Принцип домино. Покой - Leo Vollmond

обвел языком по контуру вершины, осторожно стискивая сосок зубами. Мира начала задыхаться и ловить воздух ртом, потеряв всякую возможность сохранять ровный голос, чтобы подруга не догадалась, где и с кем Мира. Когда Уэст опустил голову между ее ног, Либерсон едва не провалила конспирацию.

– Я немного перебрала, поэтому… ах… мне пришлось уехать, да… – его язык творил что-то невообразимое.

Мира начала метаться по постели, голова кружилась, бедра начали сжиматься, но он не останавливался. Либерсон прокляла невыносимого подонка, знавшего ее слишком хорошо. Он знал все: как заставить ее кончить всего за пару минут, стонать до осипшего голоса, дрожать от малейшего прикосновения. Сукин сын знал и умело пользовался этим.

– Да… – спину выгнуло дугой. Миру приподняло над постелью, а он все глубже проникал внутрь, лаская и поглаживая языком и пальцами. – Мне очень плохо… ах, – движения рукой ускорились, язык то дразнил, то надавливал со снайперской точностью. – Позвоню утром, целую, и я тебя, ах…

С окончанием разговора ее накрыло, словно лавиной. Либерсон сгорала от стыда, что врала подруге о недомогании, а при этом кончала с бывшим. Вовремя же она вспомнила, что в ее религии Ада не предусмотрено.

– Плохо, говоришь? Тогда сейчас тебе будет ещё хуже, – шепнул он ей на ухо, прикусывая мочку и слегка оттягивая.

Не дав Мире опомниться и перевести дыхание, Уэст вошёл в нее одним сильным и плавным толчком и впился в приоткрытые губы. Его стон отозвался в ней эхом, сливаясь в один – молившей о большем. Казалось, все нервы оголились. Пришло понимание, насколько же сильно она скучала по этому сукиному сыну: только он мог так быстро подвести к финалу, только он будоражил мысли и чувства настолько, что хотелось полностью отдаться ему. Мира знала, что будет жалеть. Позже. Немного позже. В тот момент она таяла от размеренных и глубоких толчков, от поцелуев, оставляющие отметки на коже зубов. Приподнявшись на руках, Уэст сильнее вбивался в нее. Обвивая ногами его поясницу, Мира прижилась и выгнулась от очередного глубокого проникновения. Посмотрев затуманенным взглядом, она утонула в его глазах. В них плескались страсть, похоть и желание обладать ей полностью, без остатка.

– Как же я скучал, – он склонился для поцелуя. Едва ощутимое послевкусие собственного удовольствия пьянило и заводило сильнее. Она обвила его руками и ногами, льнув всем телом: кожей к коже, сердцем к сердцу. От ее сжатых ладоней, оставлявших кровавый след царапин, Уэст застонал ей в рот и толкнулся сильнее прежнего. Мира знала, как его это заводит. Она знала о нем все, и даже больше.

Снова поднявшись на руках, Уэст размашисто входил в нее и выходил почти полностью, снова толкаясь сильнее, протаскивая Миру спиной по постели. Повелевая его немой просьбе, ее рука скользнула к соску, пощипывая, а другая легла на живот и прослеживая путь между ног. Ловкие пальчики прошлись по складкам, где совсем недавно хозяйничал его язык. Стон сорвался с ее губ. Уэст смотрел, как завороженный, и не мог оторвать взгляда, продолжая со страстью вбивать Миру в матрац. Она знала, что ему нравится на нее смотреть, знала, что это с ним делает.

– Мира, – она поняла, что Уэст хотел ей сказать по ощущениям: как он внутри нее стал больше, как сильнее она обхватывала его и сжимала.

Ритм стал рваным. Мелкие легкие судороги проходили через ее тело в такт толчкам и движением пальцев, а затем она поднялась и выгнулась, задрожав всем телом. Уэст не отрывал взгляда: ловил каждую ноту ее финала, отражавшуюся на лице, и млел от оглушающих стонов. Посмотрев на него расфокусированным взглядом, она протянула пальцы от горячих складок к его лицу. Не противясь, он захватил их ртом. Облизывал и посасывал. Ласкал языком, вбирая ее вкус. Зрелище, поглотившее с головой. Мира сильнее сжалась вокруг него, когда он выпустил ее пальцы изо рта и низко гортанно застонал. Два глубоких толчка и Либерсон снова с криком выгнулась. Двигаясь в ней, Уэст едва не падал на трясущихся руках и вжал ее в кровать, придавив. Он закрыл глаза, зарываясь носом в ее волосы.

В тот вечер, впервые за долгое время ощущая покой, Либерсон не сомневалась – она подарила ему новый ночьной кошмар: отпечатавшаяся перед глазами картина ее с искусанными губами и выкрикивавшая его имя. Воспоминания о той ночи достойны мемуаров. В этом Мира не сомневалась. Опубликовала бы без упоминания двухгодичного перерыва. Плохая была идея расставаться без объяснения причин. Еще более худшая – ставить отношения на паузу. Слишком много оставалось между ними, и, оказавшись с Уэстом в одной постели, это стало слишком очевидным.

Между ними будто и не было двух прошедших лет. Встречи украдкой после коротких сообщений. Либерсон на большее и не рассчитывала. Ей бы прервать эту зацикленную петлю под названием «Упоротый Лис», но телефон снова оповестил о его скором приходе. Каждый раз предполагая, что их встреча станет последней, она вспоминала, как это случилось в прошлый раз, и ненавидела праздники в окончании года.

Огни ночного Нордэма

Остановив машину на обочине в нескольких милях от городской черты, он вышел под мелкий моросящий дождь и свернул в сторону непроходимых зарослей придорожного кустарника. Превосходное укрытие для желавших остаться незамеченными. При высоком росте и крупной комплекции передвижение сквозь нетронутые дебри затягивалось. Когтистые ветви цеплялись за одежду и затрудняли проход в сторону леса, покрывавшего склоны высокого холма на границе округа. Получасовая прогулка по непролазной чащобе завершилась у подножия предгорья Аппалачей, тянувшихся далеко на юго-запад.

Дальнейший путь лежал по крутому склону, продираясь сквозь лес, густевший с удалением от дороги. Через пару сотен ярдов огни ночного Нордэма исчезли. За спиной сомкнулась кромешная темнота, прорезаемая лучом фонарика. Опавшие листья и стелившаяся густым ковром прошлогодняя трава скрывали рытвины и промоины талых вод, что усложняло путь. Через несколько минут подъёма по крутому склону взгляду предстал пугающий спуск по другую сторону в заросший лесом овраг, со временем глубже вгрызавшийся в холм. Смесь мокрой листвы, щебня, а иногда и булыжников под ногами и почти полное отсутствие света сильно затрудняли ходьбу. В практически полной темноте не составляло труда поскользнуться и скатиться по склону, свернув попутно шею. Тело найдут лишь в случае большой удачи.

В сотый раз проклята и воспета нежданная декабрьская оттепель. Милость природы, даровавшая шанс на осуществление безумного плана выиграть хоть немного времени в бесконечной гонке. Холодный луч то нырял в черноту чащобы и терялся в глубине оврага, то мелькал