Миссия "Звезда Хазарии" или "Око Кагана" - Андрей Онищенко

– Зови!

– О Великий наместник, светоч ислама, гроза неверных!

Через порог на четвереньках, не отрывая лба от пола устеленного коврами, вполз главный вестник, отвечающий за всех гонцов в провинции. Он недавно получил это место и был несказанно рад ему. Движения на четвереньках получались у него пока неумелыми, сказывалось отсутствие должной практики, но он упорно старался над этим, выказывая Фархад Абу-Салиму глубокое почтение. Отклячив толстый зад, он подполз к сапогам наместника, делая попытку облобызать их. Дождавшись полировки своей обуви, Фархад милостиво принял послание, сорвал голубой шелковый шнурок и развернул свиток. В ходе прочтения содержимого, его лицо то мрачнело, то краснело, но, в конце концов, приняло пурпурно-землистый оттенок. Он скомкал в кулаке послание и грозно взглянул на вестника. Все присутствующие затаили дыхание и в один миг замерли, боясь привлечь к себе излишнее внимание.

Старший вестник побледнел, проклял про себя свою дворцовую должность, а особенно своих жен, ради приличного содержания которых, он и добивался этого назначения. Фархад отшвырнул от себя послание и со всего маху ударил сапогом гонца по его неудачливой голове, выбив тому передние зубы и разбив в кровь нос. Устрашенный гневом наместника, старший вестник, пятясь к выходу толстым задом, во весь голос прославлял милость и доброту хозяина Абескунской низменности:

– Хвала Аллаху! Хвала Великому наместнику и его великодушию! Да пусть славится его имя на весь мусульманский и остальной мир! – невнятно бормотал он, роняя капли крови на дорогой ковер.

Нащупав мягким местом дверь, он, не поднимаясь на ноги, выполз в коридор и лишь, потом благоразумно поднялся с колен, отряхнул пыль с одежды, выплюнул выбитые зубы, иронично улыбнулся окровавленными губами, осмотрелся вокруг и тихо произнес:

– Да будь ты проклят, паршивая гиена! Я это припомню! Тебе с лихвой отольются еще мои обиды!

Была темная сентябрьская ночь. Среди низко нависших туч, временами сверкала молния. Предместье, теперь совершенно слившееся с городом Шемахой состоявшее из прекрасных улиц, было пока еще мало заселено. Дома, большей частью небольшие, окружали фруктовые сады, обнесенные невысокой изгородью.

По узкой улице торопливо кралась какая-то тень, и лишь при блеске молний можно было разглядеть в ней подростка. Мальчишка внимательно вглядывался в темноту, стараясь сориентироваться по дороге.

– Застава будет дальше, – пробормотал он, останавливаясь. – Дядя Аарон говорил, что небольшая мечеть будет стоять поодаль, на маленькой мощеной площади, но в этой темноте разве что-нибудь разберешь, нигде ни огонька, ни одной живой души. Скоро уже полночь, а я никак не доберусь до места.

В эту минуту яростно блеснула молния.

– Вот кстати! – вскликнул он, – теперь я вижу мечеть!

Мальчишка свернул на узенькую боковую улочку и вскоре вышел на площадь. Вокруг все так же было тихо и пустынно. Неожиданно пошел дождь, крупными каплями орошая плиты мостовой у мечети.

Отсчитав пятый дом справа, мальчишка подошел к искомой цели. За темными окнами дома отсутствовали всякие признаки жизни. Пацан приподнял и опустил дверной молоток. Его металлический звук гулко разнесся по безлюдной улице. Через несколько минут за дверью послышались тихие шаги и замелькал слабый свет.

– Кто стучится так поздно? – спросил недовольный старческий голос.

– Я ищу дом мудреца Завулона. Скажите, уважаемый, не здесь ли он живет?

– Ну, здесь! А тебе что надобно, зачем беспокоишь по ночам добрых людей?

– Меня прислал из Тебриза дядя Аарон, у меня письмо для уважаемого Завулона.

Заскрипел отпираемый засов, и юный посланец дяди Аарона шагнул в открывшийся проем и следом за хозяином, освещающим дорогу, углубился внутрь дома. У двери одной из комнат, провожатый остановился и тихо постучал.

– Заходи Иосиф, – послышалось из-за двери, – я еще не ложился.

Иосиф толкнул рукой дверь, пропуская вперед пацана.

– Господин, прибыл вестник от Аарона, – тихо молвил он.

Комната, в которую вошел мальчишка, отличалась отсутствием всякой роскоши убранства. За большим столом, заваленным книгами и пергаментными свитками, сидел человек неопределенного возраста и что-то писал. При неровном свете горевшей свечи, было тяжело разобрать черты его лица, однако, серая свободная одежда, длинные волосы и густая черная борода, делали его похожим на старика и лишь взгляд его серо-зеленых глаз, горевших жизненным огнем, говорили о том, что в этом теле живет бодрый дух, недюжая сила и тонкий ум.

