Записки репортера - Игорь Свинаренко

Ну и потом, при советской власти сражаться с КГБ, да еще в самом энкавэдэшном месте СССР – на Колыме! Некоторые женщины Колымы признавались мне, что это было самым сильным переживанием в их жизни, – если иметь в виду чувства, вызываемые мужчинами.

И вот колымские работяги с золотыми зубами несколько для себя неожиданно пришли к удивительной мысли, что не только кухарка может управлять государством, но «и коммерсант может быть губернатором!».

– А не бывает классового злобного чувства? Они пролетарии, а губернатор – богач и капиталист?

– А чем я отличаюсь от нормального человека? Ем я меньше, чем они, не курю, не пью. Ну ладно, одеваюсь лучше – так должность обязывает. Они больше пропивают в свое удовольствие, чем я на костюмы трачу…

– Минуточку! А машина, яхта?

– Машины нет – зачем она нужна? На казенных езжу. Яхта? Ну тогда надо и ледокол к ней покупать – а я его точно не осилю…

Не знаю, как массовый колымский избиратель принял непьющего губернатора. И отчего ж он правда не пьет?

– А жалко расходовать интеллектуальный ресурс и время. Серьезно выпить – это ж отнимает два-три дня (с опохмелкой и последующей потерей темпа), а мне каждая минута дорога.

Ну разве что с такой оговоркой среднестатистический колымчанин, который, даже будучи младенцем или бабушкой, за год выпивает 22 литра водки (против 16 в среднем по стране), мог смириться с непьющим родным отцом Колымы… Мне кажется, что эти шесть лишних литров легко выпиваются в мае, когда кругом сугробы, и еще в июне, когда со дня на день должно начаться таяние снегов… Еще удобно напиваться осенью, в августе, когда обрушивается зима и неизвестно, проведут ли ледоколы пароходы с мазутом для котельных.

Цветков встречал первую свою губернаторскую зиму в конце 1996 года.

Тогда еще, кстати, денег не было на зарплату, потому что жизнь почти остановилась. Ликеро-водочный стоял. Люди пили осетинскую самодельную водку, иногда умирали от нее, а водочная выручка уезжала на Кавказ. «Магаданрыбпром», распроданный как бы за ненадобностью, куда-то девал и рыбу (говорят, в Японию), и вырученные за нее деньги. Две приписанные к Магадану плавбазы сгорели в чужих портах, а одна – «Феликс Кон» – внезапно утонула дома, в Нагаевской бухте. Все грешили на рыбную мафию, которая так борется за свои права. Знаменитое колымское золото старатели государству, конечно, сдали, но бумажных денег на зарплату оно не прислало. Да и витрины большинства магазинов были заколочены. По городу ходили демонстрации протеста и требовали крови.

В общем, Колыма закрывалась, как и было ранее запланировано.

А потом, разумеется, good guys под командой Цветкова победили.

Рассказ местного бизнесмена:

– Мы тут две конкурирующие группы, ну типа банковской войны у вас там. У нас одни производят на месте, другие норовят все завозить. Кого власть поддержит, та сторона и победит.

Власти, разумеется, удобней своих поддержать! Рычагов много можно найти…

И вот уже с января 1998-го рекой льется родная колымская водка – восстановлен ликеро-водочный; у Магадана есть теперь свои квоты на вылов, – а раньше она вся ведь принадлежала Москве. А завод по изготовлению золотых слитков из местного сырья – аффинажный – уже построен. Оно, когда все свое, как-то спокойней жить.

(От завода не было б никакой пользы без нового счастливо пролоббированного «Закона о драгметаллах», который дает золотоискателям некоторую свободу обращения со своим продуктом. Заслугу законотворчества благодарная Колыма полностью приписывает родному губернатору – это просто типичный случай любви.)

Про Цветкова в связи с золотом, кстати, очень интересное письмо Черномырдину отправил в 1997 году министр внутренних дел Куликов. Оно публиковалось в газетах. Так вот Цветков – говорилось в письме – «легализовал канал хищнического разграбления государственных золотовалютных ресурсов на территории Магаданской области». Тем, что «разрешил Фонддрагмету (это как бы местный Гохран. – И.С.) анонимно скупать золото у анонимных лиц». Письмо прочувствованное и, конечно, вызывающее тень воспоминаний про Магаданский КГБ 90-го года… Правда, дело ограничилось проверкой, которую по этому письму произвела Пробирная палата. «Недостачи и присвоения золота» она не нашла.

Комиссия уехала. А местная милиция пошла в этот Фонддрагмет и арестовала там 170 килограммов золота. Она продолжает обвинять Цветкова в нарушениях – даже после того как золото выпустила из-под ареста и вернула на место.

