Судить буду я - Рауль Мир-Хайдаров

- Меня зовут Нортухта, мне ведено проводить вас. Шеф ждет вас у себя дома... - И на всякий случай после паузы, добавил:

- Место встречи вас устраивает?

- Вполне, - ответил Шубарин и пошел вслед за водителем Камалова в глубь двора.

Когда вошли в подъезд, темный, как и повсюду в нынешнее кризисное время, хотя дом считался престижным и находился в респектабельном районе, сопровождающий сказал:

- Третий этаж, дверь налево, - а сам остался в подъезде, видимо, он получил приказ подстраховать встречу. Выходило, разговор с глазу на глаз страховали и с той, и с другой стороны, где-то рядом тут находился и Коста.

Едва открылись створки лифта, Шубарин увидел, как слева распахнулась дверь, и Камалов, стоящий на пороге, жестом молча пригласил в дом. Войдя в квартиру, Артур Александрович сразу почувствовал отсутствие женской руки, хотя кругом царила чистота, порядок, но это был мужской порядок, казарменный. На столе стоял не только традиционный чай, но и бутылка коньяка "Узбекистан" с закуской, и две пузатые рюмки-баккара из тонкого цветного стекла. Цепкий взгляд Шубарина выхватил на письменном столе у окна и пишущую машинку "Оливетти", и разбросанные бумаги; чувствовалось, что хозяин дома работал, по всей вероятности, он был сова, ночной человек. Хуршид Азизович поздоровался за руку, сразу пригласил за стол и сказал как-то по-свойски:

- Чертовски устал сегодня, тяжелый день выдался, не хотите ли пропустить по рюмочке, одному как-то было не с руки, хотя и хотелось, - и после небольшой паузы, с улыбкой продолжил:

- Я думаю, нам не повредит, разговор, как чувствую, предстоит непростой, хотя, признаюсь, я ждал этого визита...

Артур Александрович согласился, от человека нисходила искренность, не свойственная людям его круга, Шубарин ведь хорошо знал высших лиц в правовых органах. Выпили, молча закусили. Хозяин дома разлил чай и, взяв свою пиалу, как-то выжидательно откинулся на спинку стула, словно приглашал гостя начать, и Шубарин заговорил, понимая, что ночь не резиновая, а обоим завтра, как обычно, предстоял до предела загруженный день.

- Меня к вам привело одно обстоятельство чрезвычайной, государственной важности. Дело, которое я задумал, в которое оказался вначале случайно втянут, на мой взгляд, должно получить ваше одобрение и поддержку, иначе бы я не обратился к вам. Но я боюсь, что одних ваших полномочий, как бы они ни были высоки, может оказаться недостаточно. Возможно, сообща мы и найдем какой-нибудь вариант, гарантирующий поддержку задуманной мной операции. Дело в том, что я со дня на день должен получить официальное приглашение, как банкир из Узбекистана, на юбилей одного старейшего банка Италии...

- Оно уже сегодня пришло в МИД, можете отталкиваться от этого факта, мягко прервал Камалов, устраиваясь поудобнее, понимая, что разговор будет долгим и серьезным.

Шубарин чуть вскинул глаза, не выказывая ни удивления, ни, растерянности из-за неожиданной реплики прокурора, и продолжал:

- Я не знаю этого банка, никогда не имел с ним дел, но меня ждут на этом юбилее больше, чем любого другого гостя, хотя юбилей настоящий, просто так удачно совпало. Не буду вас томить, скажу сразу: дело касается тайных валютных счетов партии за рубежом. Сегодня об этом в печати уже появляются кое-какие инсинуации, не больше, фактов почти никаких. Да и я, оговорюсь сразу, мало чего знаю, но мне предназначается не последняя роль в судьбе этих денег. Не будем тратить времени: когда, где, как появились эти суммы, но то, что они есть, - реальность, и примем это за аксиому. Беда оказалась в другом. Огромные средства партии, а по существу государственные, народные капиталы и значительная недвижимость за границей, в силу разных причин, оказались в собственности иностранных граждан, в свое время увлекавшихся марксизмом-ленинизмом или притворявшихся такими, в общем, у людей, грешивших в молодости левацкими идеями. Сегодня с крахом коммунистической идеи повсюду, на Западе и на Востоке, с концом эры холодной войны, откровенной конфронтации деньги КПСС за границей могут пропасть бесследно. Уже есть случаи, когда хранители этих денег ликвидировали дело, сняли со счетов миллионы и исчезли в неизвестном направлении. И сегодня особо доверенные люди партии и ответственные из спецслужб озабочены этим всерьез. В конце концов, подарить Западу ни за что ни про что миллионы долларов могут только совсем беспринципные или вороватые люди. И они разработали довольно-таки реальный план возвращения хотя бы части средств на родину...

