Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй - Александр Никонов

Каждая вещь — это победа. Это чей-то труд и прорыв, чьи-то гениальные изобретения. И все для тебя, любимый Потребитель! Полюбите вещи — за ними люди. Если вы будете видеть за каждой вещью людей, чувствовать заключенную в ней бездну знаний, ваше потребительство приобретет совсем другой градус, иную наполненность.

Да, у сегодняшних «среднеклассовых» людей нет и не будет никакой идеи. Но нужна ли идея для того, чтобы потреблять? Ведь главный человек сегодняшней экономики — Потребитель. Сбылась вековая мечта человечества: «пусть хоть дети наши поживут хорошо». Хорошо, то есть: 1) в достатке, 2) имея свободное время, 3) развлекаясь, 4) будучи здоровыми… Сегодня человечество как никогда близко к формуле: «Потребитель = Цивилизатор».

А уж если вспомнить, сколь эфемерно само ваше существование по сравнению с существованием организма Цивилизации… Есть такой смешной тост: «В каждой порции спермы содержится 200 000 000 сперматозоидов. Так выпьем за 200 000 000 наших нерожденных братьев и сестер!» А ведь нерожденным мог оказаться каждый из нас: шанс родиться — один из двухсот миллионов — большим не назовешь. А если учесть, что мои родители могли не встретиться по триллиону причин… Что шанс родиться у моего отца был не большим, чем у меня — один из двухсот миллионов. И у матери тоже. И у их родителей… Если учесть всю эту цепочку невероятности, приходится признать, что шанс родиться у меня был практически равен нулю. Но я есть! И ты есть, читатель!

Мы невероятны. Но мы существуем. Так возрадуемся этому невероятному чуду! И постараемся прожить жизнь в этой радости. Пользуясь любой мелочью для ее подогрева. Тем более что в каждой мелочи непосредственно и опосредованно скрыт гений и труд миллионов людей, так чудесно живших до нас и живущих при нас… Проживем в радости и оставим потомкам свой след, пусть крохотный, как след одного полипа в коралле, но из наших маленьких радостей и тревог складывается величайшее здание цивилизации, о которое разбиваются волны слепой природной стихии, как море о коралловый риф. Ну? Чем не философия?

Действительно, почему бы не порадоваться жизни? Почему бы не побыть гедонистами? Только потому, что это не нравится многочисленным катонам? Но с какой стати мы должны отвечать за их внутреннюю необустроенность и неумение радоваться?

— Но нельзя же радоваться только вещам! А где же любовь к людям? — воскликнет, лежа на диване, какой-нибудь стукнутый пыльной книжкой читатель.

Ах, друг ты мой стукнутый! Научись хотя бы малому — радоваться и восхищаться вещами, сделанным для твоего удобства. А уж от привязанности и любви к людям тебе избавиться не удастся, как ни старайся: пока ты стадное животное, ты неизбежно привязан к себе подобным и без них просто жить не сможешь. Страдать будешь. Как страдал без человеческого общества Робинзон Крузо. И только вещи, сделанные другими людьми, помогли ему выжить. Овеществленный труд других людей…

Полюбите овеществленный труд. Полюбите вещи, как люблю их я… Что ты еще хочешь сказать, мой бедный читатель, наслушавшийся зеленой алармистской ерунды?

— С этой вашей любовью, с этим вашим вещизмом и потребительством люди загубят природу. Потребительская цивилизация просто сожрет планету! Нужно добровольно ограничить потребление!

Есть такие мысли, и они очень популярны, причем даже на Западе — там набирает обороты движение людей, добровольно ограничивающих свои потребности. То есть губящих экономику так же, как мультикультурализм губит Америку.

Скелет цивилизации — экономика. Экономика работает на потребление. Была тут недавно одна экономика, которая работала на идею — танки всякие делала, асуанские плотины строила, производила самые крупные в мире шагающие экскаваторы и немыслимое число чугунных чушек на душу населения. Умерла. И страну за собой потащила… Америку иногда называют страной с церковной душой. А СССР был городской страной с деревенской душой. И пока Деревню до донышка не вычерпали — держались как-то.

Но как только завершился процесс урбанизации, закачалось имперское здание с гнилым скелетом и рухнуло. Потому что только простодушное крестьянское население можно увлечь великой идеей или одной религией, а Город-гедонист — только конкретными вещами. В Городе любая религия растворяется, даже такая задорная, как коммунистическая.

