Открыватели дорог - Николай Асанов

В городе пахло Волгой и соснами, и запах этот сразу наполнил машину, словно Нонна и Алексей приехали сюда совсем не по делам, а на пикник.

Было воскресенье, и по улицам шли дубнинцы — молодые физики в очках-светофильтрах, в пестрых летних рубашках. Они катили коляски с младенцами или несли авоськи с продуктами и похожими на маленькие луны апельсинами. Их сопровождали молодые длинноногие жены с пышно взбитыми волосами, в ярких платьях, и шли они с мужьями под руку, будто все тут были молодоженами.

Везде слышался смех, дружеские восклицания, а с теннисных кортов доносились удары мячей, громкие команды тренеров, еще дальше гудел отбиваемый волейбольный мяч, а рядом за воротами сухо стучали мячики пинг-понга.

Нонна и Алексей проехали мимо афиш на стендах, возвещавших населению, что сегодня в Доме ученых состоятся танцы, а в Доме культуры идет кинофильм «Родная кровь».

Показалась небольшая белая гостиница, а дальше, у берега Волги, — новое, яркое, современное здание — геометрические легкие линии и много стекла, красный и зеленый цвета, — отель «Дубна», поворот направо, еще один дом — и резкий скрежет тормозов: «Приехали!»

На скрип тормозов из окна выглянула жена Тропинина. Увидав Нонну и Алексея, вылезавших из машины, захлопала, как девочка, в ладоши, исчезла и тут же выбежала из двери.

— Вы к нам? Вот чудесно! А мой сумасшедший убежал кататься на лыжах.

— Какие лыжи? — растерянно спросил Алексей.

— Ах, боже мой, водные, конечно! Вы разве не знаете, что он тут целое общество организовал? Чует мое сердце, сломает он себе шею на этих лыжах! Пойдемте, я провожу вас. Машину можно оставить прямо под окном. У нас не угоняют… — И все это быстро, как из пулемета, и было видно, что она совсем не боится за мужа, а наоборот, гордится им, как гордится и своим городом, и своим домом, и всем окружающим их миром.

— Одну минуту, я захвачу купальник, — сказала Нонна и принялась открывать багажник.

«Да она действительно приехала на пикник! — с досадой подумал Алексей. — А я, дурак, думал, что ее занимает наше дело…»

Теперь он понимал, что эта женщина — подруга Нонны, а Сергей Григорьевич — друг Нонны и Михаила Борисовича, и они с удовольствием будут купаться, болтать о чем угодно, только не о делах Алексея, и досадовал, что ввязался в поездку.

Женщина — Алексей вспомнил, что ее зовут Надеждой, — взглянула на его хмурое лицо, воскликнула:

— Погодите! — и исчезла в доме. Она все делала быстро, решительно, и минуты не прошло, как она опять появилась со свертком и сунула его Алексею.

— Что это? — спросил он.

— Сережкины плавки. Не волнуйтесь, новые. Вы-то за вашими ро-мезонами, наверно, и забыли, что здесь Волга! — И, посмеиваясь, схватила Нонну под руку и пошла вперед так быстро, энергично, словно и не умела гулять, только бегала.

Алексей поневоле поплелся за ними.

Оставшись позади, он все-таки приоткрыл сверток. Плавки были шерстяные, красные, с голубой каймой, и он вдруг на все махнул рукой, посмеиваясь и над собой и над поручением: «А, черт с ним, хоть выкупаюсь! Когда еще я выберусь на Волгу…»

17. А ЧТО ДЕЛАТЬ С НЕДОБРЫМИ?

Тропинин появился, как морской бог.

Сначала показался маленький белый глиссер, летевший в бурунах и водной пыли, а далеко за ним на серо-синей волне стоял по лодыжки в воде загорелый до черноты человек и летел вместе с волной так быстро, что казалось, не он передвигается по воде, а берега, и люди на эспланаде над рекой, и купающиеся внизу, в серой реке, стремительно мчатся назад, приветствуя этого необыкновенного бегуна.

Алексей увидел в руках Тропинина конец длинного троса, а в кипящей воде рассмотрел водную лыжу, одну — дополнительное лихачество, — на которой Тропинин стоял обеими ногами. Нос этого странного сооружения то высовывался из воды, то пропадал под нею, и тогда Тропинин резко выгибался, стараясь сохранить равновесие. Так он промчался мимо оживленной толпы, мимо Алексея, Нонны и своей жены, но Надежда что-то крикнула ему, а он — вот странно! — как видно, услышал сквозь рокот мотора, плеск волн ее голос, потому что резко махнул рукой мотористу и одинокому пассажиру на катере, сидевшему лицом к Тропинину. Затем Тропинин отпустил конец буксира, сделал неуловимое движение натренированным телом, и лыжа понесла его к берегу. Она еще долго летела по волнам, гонимая инерцией, но потом стала медленно погружаться, и Тропинин спрыгнул с нее, ласточкой нырнул в воду, поплыл, и теперь лыжа последовала за ним — он волок ее на прикрепленном к поясу коротком шнурке. У берега Тропинин стал на дно, вытолкнул лыжу на песок и, осыпанный брызгами, поднялся на бетонную эспланаду.