- Так вот, оказывается, почему навестил вас в Мюнхене находящийся в лагере Анвар Абидович Тилляходжаев? - от души рассмеялся прокурор. - А я ломаю голову, почему и как ему удалось вырваться из заключения на побывку и что ему от вас надо?

Вот тут настал черед удивляться Шубарину, и он не удержался, все-таки спросил:

- Вы, значит, давно знали о нашей встрече в Мюнхене?

- Да, давно, но только об этом и ничего больше. Уверяю вас. Продолжайте, пожалуйста, извините, я не удержался, прервал вас. Слишком неразрешимая была для меня загадка.

- Люди, владеющие тайнами валютных счетов партии, каким-то образом прознали про мой банк, ориентированный на западных вкладчиков и рассчитанный на обслуживание этнических немцев, проживающих в пределах бывшего СССР. Германия готова оказывать им всяческую помощь, лишь бы остановить массовый исход их на историческую родину, что создает огромные проблемы для обеих сторон. В местах компактного их проживания, а еще лучше при восстановлении автономии немцев в Поволжье, как неоднократно обещал президент Ельцин, Германия готова финансировать не только массовое строительство жилья и всей инфраструктуры, необходимой для жизни, но и возведение современных промышленных предприятий и перерабатывающей отрасли в этих районах, в общем, программа на долгие годы и миллиарды и миллиарды марок. Видимо, присматриваясь ко мне, они обнаружили, что я некогда был близок с секретарем Заркентского обкома партии, ныне находящимся в уральском лагере, лучше посредника они, конечно, найти не могли. Дело в том, что Анвар Абидович, оказывается, один из тех немногих людей, бывших доверенными лицами партии. Бывая за кордоном в составе государственных делегаций, он выполнял конфиденциальные поручения КПСС, возил наличными миллионы долларов для заграничных коммунистических движений, для фирм и компаний, контролировавшихся левыми за рубежом. Эту работу не всякому доверяли. Мой банк, по всем параметрам, подходил им, чтобы потихоньку, при каждой удобной возможности, перегонять валютные средства из Европы, Америки, Африки, Бразилии, Мексики, Ближнего Востока, Японии, Южной Кореи. Им нужен был не только солидный банк, но и надежный человек, кому они могли доверять гигантские суммы, чтобы потом, дома, так же легко их изымать для нужд партии, упраздненной ныне во всех республиках и распущенной в главной ее цитадели - России. Анвару Абидовичу устроили многочасовой допрос обо мне, и тот, смекнув, в чем дело, понял, что это его шанс выйти на свободу, впрочем, он вполне искренне хотел помочь партии, искупить перед ней свою вину. Тут оказалось кстати, что я не вышел из КПСС, нигде публично и печатно ее не хаял и не хулил, хотя я не разделял и не разделяю убеждений коммунистов, погубивших Россию в 1917 году. В общем, Анвар Абидович, в надежде уговорить меня и воспользоваться шансом спасения, поручился за меня. Конечно, он догадывался, что поставил на кон свою жизнь, вы ведь знаете нравы и порядки, несчастный случай в лагере не редкое явление, да и самоубийство организовать не проблема. Заручившись согласием Анвара Абидовича, они срочно доставили его в Мюнхен и организовали встречу со мной прямо среди бела дня, в русском ресторане, где я имел привычку обедать по воскресеньям.

Артур Александрович, попросив разрешения закурить, достал сигареты, но, не зажигая огня, продолжал говорить:

- Анвар Абидович толком и обстоятельно ввел меня в курс дел, он все-таки по образованию экономист и неплохо знает банковское дело. Можно сказать, что я согласился сразу, ибо выбора не видел, на другом конце предложения, как на картах, стояла жизнь Анвара Абидовича, я это хорошо понимал. Впрочем, не согласись я, наверняка и моя бы жизнь оказалась под угрозой, спецслужбы не любят шутить, тем более цена такой тайны - миллиарды...

Но это лишь первопричина моего добровольного согласия. Позже, еще в Германии, я стал собирать сведения о наличии таких денег в немецких банках и успел напасть на их след, хотя это стоило мне немалых личных средств, за так на Западе информацию, тем более такую конфиденциальную, даром не получишь. Там же, в Мюнхене, я все чаще и чаще возвращался к беседе с Анваром Абидовичем в отеле "Рид", куда я вывез его специально, чтобы оторваться от спецслужб, и до сих пор жалею, что не записал наш разговор на диктофон. В том разговоре Анвар Абидович подробно ответил мне на все вопросы, главный из них заключался в следующем - как образовались эти средства за рубежом? Он не скрывал, что при всевластии КПСС народные и государственные средства было трудно отличить от денег партии, коммунисты все считали своей собственностью. Постепенно я пришел к твердому и единственному убеждению, что деньги принадлежат не КПСС, а обобранному и оболганному народу, и мой долг вернуть их Отечеству.