Николай Гумилев в воспоминаниях современников - Николай Гумилев

- Комаровский.

Сергей Маковский, впрочем, утверждал, что страницы о Комаровском у Г. Иванова - сплошная выдумка. Однако известный журналист Петр Пильский в рецензии на "Петербургские зимы" (газета "Сегодня", Рига, 9 авг. 1928 - П. Пильский, "Петербург перед кончиной") подтверждает достоверность этих воспоминаний о поездке Гумилева с группой поэтов в Царское Село и о встрече их с Комаровским: "Конечно, я хорошо знал и Сергея Городецкого и Н. С. Гумилева. Теперь Г. Иванов рассказывает, как они неожиданно ночью отправились в Царское Село взглянуть "на скамейку, где любил сидеть поэт Иннокентий Анненский". На ней уже произошло несколько случаев самоубийства. На этой засыпанной снегом скамье и в ту ночь сидел человек - сидел и бормотал стихи. Это был Комаровский...".

У Комаровского к одному из его стихотворений, в его единственном сборнике "Первая пристань", предпослан эпиграф из Гумилева - из его "Фра Беато Анжелико" (вошло в "Колчан", но ранее публиковалось в "Гиперборее").

Возвращаясь к отношениям Гумилева и Анненского, следует отметить, это и Анненский в конце своей жизни не вполне принимал поэзию Гумилева, о чем свидетельствует его пронизанный тонкой иронией, упрятанной за похвалами, отзыв в "Аполлоне": "Николай Гумилев кажется чувствует краски более, чем очертания, и сильнее любит изящное, чем музыкально-прекрасное... Интересно написанное им недавно стихотворение "Лесной пожар" ("Остров", № 1, стр. 8 сл.). Что - это жизнь или мираж? Лиризм Н. Гумилева - экзотическая тоска по красочно-причудливым вырезам далекого юга. Он любит все изысканное и странное, но верный вкус делает его строгим в подборе декораций" ("О современном лиризме"). В устах Анненского слова о том, что кто-то "изящное" предпочитает "музыкально-прекрасному" - менее всего похвала, сколь бы беспристрастно это утверждение ни преподносилось читателю. Отношения двух поэтов сложны, и воспоминания Адамовича, в частности, ценны в том плане, что они, при внимательном прочтении, давно могли бы покончить с легендой о безоговорочном приятии Гумилевым поэзии Анненского. В критике по этому вопросу всегда существовали острые расхождения. В стихах Гумилева, - писал в 1916 г. критик И. Оксенов, - "нет ни России, ни античности - ибо поэт блестяще поверхностен, и совсем не по плечу ему Инн. Анненский, учеником которого он себя считает" ("Новый журнал для всех", № 2-3, 1916, стр. 74). Кривич, сын Анненского, еще в 1909 г., намекает, что Гумилев-прозаик в своей "Скрипке Страдивариуса" подражает "Фамире Кифарэду" Анненского ("Аполлон" № 1, 1909, стр. 25). Более определенно о том же писал уже после смерти Гумилева знавший его лично Юрий Верховский: "Характерна литературная модернизация мифа, идущая от Анненского". И далее он говорит о сходстве пьесы Гумилева "Актеон" с сюжетом "Фамиры Кифарэда". "Но в "Фамире", - писал Верховский, - развернута глубокая трагедия, в "Актеоне" на нее нет и эскизного намека" ("Путь поэта. О поэзии Н. С. Гумилева" - "Современная литература", изд. "Мысль", Л., 1925, стр. 111). Однако память об Анненском, насколько можно судить по многим источникам, для Гумилева долгое время была священной. В мемуарах Александра Кондратьева упоминается, что рабочий кабинет Гумилева был заставлен книгами, среди которых было много французских журналов, ранее принадлежащих Анненскому. Ученик Анненского, Кондратьев часто навещал своего учителя в Царском Селе и хорошо знал его библиотеку. Словом, в данном случае не приходится заподозрить сообщение Кондратьева в неточности.

В "Вечере у Анненского" Адамович, по всей видимости, говорит о своей первой встрече с Гумилевым. Знакомство возобновилось в 1912 г. Встречи с Гумилевым участились, когда Адамович был принят в "Цех поэтов", собиравшийся в сезон 1912-1913 г. по два-три раза в месяц. Но в это время достоинство поэзии Анненского не вызывает у Гумилева никакого сомнения. Летом 1911 г. Гумилев написал несколько стихотворений, в которых явно выступает влияние Анненского. В том же году в "Аполлоне" было напечатано стихотворение Гумилева "Памяти Иннокентия Федоровича Анненского". Позднее, готовя к печати книгу "Колчан", Гумилев поставил это стихотворение первым в сборнике. В 1912 г. он писал С. Маковскому в ответ на приглашение заведовать литературным отделом "Аполлона": "Да поможет мне в этом деле одинаково дорогое для нас с Вами воспоминание о Иннокентии Анненском!" Отношение к Анненскому у Гумилева претерпело изменение где-то после 1916 г. и, вероятнее всего, после 1919 г., когда заботами Гумилева был переиздан "Фамира Кифарэд" - издание почти роскошное, особенно же в эпоху военного коммунизма.