— А, гости приехали! — весело воскликнул он.

Он и в самом деле походил на полубога, стройный, с крутыми плечами, узкими бедрами. Он протянул мокрую руку Нонне, Алексею, оглянулся на реку, где резко разворачивался катер, на подбегавших к нему молодых людей в плавках и коротко сказал:

— Габор, ваша очередь!

Молодой венгр, такой же широкоплечий, как и Тропинин, но куда выше ростом, — этот на лыжах наверно уж похож на бога! — сбежал к реке, установил лыжу и ждал теперь катера, чтобы поймать брошенный с него конец и унестись в таком же стремительном водном полете.

Нонна и жена Тропинина пошли в кабину переодеваться, а хозяин, весело глядя на Алексея живыми, в золотых искрах глазами, спросил вызывающе:

— А что же вы?

— Я, собственно, по делу… — неловко сказал Алексей, оглядываясь, куда бы сесть, чтобы поговорить о своем деле. Было как-то странно разговаривать о делах с полуголым человеком. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят — и Алексей, вздохнув, направился к скамье.

Всю веселость словно смыло с лица Тропинина. Он устало присел рядом с гостем, спросил:

— А другого дня, кроме воскресенья, вы для своих дел не могли выбрать? Мы только вчера закончили эксперимент, продолжавшийся два с половиной месяца…

— Мы тоже сидели все это время в своей конюшне! — начиная сердиться и на себя и на Тропинина, хмуро сказал Алексей. — А теперь нам надо проверить, нет ли в ваших снимках аналогичных явлений.

— Все еще мудрите со своими мезонами?

— Вы ведь тоже ничего нового не открыли…

Эта хмурая пикировка честно определяла отношения между двумя институтами. Если руководители лабораторий интересовались параллельными темами, невольно вступало в силу соперничество. А уж оно распространялось на всех сотрудников, начиная от директора, кончал лаборантом, а то и вахтером… Тропинин невольно усмехнулся, сказал:

— Не будем ссориться! Вон идут наши дамы.

Надежда и Нонна, уже в купальниках, одна в черном, другая в зеленом, подошли к мужчинам. Надежда была смуглая, такая же загорелая, как и Тропинин. Но и Нонна тоже успела где-то немножко загореть. Во всяком случае, зимний бледно-голубой оттенок она утратила. Глядя на Тропинина со смущенным вызовом, словно страшась и не желая показать свой страх, она спросила:

— Сережа, поставишь меня на лыжи?

Тропинин посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Алексея и насмешливо сказал:

— Тебя — нет, а вот Алексея Фаддеевича — с удовольствием!

— Я не настаиваю! — неловко ответил Алексей.

— А что, это идея! — с усмешкой продолжал Тропинин. — Если вы удержитесь рядом со мной на лыжах, я немедленно пойду в лабораторию! И мало того — вызову всех своих лаборантов на помощь вам. Согласны?

— Нечестно! Нечестно! — закричала Надежда. — Ты стоишь лучше всех! Не соглашайтесь, Алексей Фаддеевич!

В глазах Нонны Алексей заметил испуг, но она промолчала.

Алексеем вдруг овладела веселая злость. Он понимал: Тропинину просто приятно посмеяться над ним. Тропинин знает его таким, каким Алексей был в институте: неловким, болезненным. И Нонна помнит его таким, потому и боится. А Тропинин откровенно издевается. Кто знает, почему Тропинин издевается? Может быть, у него не удался опыт, за которым они сидели два с половиной месяца? Может быть, он, руководитель одной из самых крупных лабораторий, сейчас просто завидует Алексею — младшему сотруднику другого института, которому пока что опыты удаются? Всем известно, что Тропинин только для того, чтобы стать руководителем лаборатории, отдал на растерзание разным административным деятелям института пять или шесть своих работ. Он включал в соавторы кого угодно, лишь бы «соавтор» мог подтолкнуть его поближе к месту под солнцем, куда Тропинин так стремился. А теперь злится на себя за свою мелочность, которая для ученого просто неприлична…

— Ну, как, Алексей Фаддеевич? — с той же усмешкой снова спросил Тропинин. — Или вы предпочитаете сражаться в подвальных комнатах вашего института? Говорят, вы там нашего Кроху совсем затюкали…