В общем, передовой специалист добровольно возглавил отстающий участок и вывел его в передовые – помните, был такой модный сюжет?

Ну вот и на Колыме сейчас приблизительно то же.

Цветков мне растолковывает вкратце свою концепцию:

– Магадан перестает быть сырьевым придатком! Обойдемся без дотаций, сами денег заработаем, полностью себя прокормим. Золото, рыба – полно же ресурсов. А что развивать вахтовым методом, что стационарно – мы тут сами разберемся. И колымчанам эти идеи понятны. Не надо, говорят, нам подачек, пусть лучше нам наши вклады в сберкассе восстановят.

Когда я колымчанам рассказывал, какую волю взяли в Америке штаты, у них загорались глаза…

И они начинали страшно жалеть, что отпустили Чукотку, где победил сепаратизм. Чукчи – это образ национальных республик, отделившихся от России… И вот Колымский край, который всегда гордо назывался землей двух океанов, стал землей одного океана: Северный Ледовитый чукчи как бы приватизирвали, забрали с собой в рамках самоопределения вплоть до отделения.

Ну вот, после революционных преобразований, когда наши победили, сразу вроде кончилась рецессия. Не то что киоски, а даже простые магазины после евроремонта торгуют богатой «нарезкой». Квартиры подорожали: трехкомнатная стоила 18 миллионов в дни обвала и паники, когда люди бежали с Колымы, а после опять 18 – но тысяч долларов.

Легендарный ресторан «Магадан», правда, не пережил трудных времен и пока что вычеркнут из списка злачных мест, зато «Зеленый крокодил» и «Red bar» работают. А в новом клубе «Империал» открыли казино. Даже в будние вечера в новом заведении гуляют. Девушки садятся парами за стол, берут по салатику и бутылку сладкого винца, их можно приглашать плясать и вообще, – вот она, умилительная классика советских ресторанов, навсегда покинувшая Москву!

Когда кабацкая певичка заводит шлягер про «Ветер с севера», в «Империале» пляшут так, что водочный графин на столе подпрыгивает… Дальше был с неменьшим восторгом встреченный «Мальчик хочет в Тамбов» – а в нем правда ведь тепло, не надо ждать до июля, чтоб настала весна.

Глупо приехать на Колыму и не зайти в НКВД—МГБ—КГБ—АФБ—ФСК—ФСБ. (Специально, что ли, чекисты так следы запутывают?)

Кто-то из них пытался Цветкову дать те самые от восьми до пятнадцати. Ну конкретных исполнителей не найти, они уж на материке. Но курировал то дело Вадим Власенко – первый замначальника ФСБ по Магаданской области, в чем он чистосердечно и признался. И вот ведь, пожалуйста, жив-здоров, вид бодрый, никаких, например, репрессий.

Совесть его спокойна:

– Мы ж работаем не по наитию, а в рамках действующего законодательства. И дело ж не мы тогда возбудили, а прокуратура, ну и нам пришлось… А теперь вот новый УК – мы по нему работаем.

– Вы ж его тогда разорили!

– Не было такого. Ущерб мы ему нанесли, конечно, – изъяли тогда три аккумулятора и разбили, чтоб провести экспертизу. Но деньги за эти три прибора – 50 рублей, что ли, – мы ему честно вернули…

– А сейчас с золотом – это вы опять?

– Что вы! Это не мы уголовное дело возбудили, это МВД. А мы ситуацию изучили, нету там никакого криминала! Да и Москва там проверяла – все в порядке.

Власенко настроен благодушно. Срок он свой на Колыме отбыл, даже год лишний переслужил. Он, кстати, добровольно попросился на Колыму: выслуги не хватало, а тут как-никак год за два у них. Полковник уж собирается на материк, у него квартира куплена в Тамбове; там, ему сказали, очень здоровый климат для пенсионеров.

Спрашиваю его:

– А что рыбная мафия, про которую тут столько разговоров? Есть она?

– Мы чувствуем, что с рыбой тут неблагополучно. В ближайшие год-два поставим там работу.

«А Тамбов как же?» – думаю я и спрашиваю:

– Сейчас, значит, нельзя работу поставить?

– Так мы не можем контролировать нейтральные воды! Судно идет в японский порт заправляться, совершенно легально, и там, к примеру, продает рыбу. За наличные. А мы-то сидим тут, на берегу.

Но выход есть:

– Надо внедрить своих людей в экипажи, чтоб они там все разведали.

– Ну?

– Но у нас такое вознаграждение за эту разведку, что его стыдно предложить.

– Сколько?

– Разумеется, я вам не могу сказать. Но очень маленькое.

– В ресторан хватит сходить?