конце концов, они по разным причинам наорали на нее, чтобы она убиралась из дома. В этом вопросе она была с ними полностью согласна.

  —  Я такая плохая,  — повторяла про себя она, но не могла в это поверить, пока снова не оказалась в Силвертоне, где плохая девочка смогла обрести себя, словно вернулась домой, к своей настоящей семье. Просто маленькая сетка улиц на зеленой равнине под горными пиками, но для порока это был один из величайших магаполисов на земле Дрожь Иисуса. Шестьдесят или семьдесят салунов и двадцать борделей только на одной Блэр-Стрит. Выпивка-азартные игры-совокупления двадцать четыре часа в сутки. Отмена? Какая отмена? Она курила опиум с китайцем, который приходил стирать белье девочек. Ее использовали иностранцы из далеких заморских краев с опасными вкусами, а также  — отечественные американские растлители детей, насильники жен, республиканцы  — сложно было сказать, кому  — ей или Рике  — было более всё равно, с кем подниматься наверх. Они как-то скользили сквозь эти ночи, словно под сверхъестественной защитой. Они научились не встречаться взглядами, потому что тогда они обязательно начинали смеяться, и у некоторых посетителей это вызывало приступ ярости. Иногда они просыпались в маленькой тюрьме и слышали обычные проповеди всегда нахмурившейся жены шерифа. Так продолжалось до тех пор, пока не начинало ощущаться дыхание зимы и перспектива падения снега с крыш не заставляла всех дам на бульварах осуществлять сезонные перестановки.

Однажды Лейк вернулась в лачугу, чтобы забрать некоторые свои вещи. В доме эхо заброшенности. Вебб был на смене, Мэйва ушла по повседневным делам. Все ее братья давно разъехались, больше всего она скучала по Киту  — они были самыми младшими, им было присуще некое своенравие, тоска по невообразимой судьбе, или, возможно, всего лишь упрямое нежелание примириться с повседневной жизнью других.

Она представляла, как берет динамитный патрон и поджидает Вебба однажды на дороге. Бросает патрон в него, сама остается невредимой, словно в колыбели  — в нише отвесной скалы, а он  — крохотный, незащищенный, далеко внизу. Вставляет детонатор, поджигает бикфордов шнур и отправляет динамитный патрон в долгое виражное пике, он оставляет за собой след из искр, падает из зоны солнечного света в зону теней, и старый сукин сын будет стерт в осадок из грязи, камней и пламени, в глубокий раскатистый крик смерти.

Мэйва знала, что она там. Может быть, ее покупные духи, может быть, что-то не на своем месте, может быть, она просто знала. Ей было ясно одно  — нужно попытаться спасти хотя бы одного из своих детей.

  — Вебб, я взялась за нее. Понадобится больше времени.

  —  Отпусти ее.

   — Как я могу оставить ее там, во всем этом?

  —  Ей почти двадцать, она уже способна, черт возьми, о себе позаботиться.

   — Там война, никто ничего не может сделать  — только уйти с дороги.

   — Она в тебе не нуждается, Мэй.

   — Это в тебе она не нуждается.

   Они посмотрели друг на друга, смущенные.

 —  Конечно, вперед. Это будет целая чертова игра в покер. Я тут присмотрю за хозяйством, не то чтобы я не знал, как это делается. Вы там со шлюхой прекрасно проведете время.