Нерон - Д. Коштолани

Сонника хладнокровно подчинялась этой подготовке к своему туалету, которая на несколько моментов портила ее, чтобы каждый день возрождать, делая все более прекрасной.

Одация продолжала причесывать гречанку. Она обхватила волны пышных волос, и обе ее руки затерялись в этом сверкающем каскаде; нежно свила их, свернув в своих руках, точно большую золотую змею; снова распустила, разделяя прядь за прядью, чтобы просушить их, и опять принялась любовно расчесывать гребнями из слоновой кости, разложенными на ближайшем столике и представляющими собою настоящие художественные произведения, с тончайшими зубцами и превосходной гравировкой, изображающей лесные сцены, надменных нимф, преследующих оленей, и грубых сатиров, охотящихся за обнаженными красавицами.

Парикмахерша, просушив волосы, стала их красить. Маленькой амфорой, заканчивающейся длинным острием, она смочила их раствором шафрана и аравийской древесной смолы; открыв ларчик, наполненный золотым порошком, припудрила им густые, шелковистые волосы, которые приобрели блеск солнечных лучей. Потом, вложив передние пряди в железную формочку, нагретую на жаровеньке, она создала густые локоны, которыми покрыла лоб гречанки до самых глаз; остальную массу волос собрала на затылке, скрепив и переплетя их красной шелковой лентой, и завила верхушку прически, подражая волнообразному пламени факела.

Сонника поднялась. Две рабыни поднесли тяжелую глиняную амфору, наполненную молоком, и стали обмывать губкой тело госпожи, очищая его от пасты из бобов. Белизна ее кожи стала выступать на свет еще более свежая и сочная.

Ее надушили благовониями, особыми для каждой части тела, чтобы она благоухала, как букет цветов, в котором соединяются различные ароматы. Одация поднесла ларчик с драгоценностями, в котором трепетали самоцветные камни, точно беспокойные и ослепляющие рыбки. Точеные пальцы гречанки равнодушно перебирали груду ожерелий, колец и серег. Сцены из великих поэм были изображены почти микроскопически на камеях сердолика, оникса и агата, а изумруды, топазы и аметисты были украшены чистыми профилями богинь и героев.

Обнаженную грудь Сонники обвило ожерелье из драгоценных камней; ее пальцы покрылись кольцами до самых ногтей, а белизна рук казалась более прозрачной, пересекаемая местами блеском широких золотых браслет. Чтобы придать более выражения лицу, Одация украсила свою госпожу несколькими маленькими мушками, и затем стала завязывать вокруг ее тальи фасцию, шнуровку того времени: широкий шерстяной пояс, который поддерживал округление грудей, чтоб они сохраняли свою строгость линий, не теряя формы от тяжести. Сонника, рассматривая себя в нежную бронзу, улыбалась своему изображению, нагому и прекрасному, как отдыхающая Венера.

— Что оденет госпожа? — спросила Одация.

Сонника не пришла ни к какому решению: она выберет одеяние в уборной. И со всем величием своей обнаженной красоты, шелестя на каждом шагу папирусными сандалиями, она вышла из своей опочивальни, сопровождаемая рабынями.

Между тем Актеон ожидал в библиотеке. Он видел большие дворцы во время своих странствий по свету, созерцал знаменитый родосский колосс, за два года до землетрясения, разрушившего его; посещал Серапиум и могилу великого завоевателя Александрии; он привык к богатству и роскоши, но, невзирая на это, не могут скрыть удивления, которое вызвало в нем это жилище гречанки, воздвигнутое в варварской стране, но более великолепное и художественное, чем дома самых богатых граждан Афин.

Сопровождаемый рабом, Актеон миновал сад с его ропчущей листвой и с криками чужеземных птиц и прошел через колоннаду, которая служила входом в виллу. Вначале был расположен профирум, с его мозаичным цоколем, на котором были изображены дикие, черные собаки с огненными глазами и открытой слюнявой пастью, оскаляющей их песьи зубы.

Над дверями, подле светильника, была прикреплена лавровая ветка в честь богини, охраняющей дом. За профирумом, несколько темноватым, находился под открытым небом атриум с четырьмя рядами колонн, поддерживающих кровлю и образующих многочисленные проходы, на которые выходили ряды дверей жилищ.

