Тайфун над пограничной заставой - Георгий Метельский

И в этот момент Афанасьев уловил едва заметный всплеск воды. И до этого неумолчно плескалось море, лениво набегало на берег, на борт судна, щемилось между корпусом и пирсом, вздыхало, но то, что услышал Афанасьев, не походило ни на один из этих привычных звуков.

Не мешкая ни секунды, он бросился к корме, из- за которой донесся всплеск. Там было темно — на воду падала огромная тень от судна, но мощный луч следового фонаря, который на ходу включил Афанасьев, сразу же отыскал плывущего к «Бремен Остену» человека в маске от акваланга.

— К берегу! .Стрелять буду! — крикнул Афанасьев, рывком снимая с плеча автомат, но в это мгновение пловец нырнул под воду.

— Отставить стрелять! — вдруг раздался требовательный голос капитана Кучеренко.

Николай недоуменно взглянул на него, но тотчас же перевел взгляд на море. Там мчалась наперехват пограничная шлюпка.

— Вон он, вон! Правей держи! — снова крикнул Афанасьев, заметив торчавшую из воды трубку акваланга.

Несколько взмахов весел оказалось достаточным, чтобы настигнуть неизвестного. Сидевший на корме пограничник дернул к себе трубку, и через секунду- другую над водой появилась крупная лысая голова.

Когда шлюпка подошла к берегу, Афанасьев увидел искаженное страхом лицо.

Тем временем на «Бремен Остен» торопливо выбирали якорную цепь и поднимали трап. Рядом тарахтел крохотный ярко-желтый буксир, готовый повести за собой океанскую громадину.

— Благодарю за службу! — сказал капитан Кучеренко, протягивая Афанасьеву руку.

Дежурить на двенадцатом причале уже не было необходимости и, когда «Бремен Остен» отвалил от стенки, Кучеренко отправил Афанасьева в казарму.

Спал Николай хорошо, спокойно.

А утром после зарядки и завтрака раздалось привычное.

— Младший сержант Афанасьев, на службу!

Он получил приказ и вместе с рядовым Петровским и лейтенантом Черных пошел по тенистой, освещенной осенним солнцем улице в заставленный судами, громыхающий железом торговый порт. Там их уже поджидали другие члены комиссии, чтобы оформить приход английского парохода «Ливерпуль».

Вместе с «властями» Афанасьев поднялся по качающемуся узкому трапу и ступил на территорию чужой страны.

Случай на границе

Корреспондент республиканской газеты Николай Иванович Зернов ехал на одну из южных пограничных застав.

Путь был длинный: сначала самолетом до Москвы, потом до Ашхабада, потом поездом с пересадкой, снова поездом до маленькой железнодорожной станции, где его ждал пограничный газик с сержантом и солдатом, сидевшим за рулем.

В этих местах Николай Иванович был впервые и жадно оглядывал рыжие склоны Гиндукуша с покрытыми снегом вершинами, верблюдов и осликов, на которых, едва не задевая ногами за землю, сидели верхом то седобородые старцы, то веселые молодые люди, напоминавшие Ходжу Насреддина.

До заставы ехали больше часа, и чем дальше, тем менее людной и более трудной делалась дорога. Из-под колес выскакивали острые камни и гулко били в дно кузова. Очень крутой подъем сменялся такой же крутизны спуском, и Николаю Ивановичу казалось, что они падают в быструю горную речку, которая, гремя, бежала с валуна на валун. По ее берегам ярко зеленела молодая трава. Сияло полуденное солнце, и через приоткрытое ветровое стекло врывался в машину теплый ветер.

Застава показалась неожиданно, как только выехали из ущелья: два деревянных дома, большой и маленький, стоявшие в огороженном саду, и железные зеленые ворота с красными пятиугольными звездами на створках. Возле прохаживался часовой, который, завидя машину, неторопливо открыл ворота.

Во двор въехали по широкой посыпанной песком дороге, огражденной с обеих сторон побеленными мелом валунами.

На крыльце казармы стоял немолодой человек в зеленой фуражке, аккуратно заправленном кителе.

Из кабины, рывком распахнув переднюю дверцу, вышел сержант и, лихо вытянувшись перед начальством, стал докладывать.

— Товарищ подполковник, по вашему приказанию...

Но тот, не дослушав, махнул на сержанта рукой и подождал, пока выберется из машины Николай Иванович.

— С благополучным прибытием!.. Начальник заставы подполковник Речкин Иван Константинович.

— Зернов... — ответил приезжий несколько оробело и полез в карман за документами.

— Не надо, Николай Иванович. О вас уже доложили.

