Великая тайна Фархелема - Юрий Леляков

— А это не шутка, — согласился Донот. — Получается: человек не мог знать то, что знает, не мог сделать то, что сделал! А если серьёзное расследование… Как в моём случае: воспламеняющиеся материалы в школу носить нельзя — а теперь объясни, как это из твоей одежды вырвалось пламя? Объясни — если подобных проявлений, согласно закону, не существует! Как свидетельства, доказательства — не принимаются! И понятно почему: загадочные, малоизученные… Но я с этим живу!.. Или — как в случае чего объяснить им: откуда знаешь то, что «естественным» образом знать не мог? Сразу думают: подслушал разговор, вскрыл чужое письмо! Хотя этого и в мыслях не было! Вот вам — законы, одинаковые для экстрасенсов и неэкстрасенсов, вот их справедливость…

— А сама ответственность? — снова с внезапной смутной тревогой ответил Джантар. — «Меры возмездия» исходят из того, что человек — почти животное, которое надо запереть в клетку и приспособить к примитивной работе? Не обращаются к его разуму, совести, доказать, в чём неправ — просто помещают в условия, вряд ли достойные и животного! А обставлено внешне: «Именем страны, именем народа…» Человек, может быть, годы жизни теряет за минуты ожидания, пока дослушает даже оправдательный приговор — а им что, главное — соблюсти своё величие, показать, насколько они выше тех, чьими судьбами играют! Особенно много думаю именно в эти дни… — признался Джантар. — И явную свою ошибку всегда сумеют представить как высший акт справедливости; но и если всё формально правильно — человек расплачивается куда тяжелее реальной вины, несёт ущерб, какого сам никому не нанёс! А если ошибка и обнаружится — разве сами расплатятся той же мерой? Хотя тут — и не врачебная ошибка в без того критической ситуации, когда любое возможное решение содержит долю риска! «Судебная ошибка» — когда кто-то врывается в жизнь другого человека и ломает её потому, что неспособен разобраться в чьих-то грехах без ущерба для ни в чём не повинных людей, а ему нельзя ответить тем же: он «исполняет свой долг»… на службе идее равенства всех перед законом! И служит — сам поставленный столь выше всех, чьи судьбы решает, но чьих проблем не обязан понимать…

— А на особое отношение претендуют, мол, люди безнравственные, стремящиеся сами встать выше всех, — добавил Лартаяу. — Хотят пройти напролом через благополучие и стабильность общества к своим целям… Например — кто может умереть, если не примет вовремя лекарство; или — из-за травмы не может принять позу, удобную для обыска? Этим он — уже враг идеи равенства всех перед законом? А против него — все права применить силу, оружие! И готовое оправдание: не подчинился, стал что-то требовать… Как не начать ненавидеть тех, под чью неполноценность это так устроено?

— Ты почти повторяешь ход моих мыслей позавчера вечером, — признался Джантар. — Хотя разве мы одни думаем об этом? Опять времена поисков: куда идти обществу, по каким законам жить, как быть с теми, кто не воспринял благодеяний…

— А их, наоборот, ещё жалеют: бедные, слабые, не повезло в жизни… — не мог успокоиться Лартаяу. — Хотя вот нам всем — очень повезло? Но наши истории для газетных излияний не годятся: не о ворах, не о нищих… Зато их голодное и холодное воровское детство — чуть ли не высокая трагедия! Будто пережили что-то ужасное, и вообще у них была воля к достойной жизни, а не те же банды и бродяжество — их естественная среда…

— А неспокойно на душе, если на ум приходит такое, — как бы от имени всех призналась Фиар. — Хотя с нравственной точки зрения мы всё делаем правильно…

— Но так воспитывают человека общество и законы, — ответил Лартаяу. — Надо всегда только верить, ждать, и бояться задать лишний вопрос. В этом — высшая справедливость, этим все одинаковы для закона. Верить кому-то — и знать, что тебе не верят, что-то скрывают, и лишь заняв какую-то особую должность, наконец получишь доступ к тайнам… А до того надо пройти свой путь, как остальные — чего-то не зная, не представляя, и даже боясь спросить? И человек с таким прошлым будет определять стратегию общества, решать чью-то судьбу, подсчитывать оставшиеся ресурсы планеты, давать указания, что ещё засекретить от кого? И тот потом, пройдя посвящение в тайну, с ужасом поймёт: все прежние планы идут прахом — реальность не на, что представлял? И кажется, сколько уже говорили об этом! Пора прекратить мучиться всё теми же сомнениями…

— И всё равно сомнения есть, — снова призналась Фиар. — Хотя как будто не в этом. Но тогда в чём же…

