Навлекая беду - Лайза Скоттолайн

— Дитс нападал и на меня, и на тебя. Что ты в нем нашел?

Мэта раздирали противоречия.

— Он сожалеет, что толкнул тебя. Сказал, что просто вышел из себя.

— Тогда все хорошо.

Энн хлебнула еще. Потрясающе вкусно! Она никак не могла вспомнить, когда в последний раз ела.

— Извини, что оставляю тебя. Мне надо ехать.

— Увидимся. И я тебе не завидую… — Энн допила вино. — Раз ты опять юрист противоположной стороны, подождем окончания процесса. Я теперь брюнетка. А мы, брюнетки, не такие оторвы, как рыжие.

— А… Договорились. Продолжай в том же духе. — Мэт нагнулся и быстро поцеловал ее на прощание. — У тебя все будет хорошо? С виду-то вроде и так нормально…

— Даже очень!

Энн налила себе еще бокал, подняла бутылку и, постепенно превращаясь в захмелевшую Люси Рикардо, когда та пробовала себя в рекламе, произнесла:

— Вот в эт-тй малнькой бтылчке — отвт на вс ваши впросы!

— «Люси снимается в рекламном ролике», — сказал Мэт с улыбкой.

— Ты знаешь? — спросила пораженная Энн. — Тридцатая серия, 5 мая 1952 года!

Мэт рассмеялся:

— Дат я не знаю, хотя помню эпизоды. Шоколадная фабрика, ремонт в квартире, Мерцы — все, что угодно. У меня мама тоже была без ума от Люси.

— Кажется, я влюбилась, — сказала Энн совершенно искренне.

Мэт подарил ей еще один поцелуй, открыл дверь и убрался прочь, оставив Энн бутылку красного вина, полное пены ведро и зуд надежды на лучшее.

Она встала, закрыла дверь на цепочку и принялась собирать перчатки, губку, ведро. Не прошло и пяти минут, как в дверь опять позвонили. Ха! Наверное, Мэт что-то забыл. Может, окончание ее тоста? Или поцелуй? Вдалеке разорвалась хлопушка. С тех пор как Энн приехала домой, они взрывались постоянно.

— Иду, Мэт! — крикнула она, направляясь к двери. Энн знала, что там Мэт, и не стала смотреть в глазок, сразу сняв цепочку.

Когда она открыла дверь, перед ней стоял не Мэт.

32

На крыльце была Бет Дитс, и похоже, она только что плакала.

— Можно… можно войти? — Ее душили рыдания, она дрожала, одетая в шорты и деревенскую рубашку. — У нас с Биллом только что вышла большая свара из-за того преследователя, Кевина. Я слышала из новостей, что он убит.

— Конечно, входи. Нам есть о чем поговорить.

Энн стало не по себе. Она ввела Бет в дом, закрыла дверь и машинально повесила цепочку. Когда Энн обернулась, гостья уже не плакала, а направляла на нее черный пистолет.

«Господи!»

Секунду она соображала и уже открыла рот, чтобы закричать.

— Заткнись, сволочь!

Бет подтолкнула Энн к двери. Холодное и твердое дуло пистолета упиралось Энн в сердце. Она задыхалась.

— Бет, что ты делаешь?.. — прохрипела Энн. Она старалась не поддаваться страху. Колени дрожали. Она с трудом оторвала глаза от смертоносного оружия и посмотрела Бет в глаза, красные от слез.

— С каких пор ты спишь с Гилом, Энн? Я хочу знать!

— Бет, пожалуйста, опусти пистолет. — Во рту у нее сохранился вкус вина, но хмель испарился. — Если хочешь поговорить — давай поговорим. Но только не с пистолетом в руках…

— Не смей мне указывать! — проревела Бет; кожа у нее пошла пятнами, светлая челка растрепалась, губы дрожали от гнева. — Скажи, с каких пор ты трахаешься с Гилом! Он всегда хотел только тебя!

— Такого не было…

Энн потрясла головой. Она не могла поверить… Ей вспомнилась сцена в комнате для бесед, когда Гил пришел пьяный. Потом вчерашний звонок на мобильный.

— Я никогда ничего к нему не чувствовала. Никогда…

— Лжешь! — завопила Бет. — Он говорил о тебе все это время, а когда мы порвали и я подала иск — он нанял именно тебя!

Пистолет буравил Энн. Она совсем перестала дышать от страха.

— Пожалуйста, не надо…

У нее брызнули слезы. Она представила, как пуля входит в нее, рвет плоть, пробивает сердце… Вот она лежит в собственной прихожей, залитая кровью… Энн в точности знала, как будет выглядеть. Ее застрелят в собственной прихожей. Кошмарный круг замкнулся.

— Я любила его, а ты забрала Гила себе! — кричала Бет с искаженным от бешенства лицом, плюясь Энн в лицо. — Он ничего для тебя не значил! Я хотела оставить Билла и уйти к нему, но ему была нужна ты! А теперь ты уже с Мэтом! Билл не ошибся, ты — шлюха!

Энн изо всех сил старалась не потерять голову. Надо что-то делать… Что-то придумать…

— В пятницу вечером здесь была я! — не унималась Бет. — Я хотела убить тебя за все, что ты мне сделала, и думала, что убила! А вышло так, что дверь открыла не ты! А теперь тебя спасает Гил, я видела по телевизору! И влюблен в тебя больше, чем когда-либо!