В центре атриума находился имплувиум, прямоугольное мраморное углубление для стока с крыш дождевых вод, скопляемых в цистерне. Между колоннами возвышались на пьедесталах большие вазы красной глины, покрытые цветами; четыре мраморные стола, поддерживаемые крылатыми львами, окружали имплувиум, подле которого высилась статуя Амура, служащая в дни празднеств водометом.

Актеон залюбовался художественной стройностью колонн, сделанных так же, как и цоколь галерей, из голубого мрамора, что придавало освещению атриума нежный оттенок, точно здание было воздвигнуто на дне моря.

Затем проводник передал его Одации, любимой рабыне, и последняя повела его в перистилиум, второй двор, значительно больший, чем атриум, и поразивший грека своей художественностью. Нижняя часть колонн была расписана красным, при чем цвет этот сливался с лазурью и золотом на полосах и капителях, снова возобновляясь на орнаментах софита крыши, которая покрывала портик. В открытой части перестиля был сделан в земле глубокий садок с прозрачными водами, в которых, точно золотые блестки, плавали рыбы. Вокруг прудика стояли мраморные скамьи, поддерживаемые столбиками с человечьими головами, столы на дельфинах с перевитыми хвостами, вазы с розами, среди листвы которых виднелись белые или глиняные статуэтки в сладострастных позах; пространства перистиля между дверями жилищ, были украшены большими картинами греческих художников: Орфей, со своей лирой, обнаженный и в фригийском колпаке, окруженный львами и пантерами, которые с опущенными головами внимали его песне; Венера, выходящая из морской пены; Адонис, обращенный в бегство матерью Амура, и другие сцены, восхваляющие силу искусства и красоту.

Актеон увидел подле себя двух молодых рабов, которые проводили его в баню, и, выйдя оттуда, он снова встретил Одацию, которая ввела его в библиотеку, устроенную в глубине перистиля.

Это было большое помещение с мозаичным полом, изображающим торжество Вакха. Юный бог, прекрасный, как женщина, нагой и увенчанный виноградными ветвями и розами, ехал верхом на пантере, высоко держа тирс. Картины стен изображали известные события из Илиады. На полках были расставлены рядами многотомные сочинения, мелкие же произведения были сложены связками в узких ивовых корзинах, выложенных внутри шерстяной подстилкой. Актеон пришел в восторг от богатства библиотеки, насчитав более сотни сочинений. Они представляли собою целое состояние. Сонника поручала мореплавателям привозить ей все известные произведения, которые они находили во время своих путешествий; афинские же книготорговцы доставляли ей самые выдающиеся увеселительные сочинения, которые пользовались успехом в их городе. Все они были из папируса, и свитки навертывались на умбилик, деревянный цилиндр или же костяной, художественно выгравированный на концах. Их листки, исписанные только на одной стороне, были пропитаны на другой кедровым маслом для предохранения их от порчи; на верхней же обложке, разрисованной пурпуром, сверкали суриковые и золотые буквы заглавия сочинения, имя автора и оглавление содержания. Эти многочисленные сочинения заключали в себе жизнь многих людей, громадную сумму труда, затраченного многими; и грек, проникнутый присущим его нации преклонением пред мудростью и искусством, чувствовал себя в тишине библиотеки как бы окруженным величественными тенями стольких великих людей, и его взгляд с благоговением переходил от Гомера в старых, потемневших от времени папирусах, и сочинений Фалеса и Пифагора, к современным поэтам, Феокриту и Калимаку, томы которых не были свернуты, служа для текущего чтения.

Актеон услышал легкое хрустение сандалий в перистиле, и квадрат нежного золота, который падал на пол от света, проникающего со двора сквозь дверь, омрачился чьей-то тенью. Это была Сонника, одетая в тонкую белую тунику.

— Добро пожаловать, афинянин, — приветливо сказала она мелодичным голосом. — Те, которые прибывают из Афин, всегда являются господами в моем доме. Пир этой ночи будет устроен в честь тебя; ведь никто, кроме сына Афин, не может быть царем стола и руководителем разговоров.

Актеон, несколько взволнованный присутствием красивой женщины, обвеянной опьяняющими благоуханиями, стал говорить о ее жилище, о том удивлении, какое оно вызвало в нем своим великолепием в этой варварской стране, и об известности, которой пользовалась его хозяйка в городе. Все в нем говорят о Соннике богачке.

— Да, меня любят, хотя во многих случаях меня осуждают. Но поговорим о тебе, Актеон: расскажи мне, кто ты таков; твоя жизнь должна быть столь же интересна, как и жизнь древнего Одиссея.