Что же касается добровольного ограничения потребления, которое вдруг подняло голову на Западе, то это просто самоубийство. Вспомните, всего 4 % самодеятельного населения обеспечивает целую страну едой, работая в сельском хозяйстве. Еще процентов пять работают в сфере производства, делая жизнеобеспечивающие вещи. А остальных куда девать, если все вдруг станут настолько сознательными, что ужмут потребление до минимального? Загнать в концлагеря? Кормить бесплатно? Занять сизифовым трудом, заставив рыть какой-нибудь Беломоро-Балтийский канал или запускать спутники с помощью гигантской рогатки? Сейчас эти люди, составляющие подавляющее большинство населения в цивилизованных странах, заняты в тех сферах, которые нужны не для элементарного выживания, а нужны для хорошей цивилизованной жизни. Это адвокаты, производители и продавцы новых моделей сотовых телефонов и компьютеров, кинематографисты, циркачи, официанты, ученые, экскурсоводы, брокеры, стилисты-визажисты, пилоты пассажирских лайнеров, повара, производители видеомагнитофонов, водки, обоев, горных лыж, компьютерных игр… В общем, практически все. Возможно ли практически всех вынуть из процесса производства товаров и услуг? Возможно ли свернуть экономику? И что тогда останется?

Да слава богу, что люди придумывают себе занятия, разрабатывают всякие-разные штуки, которыми заинтересовывают других людей и заставляют их покупать, то есть крутятся, работают, платят налоги, которые частично идут на финансирование фундаментальной и прикладной науки. Что, в свою очередь, приносит плоды в виде дальнейшего улучшения качества и количества жизни, а также в виде идей по поводу охраны среды.

Вот вам две средних, типичных для своего времени профессии на выбор. Первая — офис-менеджер, работающий в чистой, светлой конторе, за цветным компьютером, в чистой рубашке. Он имеет перерыв на ланч и на кофе, он после 8-часовой работы идет в кегельбан или в паб — дернуть пивка с друзьями. А потом домой, где его ждут чистые сытые дети. Или даже один ребенок. Скучно, неправда ли?.. Обнаружить к исходу дней, что ты всю жизнь только и делал, что менял модели телевизоров и автомобилей. Согласен, ужасно.

Вариант номер два. Средневековый добытчик серебра. Впрочем, не обязательно средневековый, по той же технологии работал и древнеримский шахтер. На нем серая от грязи хламида и кожаный фартук. На этот фартук он садится и скользит на заднице по деревянным желобам, периодически пересаживаясь с одного желоба на другой и постепенно спускаясь на километровую глубину внутрь горы. Путь на работу занимает всего 20 минут и напоминает аттракцион. Вот оно счастье — на работу как на праздник!..

Рабочие инструменты — молоток и кирка. Лаз в шахте, где происходит непосредственно добыча — сечением 70x50 см, в нем можно передвигаться только ползком. Это все рабочее пространство — 70x50 см. Левой рукой шахтер держит кирку, правой стукает по ней молотком. Долбит дальше узкий проход в поисках серебряной жилы. Освещение — маленькая, отчаянно коптящая от недостатка кислорода масляная лампа, которую шахтер держит в зубах. Весь обед — кусок черствого хлеба из грязного кармана. Если приспичило помочиться, обратно потом надо будет пятиться через лужу своей мочи. А запах!..

Восемь часов такой работы пролетают как один сплошной фейерверк, праздник труда. После чего начинается восхождение. Вниз рабочий ехал на фартуке 20 минут, вверх с километровой глубины ползет 4 часа. И выползает в сарай над шахтой. В этом сарае собираются все вылезшие шахтеры. И сидят еще два часа. Сарай — нечто вроде барокамеры, только для глаз. В его стенках устроены штук двадцать крохотных закрытых окошек. Их открывают по одному, в течение двух часов — чтобы глаза постепенно привыкли к дневному свету, иначе — слепота. И только через шесть часов после окончания смены можно идти домой. Где работника ждет орава грязных голодранцев.

Первый вариант работы — это Современность. Второй — плод пасторальной цивилизации. Какая картинка вам ближе? Какую работу и образ жизни вы бы выбрали? Покупать всю жизнь телевизоры и страдать от этого трансцендентною мукой или… Можете не отвечать, и так понятно. Но учтите, что на первой картинке вокруг офис-менеджера дымят фабрики и заводы, а на второй мило блеют овечки и пастушок дует в дудочку на лужке — где-то в километре вверх от шахтера.

— А как же нагрузка на природу, которая, бедная, и так едва справляется? — цинично и тупо спросят зеленые, работа которых — в офисе перед компьютером — природу охранять, а не в шахту лазить.