Вот оно что! У Энн закружилась голова. Убийца — не Кевин… В Уиллу стреляла Бет. Так… Кевин наверняка наблюдал за ее домом в тот вечер. Он видел, как Бет выстрелила в Уиллу, и посчитал, что там была Энн. Наверное, он подошел и, ошарашенный, забрал оружие, которое потом выбросил. Господи! Бет все это время…

— Тебе пора умереть, — сказала Бет спокойно. — Пока.

Она подняла пистолет и наставила его на Энн в упор, целясь между глаз.

— Нет! — завопила Энн и, вскинув руки, задела пистолет. Раздался оглушительный выстрел.

— Сука! — заревела взбешенная Бет.

— На помощь! — завопила Энн и толкнула Бет, которая упала на пол. Она рванула мимо нее к лестнице и поскакала через две ступеньки. Тут раздался второй выстрел. — Помогите! Кто-нибудь! Пожалуйста! — не переставала вопить Энн.

Куда она бежит? Как ей быть? Оружия у нее нет, она его сдала. Вызвать Службу спасения? В спальне есть телефон. Энн добралась до площадки второго этажа, но Бет бежала следом. Беглянка свернула к освещенной спальне до того, как ее преследовательница смогла выстрелить.

— На помощь! — кричала Энн, однако никто не приходил. Где же ее соседи? Мистер Берман? Мистер Монтероссо? Где они все?

Она бежала к спальне. Оказавшись внутри, прыгнула к телефону на столе. Поздно. Бет уже неслась через холл второго этажа. Энн схватила свой толстый лэптоп, резко повернулась и швырнула его в лицо Бет. Тот с громким стуком врезался в нее и упал на ковер.

— А-а-а!..

Бет закрыла нос ладонью. Опять выстрел. Какой грохот… Из дула вырвалось пламя. Мимо щеки Энн просвистела пуля. Страшно… Бет согнулась, зажимая нос. Сквозь пальцы струилась кровь.

Энн спасала свою жизнь. Она нырнула к лестнице, потом вниз, к входной двери… Бет, громко топая, спускалась следом.

Дверь… Ей не хватит времени. Она даже цепочку не успеет снять. Придется драться! Энн дико оглядывалась. Свернутый ковер! Лучше не придумаешь!

Она сгребла лежавший в гостиной пакет с ковром, занесла его, как бейсбольную биту и, когда Бет вбежала в гостиную и начала поднимать пистолет, изо всей силы ударила ее в живот. Оружие вылетело из ее рук. Пистолет упал на ковер гостиной, и Энн бросилась к нему. К тому времени когда Бет разогнулась, она уже была на мушке. Из ее ноздрей хлестала кровь, она выла от бешенства.

— Ты не застрелишь меня! — крикнула Бет, сплевывая кровь.

Энн заметила, что дрожит от злости. Кевина убила не она, тогда у нее не было такой возможности. А вот теперь… Она взглянула на ствол. Старый «кольт». Предохранителя нет. Можно стрелять.

Энн была переполнена ненавистью. Бет стоит застрелить. Даже нужно. Не оставить от лица ничего. А что, здорово… Она не могла вспомнить лучшего запасного варианта. И подходящего эпизода из «Люси» ей тоже не приходило в голову. Это настоящая жизнь. Энн начала опускать ствол, целясь между голубых глаз Бет.

Она воскрешала в памяти все, через что ей пришлось из-за нее пройти. И ведь только что Бет пыталась ее убить. И убила бы. В Уиллу стреляла она. Поэтому-то Кевин и начал ее преследовать — не потому, что влюбился, а потому, что знал: Энн убила она. Она подумала об Уилле, чья смерть осталась не отомщенной, о ее крови на стенах…

Энн оцепенела. Потом взглянула на пистолет в своей руке. И на кое-что еще. На итальянский талисман, блестевший на ее шее, в вырезе майки. Миссис Динунцио. Дивные запахи крошечной кухни. Кофейник. А следом в голову пришли мысли о дружбе, о семье. И о любви.

Пальцы Энн сжали дымившийся пистолет.

Она сделала свой выбор.

33

Утро вторника выдалось ясное и прохладное. Температура держалась вполне умеренная, градусов семьдесят,[46] и влажности особой не чувствовалось. Небо над Филадельфией было кристально чистым, отчего горизонт приобрел необычную отчетливость, яркость и в нем чувствовалось что-то металлическое. Солнце пока еще стояло низко и не спешило появиться из-за небоскребов: отсыпалось после суматошных выходных со всеми этими цилиндрами Дяди Сэма и красными «платформами».

Город возвращался к работе. Все нуждались в подзарядке. По улицам, где еще вчера движение было перекрыто, вновь понеслись неуклюжие белые автобусы. Работники в зеленых рубашках очищали канавы от стаканчиков и бумажных пакетов, накалывая их на специальные острые шесты. Магазины открывали витрины, поднимая защитные решетки на стрекочущих, блестящих от смазки цепях. Люди плелись на службу с некоторым опозданием — в чистых рубашках, загорелые, с портфелями в руках (за выходные они не открыли их ни разу). У многих, как и у Энн, под мышкой торчала газета.