Обедали они вдвоем в пустой столовой. Николай Иванович вспомнил разговор в Москве с полковником из Главного управления погранвойск, который между прочим упомянул, что утро на заставах начинается в два часа дня. Сейчас было только начало второго, и пограничники, должно быть, отдыхали.

Повар-узбек в коротенькой белой курточке подал щи и плов. В пластмассовой вазе на столе лежали свежие яблоки и кисти крупного вяленого винограда.

— Угощайтесь. Свои... — сказал начальник заставы. — Вы уже бывали на границе?

— Нет, никогда, — ответил Николай Иванович. — Сегодня — первый день.

— А я вот служу тридцать четыре года. И все на заставах. На этой уже тринадцатый год.

Николай Иванович незаметно взглянул на подполковника и еще раз убедился, что тот уже немолод.

— Расскажите о себе, — попросил Николай Иванович.

Начальник заставы покачал седеющей головой.

— Как-нибудь после... Идемте-ка лучше на воздух, я вам наше хозяйство покажу, — сказал он, вставая.

Сначала он показывал сад. На черной земле с кое- где пробивавшейся травкой свободно стояли раскидистые деревья с побеленными стволами и окопанные.

— Яблони, персики, абрикосы, айва, — называл подполковник. — В первый же год, когда я заставу принял, садили. Фруктов столько — девать некуда.

— Бассейн тоже сами соорудили, — продолжал начальник заставы. — Сейчас, правда, лишь отдельные смельчаки купаются, а летом вернутся с наряда бойцы, вымотаются до отказа, все на них мокрое от пота, вот тут и освежаются. Летом-то у нас за сорок в тени... Воду из горного озера провели. Проточная. Соревнования по плаванию устраиваем... А наши розы! Видели бы вы их в цвету! Глаз не оторвешь. Яркие, сочные, крупные — по кулаку...

Николай Иванович то и дело поглядывал на начальника заставы, на его помолодевшее лицо, слушал и думал, как здорово ему повезло, что он попал именно на эту заставу, к этому человеку. Больше всего он боялся встретить на границе какого-либо сухаря, службиста.

...Застава ожила как-то мгновенно. Только что было тихо, а сейчас доносился из казармы дробный и громкий стук обутых в сапоги ног, голоса, и через минуту на спортивную площадку выбежали оголенные до пояса солдаты, и тот самый сержант, который привез Николая Ивановича, стал проводить с ними утреннюю зарядку. Завидя приближающегося начальника заставы, он все с той же лихостью вытянулся перед ним. Подполковник сказал: «Продолжайте!» и вместе с Николаем Ивановичем вернулся в казарму, в комнату с табличкой «Канцелярия».

— Садитесь, — начальник заставы показал на стул. — Сейчас отправлю наряд и снова буду в вашем распоряжении.

Он уселся за письменный стол и стал просматривать толстую конторскую книгу. Николай Иванович молчал, чтобы не мешать, и невольно прислушивался к голосам, доносившимся через неплотно закрытые двери.

«Мухамедов! Заправиться как следует!.. Трубку взяли?.. Покажите индивидуальный пакет...»

Начальник заставы отложил книгу, вынул из тумбочки письменного стола щетку и обтер ею сапоги. В этот момент в дверь постучали, и в канцелярию вошел сержант с красной повязкой на рукаве.

— Товарищ подполковник, наряд построен...

— Хорошо. Сейчас иду.

— Мне надо выйти? — спросил Николай Иванович, поспешно вскакивая со стула.

— Зачем же? Можете оставаться.

Начальник заставы отсутствовал недолго, а Николай Иванович все это время напряженно сидел на одном месте в одной и той же позе. В поле его зрения был письменный стол, сейф и портрет Дзержинского на гладкой белой стене.

— Ну вот, теперь у нас есть немного свободного времени, — весело сказал начальник заставы, воротись. — Сейчас разбужу заместителя, а мы с вами пойдем на границу. Небось, хочется посмотреть на пограничный столб? — он улыбнулся.

— Еще как хочется! — ответил Николай Иванович и тоже улыбнулся.

Пальто и чемодан он оставил в комнате для приезжих и теперь шел налегке, даже без шапки. Тесно прижавшись к земле цвели маленькие желтые цветы. Дул теплый ветер. Не верилось, что на календаре январь, в Москве стоят рождественские морозы и скрипит под ногами снег.

Тропа, по которой они шли, была тверда как камень. Шелестели на ветру высокие сухие стебли каких-то растений, напоминавшие неубранную кукурузу. Вдалеке на пологом, рыжем от выгоревшей прошлогодней травы склоне привольно стояли приземистые раскидистые деревья, напоминавшие огромные кусты.