Одно из самых интересных сообщений в настоящих воспоминаниях Адамовича - рассказ о чтении Анненским своей "Баллады". Адамович не упоминает названия этого стихотворения, ни того, что оно посвящено Гумилеву. Из "Баллады" он цитирует полторы строки и говорит, что Анненский "только что прочел свои новые стихи". Стихи не были совсем новыми, так как "Баллада" написана 31 мая 1909 г., месяцев за пять до этого "вечера у Анненского". В сохранившемся в ЦГАЛИ автографе посвящение Гумилеву отсутствует. Но оно есть в "Кипарисовом ларце", вышедшем через четыре-пять месяцев после смерти Анненского. Его сын, В. Кривич, издавая "Кипарисовый ларец", следовал указаниям отца. Посвящение Гумилеву, отсутствующее в автографе от 31 мая, было добавлено позднее - скорее всего в память о том разговоре, который описывает Адамович. На вопрос Гумилева "к кому обращены ваши стихи" Анненский отвечает: "Я никогда об этом не думал". Гумилев навел его на очень существенную мысль, и в память об этом разговоре Анненский поздней оcенью 1909 г., за несколько недель до смерти, посвятил свою "Балладу" Гумилеву. Напрашивается именно такая реконструкция, если воспоминания Адамовича достоверны. И если они таковы, то мы, наконец, получаем объяснение, почему пожилой маститый поэт посвящает свое траурное, поистине похоронное стихотворение юному, переполненному "конквистадорскими" планами Гумилеву, бывшему на тридцать лет моложе "последнего царскосельского лебедя". В биографиях и одного и другого нет решительно ничего, что указывало бы на другую причину посвящения, чем тот разговор, свидетелем которого оказался Адамович. Добавим еще, что Гумилева не было ни в Царском Селе, ни в Петербурге, когда писалась "Баллада". Он уехал 25 мая вместе с поэтессой E. Дмитриевой (будущей Черубиной де Габриак) сначала на два дня в Москву, затем в Коктебель к Волошину.

Все же остается вопрос, почему Адамович не упоминает, что "Баллада" посвящена Гумилеву? Забыть он не мог. В своей книге "Облака" к одному из стихотворений он взял в качестве эпиграфа именно ту строку из "Баллады", которую цитирует в своем очерке: "День был ранний и молочко-парный".

Была и еще одна причина, исключающая забывчивость. Не кто иной, как Гумилев писал в "Аполлоне" об "Облаках", о зависимости Адамовича от Анненского, и в частности, об этом эпиграфе: Адамовичу "для одного стихотворения пришлось даже взять эпиграф из "Баллады" Иннокентия Анненского - настолько они совпадают по образам".

Максимилиан Волошин.

ВОСПОМИНАНИЯ О ЧЕРУБИНЕ ДЕ ГАБРИАК

Здесь печатается только отрывок, имеющий отношение к дуэли Гумилева и Волошина в ноябре 1909 г. Эти воспоминания давно стали известны читателям самиздата. В 1983 г. они были опубликованы А. Н. Тюриным в "Новом журнале", № 151, стр. 188-208. Через короткое время, независимо от публикации Тюрина, отрывок из этих воспоминаний напечатан был в Wiener Slawistischer Almanach, том 15, стр. 104 и 105.

Волошин Максимилиан Александрович (1877-1932) - поэт, переводчик, критик, искусствовед, художник. Точных сведений о дате знакомства Гумилева с Волошиным, кажется, не сохранилось. Впервые они могли встретиться в Париже во второй половине 1906 г. или в 1907 г. Оба бывали в салоне художницы Кругликовой, у которой по четвергам собиралось большое русское общество. В начале 1908 г., если Гумилев и не встречался в это время с Волошиным лично, все же слышал о нем от Алексея Толстого, который в тот период жил в Париже, встречался с Волошиным и смотрел на него как на литературного мэтра. Несколько встреч Гумилева и Волошина имели место в Петербурге в период с мая 1908 г. по май 1909 г. Волошин напечатал свои стихи в созданном по инициативе Гумилева журнале "Остров" (№ 1). Июнь, и возможно, часть июля 1909 г. Гумилев проводит у Волошина в Коктебеле. Встречи возобновились осенью 1909 г. - в "Аполлоне" и в Академии стиха при редакции этого журнала. В конце ноября 1909 г. произошла дуэль между Гумилевым и Волошиным. По словам Волошина, с тех пор они не встречались до июня 1921 г., когда Гумилев в поезде командующего морскими силами приезжал в Крым. По словам же С. Маковского, два поэта продолжали встречаться в Академии стиха, но делали вид, что друг друга не замечают. В критических выступлениях Гумилева имя Волошина упоминается дважды. В рецензии на "Антологию" издательства "Мусагет" (1911) о стихах Волошина говорится без всякой оценки. Читателю этой рецензии видно лишь, что рецензент заметил стихи Волошина, но абсолютно никак не отметил. В 1916 г. в "Аполлоне", № 1 была напечатана рецензия Гумилева на книгу М. Лозинского "Горный ключ". В ней Лозинский сравнивается с Волошиным в том отношении, что оба следуют принципу символизма, который побуждает поэта говорить таинственно о таинственном - "в неведомых доселе сочетаниях слов".