Золотой характер - Виктор Ефимович Ардов

…Смекаешь, какие разговоры? Ну, не знаю, как бы там у Антона получилось с купечеством, — может, и доторговался бы до точки: он рисковый, а вот из кулачества, это уже на моих глазах, Трофим Лиходед его, как говорится, тепленьким достал.

Демобилизовались они в двадцать шестом году со срочной службы. Трофим — в батрачком (были тогда такие комитеты, обороняли нашего брата), а Антон — к батьке на хозяйство. А батько у него хотя и не бедствовал, а хозяйновать не умел. Антон и взял руководство. Мотнулся на Волгу, привез семян, глядим — горчицу сеет! Горчицу! У нас и понятия не было, как она растет. А он посеял, выходил, торганул — вот тебе и первые гроши. Ходит по станице, приценивается к маслобойке, думает двух работников нанимать. А мужик сам собой не вредный, не жадный, но вот-вот из-за этой распроклятой единоличности мог бы из него получиться кулак…

Тут-то его Лиходед и перекантовал! Организовалась коммуна на хуторе — зовет его Трофим завхозом. Поступил Антон в коммуну, еще и батьку привел, захлопотал, старается. Мы не нарадуемся: нашли человеку место! А он год отслужил — сдает ключи: «Увольняйте. Непривычен служить под начальством. Вот когда председатель запонадобится, тогда покличьте!» А председателем-то был Трофим на первых порах. Собралась ячейка, задумались: что делать? И Антона жалко терять: хозяйнует он лучше Трофима. И кой у кого сомнение: куда он, Антон, заведет коммуну? Сам же сырой, непропеченный, еще и пуп не зарос после единоличности. Да и Трофима жаль обижать: он затевал коммуну. «Нет, — говорит Трофим, — на пользу дела давайте, хлопцы, рискнем! Хозяйнует он лучше меня — книги ему в руки! А завести он нас никуда не заведет: в случае чего мы-то — вот они, коммунисты. Станет выбрыкивать — стреножим!»

Так и сказал: «Стреножим»… И вот сколько лет минуло, а он… — Степан Терентьевич нагнулся, поднял с земли блеклый листок акации, зачем-то разгладил его на ладони, растер жесткими пальцами, вздохнул и, словно бы окончательно отвлекшись от того, что было когда-то, заговорил деловито: — Гляди, как дела разворачиваются… Сядут они посевы плановать — Антон рассуждает хозяйственно, чтоб легче колхозу гроши добыть. «Свеклу, — прикидывает, — урежем: возни с ней много. А бабам дадим другое занятие — веники! Посеем — хлопот с ними немного, а гроши верные! На Севере побывал мой гонец — там по пятерке за штуку платят». — «Глупости! — противоречит Лиходед. — Кубанскую плодючую землю — под веники?! Да нехай их тот сеет, у кого неудобия, а мы будем сахар гнать. Мало сахару!» — «Да веник-то, если его на базаре продать, доходней?!» — «Мало ли что!» — «Как это «мало ли что»?! Я — хозяин, мне волю дали, я не одни веники, я еще и конопельку посею». — «Еще глупей! — кричит Лиходед. — С Кубани пеньку гнать?! Позорище!» — «Никакого позорища! За пеньку гроши дождем льются. Ты газеты читаешь? Под Курском, под Черниговом на чем колхозы богатеют? На этой же пеньке!» — «Плохо ты газеты читаешь, — говорит Лиходед. — Там-то колхозы жили бедновато, на чем их можно было поднять? На пеньке! Государство и повысило на нее цену. Для первой поры повысило, чтобы в тех колхозах завязался жирок, не навеки». — «Да я-то могу тем попользоваться? Надо ловить момент!» — «Ты свой лови! Сей кукурузу, перегоняй ее в мясо. Мясо — вот твой конек!» — «А то мы не даем мяса! Полмиллиона карбованцев получил за свинину. Мало?» — «Нет, то горький доход, — не соглашается Лиходед. — Горький!.. Гляди, почем свинина в магазине, — разве ж то всем доступная цена? А почему она такая дорогая? Мало ее, свинины! Мало! С тебя, богача кубанского, вдесятеро, да дешевой свинины, да еще яиц, да сахара. А ты вон на чем, на вытребеньках, на вениках, на ерунде, хочешь строить политику? Абы копейку добыть? Не дадим так плановать!..»

«Здравствуйте! — говорит Антон. — Ты в точности как тот казак, что наставлял дочку-невесту: иди, мол, доченька, ищи жениха под свой вкус, только за чернявого не ходи, и за белявого не ходи, и за бедного не ходи, и за богатого не ходи, и за лысого не ходи, и за чубатого не ходи, — а так иди, за кого душе угодно. Так и ты: проявляй, Антон, инициативу, только свеклу не режь, кукурузу не цепляй, пеньку не заводи, а в общем полная тебе инициатива. Так?»

«А ты хочешь распоясаться?»

Такие расхождения! Чуть Антон замахнется — Лиходед в дыбки! Задумал, допустим, Антон операцию, то-онко задумал, как тот стратег. Узнал, что на Дону жито уродило, снаряжает туда гонца: купи, мол, в колхозах жита, накинь лишний червонец на центнер против казенной цены и сдай то жито в госзакуп. Там сдай и квитанцию привези. А мы твоей квитанцией отчитаемся перед районом, а свою пшеничку перегоним на крупчатку-муку да и отправим на комиссию к Балтийскому морю — там любят белые пироги. Комиссионная цена повыше закупочной, вот он и чистый барыш!» Не-ет, далеко до барыша! Узнает Лиходед про ту стратегию и обрушит одним ударом: «Нельзя». — «Да ты пойми, — отбивается Челомбитько, — я-то хозяин?!» — «Какой? — не уступает Лиходед. — Ты же не простой хозяин, а ты же коммунист-хозяин, чертова голова! Коммунист! Не фермер американский! Тебя поставили народу служить — так служи, не переводи шило на мыло. Гони то, что нужно народу, а не прицеливайся, как бы с народа лишнее сорвать!» — «А цены? — не сдается Челомбитько. — Цены-то у нас разные! Вот их сколько: заготовительная, закупочная, комиссионная, базарная! Да и то не все! Есть же еще цены по разным местностям: где уродило — дешевка, где не уродило — дороговизна. Страна-то вон какая! Должен я по ней маневрировать продуктом?» — «То-то, — сердится Трофим, — и лихо, что у нас пока разноценье, то-то тебя и шатает. Была б ясная цена, ты б, друже, не выбрыкивал, а строил маневр на одном — на земле! Гони с нее больше мяса — на том и богатей!» Так и цапаются! День ездим по степи — день и цапаются. И, понимаешь, пока я Лиходеда слухаю — вроде он правый, а заговорит Антон — и он вроде не виноват…

И чем же оно кончается, корешок? А тем и кончается… Погорюет наш Антон, что не поручилась его стратегия, помянет всех Трофимовых родичей, и бога, и черта, и малых чертенят, а потом и скажет: «Ну что ж, Трофим, мясо так мясо!» И как врежутся в дела! А насчет этого они один в одного — переимчивые, ревнючие. Ночь спокойно не переспят, когда знают, что у другого хозяина какая-то штука устроена лучше, чем у нас. Вычитают в газете, допустим, про самокормушки и в тот