– Как тебя зовут, юноша? – задал вопрос мудрец, отрываясь от своих бумаг.

– Изи, – мальчишка поклонился ему не, сколько из уважения, сколько из-за страха, вызванного видом иудейского мудреца.

– Ну, что же ты, Изи, давай послание, ради которого ты проделал такой нелегкий путь.

Посланец вытащил из-за пазухи небольшой свиток и протянул его мудрецу. Чувство беспокойства сырым туманом наползло на сердце Завулона.

– Скажи мне, Изи, ты получил свиток именно в таком виде от дяди Аарона?

– Да-да, именно в таком, господин Завулон, – неуверенно пробормотал гонец, прячась в тень от обдающего холодом, взгляда мудреца.

Завулон покачал головой, словно говоря, что это не так.

– Прочесть чужое письмо ты не забыл, а вот прикрепить ярлык с печатью обратно ты не удосужился.

Изи попытался вжаться в стену, насколько это было возможно.

– Господин, я не умею читать! – заикаясь от страха, пролепетал юнец.

– Никогда люди не привыкнут к мысли, что везде есть глаза и уши, – тяжело вздохнул иудейский мудрец. – Вспомни, Изи, где ты останавливался по дороге?

– Весь путь от Тебриза до Шемахи я прошел с торговым караваном. Один раз мы останавливались у придорожного духмана.

– Жажда мучила меня, и я зашел внутрь, чтобы отведать холодного щербета. Мужчина, сидевший рядом со мной, стал меня расспрашивать, откуда я родом. Когда я допил свою пиалу, он не дал мне рассчитаться и в память о дяде Аароне, заказал мне еще одну. Выпив ее, я заснул, да так, что меня едва растолкали погонщики мулов из нашего каравана. Когда я проснулся, моего нового знакомого уже не было.

– Он что, знал твоего дядю? – Завулон в удивлении вскинул брови.

Мальчишка утвердительно кивнул головой.

– Да. Когда я узнал, что мой новый знакомый родом из города Семендера, я стал его расспрашивать. Дядя Аарон мне много рассказывал про этот прекрасный город, и я всегда хотел там побывать.

– Так откуда он узнал про дядю Аарона? – перебивая посланца, спросил Завулон.

– Про дядю Аарона рассказал ему я. К моему удивлению, он хорошо знал его раньше, мало того, он знает и вас, и велел мне при встрече кланяться вам.

– Ты, что, рассказал незнакомцу и про меня?

– Да. Он считал вас давно умершим и был очень удивлен и обрадован, что вы живы.

– О Всевышний, до чего болтлив этот мальчишка! – со стоном произнес Завулон. – Скажи, а как звали твоего знакомого?

Юный посланец напряг память.

– Кажись Абдурахман. Да-да, он так и представился.

Проклятья со стоном вырвались в этот момент из уст иудейского мудреца.

– Векиль Абдурахман! Теперь он знает, что я жив и будет искать меня! Ты где остановился, Изи, в этом городе?

– У своих родственников здесь, в Шемахе.

– Надеюсь, ты не говорил Абдурахману, где я живу?

– Нет, я и сам не знал этого. Дядя Аарон сказал, что дом, в котором живет мудрец Завулон, укажет в Тебризе дядя Рабин.

– Хоть это хорошо. Ты можешь остаться у меня до утра.

– Нет, – покачал головой испуганный Изи, – я, пожалуй, пойду. Утром я должен быть на Шахарите в доме дяди Рабина.

– Ну, что же, тогда оставь меня одного.

Изи тихо притворил за собой дверь, стараясь не нарушать безмолвия зала. Тишина и полумрак принесли Завулону некоторое успокоение. Его взгляд случайно остановился на золотом медальоне, лежавшем на столе. На нем была изображена звезда Давида.

– Жалкая копия! – с ненавистью произнес мудрец.

Нахлынули воспоминания прошедших дней. Сорванный с шеи рукой наместника Абескунской низменности медальон, с силой летит в стену и падает на раскаленные угли жаровни…

– Как бы я хотел обладать тобой хотя бы еще один раз, хотя бы на миг, – подумал он и тут же отогнал от себя несбыточную мечту.

Устроившись поудобней в кресле, он углубился в чтение послания.

– "Приветствую тебя, мудрый Завулон! Я думаю, ты с радостью примешь известие о том, что несколько родов диких кипчаков из Великой Степи, сняли свои юрты из насиженных мест и двинули их к границам Абескунской низменности. Это известие правдивое, я только что получил его от своих верных людей из Семендера. Там творится сумятица и неразбериха. Фархад Абу-Салим все еще пытается успокоить свой народ, клянется, что не подпустит степняков к своим границам на полет стрелы, ибо еще не знает, насколько сильна армия диких кипчаков. Ему еще удается сдерживать передовые отряды разведчиков, но это не надолго. Первый форпост на границе пал. Там, на руинах сожженного городища, остался лежать гарнизон, сдерживающий атаку степняков.