— Честному человеку странно и непривычно идти против закона, общества, — попытался объяснить Лартаяу. — Даже когда общество само нечестно с ним — а он чист перед своей совестью…

— А я ещё подумал… — начал Джантар. — Никакие законы не предусматривают возможности кризисов, радикальных перемен. Создаются как что-то незыблемое и вечное… А потом, рано или поздно, опять то же самое: власть не контролирует ситуацию; должностные лица ведут себя как сумасшедшие; рядовой гражданин не знает, кому верить, что делать; невозможно уже соблюсти присягу, выполнить инструкции… И это известно из истории — но человечество продолжает жить по законам, через которые в стабильные эпохи удобно управлять обществом, изображая всеведение, всепредвидение и всемогущество. Хотя потом, в нестабильную — эти же законы могут не оставить выхода, чтобы не оказаться виновным. А причины… Наверно — в инстинктах. Кто-то хочет быть самым главным вожаком стада, контролирующим абсолютно всё…

— А расплачиваются конкретные люди, — согласился Лартаяу. — За то, что кому-то удобнее загнать сложность человеческой деятельности в рамки животных моделей поведения…

— Но если так рассуждать — к чему вообще придём? — в голосе Фиар вновь прозвучал протест. — То инстинкты, это инстинкты… Где же разум?

— Там, где не хотят жить только по инстинктам, — ответил Лартаяу. — Хотят — как люди, а не дикие животные…

— И всё же хочешь сказать: по признаку соотношения древних и новых, животных и чисто человеческих программ поведения — различаются не только отдельные личности, но народы, расы и культуры? — с явным несогласием переспросила Фиар.

— И сам понимаю, что тогда получается с надеждой создать единое, более совершенное человечество — на основе многих взаимодополняющих культур… И самому страшно представить, к чему так можно прийти. И всё равно думаю: должна быть надежда, выход — но факты… Сами видите — что мы получаем в ответ на нашу веру в лучшее, и стремление к совершенству! И всё-таки выход должен быть…

— Взаимодополняющих культур… — повторил Джантар. — А правда: почему мы не могли сами открыть всё, что пришлось перенимать у лоруанцев? Чем они сумели «дополнить» нас, чего нам не хватало? Хотя бы в той же физиологии? Почему вместо её развития путём традиционной экстрасенсорики — пришлось перенимать их методы изучения живой материи? И какие…

— А знаете… возможно, лишь отставание в этом принципиальное значимо! — ответил Итагаро. — Остальное — случайные колебания исторической ритмики. Была эпоха бурного роста, кто-то немного вырвался вперёд, кто-то отстал — на десятилетия, если не годы — вот и не успели открыть и изобрести что-то сами! И другое дело — вторжение в живую материю. Где опять же сказались инстинктивные, подсознательные факторы: светлая раса решилась на то, что веками не могли решиться мы — и этим «дополнила» нас. А делает это больше чести нам или им — вопрос особый… Мы сами, наверно, ждали бы изобретения техники, которая позволит изучать живую материю неповреждённой — а они, не дрогнув, стали резать, вставлять трубки… Хотя и то верно: всякое открытие нужно вовремя, — со вздохом добавил Итагаро. — Так и получилось…

— И всё же странно… — с сомнением начала Фиар. — Ведь где они были, когда у нас уже велись первые известные в истории астрономические наблюдения? И даже — когда у нас уже печатались книги, был механический транспорт? А теперь одно случайное опережение — и извольте жить по их законам, обычаям…

— А мы их тогда, сразу, не поняли, — ответил Лартаяу. — Не разобрались: что для них закон, личность, общество. А потом это незаметно стало накладываться на нас самих. Хотели перенять то, с чем они пришли к успехам, а из своего отбросить то, что помешало достичь того же — и получили, что имеем. А так как менялись под их влиянием медленно, постепенно — и спохватываемся лишь сейчас…

— Но Чхаино-Тмефанхия осталась сама собой, — возразила Фиар. — Хотя там шло независимое развитие, а тут мы больше века в составе Лоруаны. И всё же: как решается, кто должен «подогнать» себя под кого? И почему им оказалось как бы нечего перенять у нас?

— Вот именно! — согласился Лартаяу. — Будто сами не видели, как по их законам личность приносится в жертву дурно устроенному обществу! Но знаете — их даже раздражает, когда личность свободна и уверена в себе. А вот если можно заставить человека годами оправдываться за то, что якобы украл, получил обманом, оказался в такой-то зоне без надлежащего пропуска — это нормально, «в обществе есть порядок»…