Раскол - Рагнар Йонассон

считал, что Йоурюнн лишила себя жизни. По его словам, он никогда в этом не сомневался. Буквально он сказал: «Мариус не раз на это намекал: мол, это тамошняя мгла так на людей влияет». После того как у меня появился иной взгляд на события в Хьединсфьордюре, я решил поподробнее расспросить Никюлауса об этом его замечании. Сегодня я позвонил в дом престарелых и попросил одного из работников задать ему несколько вопросов, поскольку с возрастом Никюлаус стал тугим на ухо и общаться по телефону с ним лично не представляется возможным. Как бы то ни было, он смог разъяснить свое суждение. Мариус, конечно, говорил о том, как трудно было привыкнуть к новым обстоятельствам Йоурюнн, но то же самое касалось и Гвюдфинны.

– С тобой она никогда это не обсуждала? – спросила Делия, глядя на Хьединна.

Ари примолк в ожидании ответа.

– Нет, не обсуждала, – понурил голову Хьединн.

– Пребывание во фьорде сказалось на ней не лучшим образом? – Делия перевела взгляд на Ари. – Я это вполне могу понять. Сама там жить я ни за что бы не согласилась.

– Да, Никюлаус посчитал, что пребывание в Хьединсфьордюре отразилось на Гвюдфинне еще хуже, чем на Йоурюнн. Гвюдфинна наверняка страдала от бесконечной темноты и оторванности от мира, но об этом почти не упоминалось. Возможно, сохранить это в тайне было желанием Гвюдмюндюра. Отношение к людям с психическими заболеваниями было в те времена намного более негативным, чем сейчас.

– Вы абсолютно правы, – согласилась Делия. – В наше время о таком даже не заикались.

– Подозреваю, что Антон знал о ее психическом состоянии. Его приятель по имени Торвальдюр, о котором я уже упоминал, из объяснений Антона понял, что хозяйка дома день ото дня вела себя все более странно. Я посчитал само собой разумеющимся, что Антон имел в виду Йоурюнн. Однако, чтобы не оставалось сомнений, перезвонил Торвальдюру и выяснил, что на самом деле Антон говорил о Гвюдфинне, поскольку «хозяйкой дома» он воспринимал именно ее.

– Такие условия могут плохо сказываться на психике, – заметила Кристина. – Они могут вызвать клиническую депрессию, которая подлежит немедленному и комплексному лечению.

– Так или иначе, – продолжил Ари, – Гвюдмюндюр, должно быть, хотел, чтобы состояние его жены не стало предметом досужих пересудов, и готов был ради этого на все.

– Вы говорите, он отправил этого парня учиться в Норвегию? – спросила Делия.

– Совершенно верно. У него были на это средства. Кроме того, Антон знал правду не только о состоянии Гвюдфинны. В общем, у Гвюдмюндюра были веские основания послать его за границу, – улыбнулся Ари.

Хьединн снова вскочил на ноги, чуть не опрокинув стул.

– Вы на что это, вообще, намекаете, молодой человек? – воскликнул он. – Мой отец был порядочным человеком.

– Ну будет, будет, – прервала его Делия, вспорхнув со своего места. – Хотите еще? – Она подлила кофе в чашки, которые и без того стояли почти нетронутыми.

– Поаккуратнее, – шепнула Ари Кристина.

– Я лишь предполагаю, что у Гвюдмюндюра были свои причины на то, чтобы материально поддерживать Антона во время учебы и помогать Йоурюнн и Мариусу, которые жили в нищете, до того как он взял их под свое крыло, – сказал Ари.

Снова наступила тишина, которую никто не осмеливался нарушить. Делии было явно не по себе, – видимо, она уже мечтала о том, чтобы гости поскорее ушли. Хьединн был мрачнее тучи и продолжал стоять как вкопанный.

– Ну а что касается Мариуса, – заговорил наконец Ари, – то у него имелась свободная от долгов квартира, а также деньги на сберегательном счете, к которым он не прикасался годами и которые в результате съела инфляция. Я попросил кое-кого внимательнее почитать бумаги Мариуса, в том числе его банковские выписки, а также все доступные документы о покупке недвижимости. Обнаружились две вещи. Первая – это тот самый платеж, вышеупомянутые сбережения Мариуса, поступившие на его счет летом 1956 года. Откуда они поступили, выяснить невозможно, но я почти не сомневаюсь, что от Гвюдмюндюра.

– Довольно. Хватит бесконечных инсинуаций в адрес моего отца, – перебил его Хьединн. – Счастливо оставаться.

С этими словами он двинулся в сторону двери.

– Подождите, – окликнул его Ари, и Хьединн застыл на пороге. – Мы также обнаружили документ о передаче прав на квартиру в Рейкьявике. Изначально она принадлежала закрытому акционерному обществу с адресом в Сиглуфьордюре, которое, как выяснилось, отказалось от прав на нее в пользу Мариуса. Это случилось уже после того, как из затеи вести хозяйство в Хьединсфьордюре ничего не вышло, однако никаких указаний на то, что покупку квартиры Мариус оплатил, не имеется. – Ари снова заглянул в свою записную книжку и прочел вслух название акционерного общества.

– Черт, – с тревогой на лице проговорил Хьединн, – это была одна из фирм отца.

– Так я и думал, – кивнул Ари. – Возможно ли, что ваш отец был в таком огромном долгу перед Мариусом, что перевел на его счет такую значительную сумму? Как я понимаю, по тогдашнему курсу деньги были очень большие. А потом еще и передал ему право собственности на квартиру в Рейкьявике? Справедливости ради надо заметить, что, судя по всему, Мариус теми деньгами так ни разу и не воспользовался; как я уже сказал, они просто лежали у него на счете, пока из-за инфляции не превратились в бесполезные бумажки.

Ари сделал паузу, потом продолжил:

– Есть еще два пункта, которые мне хотелось бы упомянуть. Во-первых, я пытался отыскать некролог Йоурюнн, но не обнаружил ничего, кроме коротенькой заметки о ее смерти. Фотографии покойной там не было. Более того, я не обнаружил изображения Йоурюнн ни в одном из сообщений о ее кончине. Само по себе это не так уж и странно, но мне показалось, что такая подача была выгодна Гвюдмюндюру. Он, видимо, стремился к тому, чтобы после смерти Йоурюнн ее фото не публиковались.

– Но почему? – спросила Делия.

Пропустив ее вопрос мимо ушей, Ари продолжал:

– Я также должен рассказать вам о Бьорг. – Он перевел взгляд на Кристину. – Мы с Кристиной съездили сегодня к ней в Оулафсфьордюр… Да, кстати, Хьединн, Бьорг будет рада, если вы ее навестите.

– Я? А кто это? – спросил Хьединн, по-прежнему стоя в дверях и, видимо, поменяв решение немедленно покинуть дом.

– Это акушерка из Оулафсфьордюра. Именно она принимала роды у вашей матери, когда вы появились на свет. Она до сих пор жива и неплохо себя чувствует, несмотря на преклонный возраст.

– Как вы сказали? Она до сих пор жива? Да ей, должно быть, лет сто, – отозвался Хьединн.

– Еще как жива, – кивнул Ари. – Но почему Гвюдмюндюр обратился к ней, а не к акушерке из Сиглуфьордюра?