Столовая Гора - Андрей Аратович Хуснутдинов

снегом, который, казалось, не шел с неба, а вместе с фиолетовым светом материализовался под слепящими луковицами фонарей.

Свернув в переулок, где жил следователь, Аякс еще издали увидел, как от ворот дома Бунзена отъехал большой джип. При этом в окрестных жилищах не горело ни одного окна, фонари были погашены по всему кварталу.

Поравнявшись с бунзеновским забором и чувствуя сильный пороховой чад, Аякс заметил многочисленные пулевые отверстия в штакетнике. Калитка в воротах оказалась распахнута. Снег во внутреннем дворе был вытоптан и местами сошел до травы. Всюду валялись стреляные гильзы, на ступеньках крыльца чернели смазанные пятна грязных ног. Аякс понял, что безнадежно опоздал, и все-таки вошел в прихожую, держа пистолет наизготовку.

Комнаты были посечены автоматными очередями, кое-где еще дымилась раскроенная пулями мебель и дверные косяки. Под разбитыми окнами обоих этажей Аякс нашел те самые карабины и дробовики, что были свалены на задних сиденьях в патрульной машине Бунзена, и понял, что тот пытался создать видимость групповой обороны. Первое серьезное ранение, судя по следам брызнувшей крови на перилах и по кровавой кашице на ступеньках, следователь получил у окошка над лестничным маршем второго этажа. Тут же, на лестнице, валялись его раздавленные очки. Дорожки кровяных капель, то едва заметные, то образующие лужицы, вели змейкой через все помещения первого этажа в подвал. Изрытое пулями, скорчившееся тело Бунзена лежало у стены под рухнувшими полками с садовым инвентарем. Аякс присел у стены против трупа. Откуда-то тянуло едкой гарью, но ему казалось, что это тлеет что-то внутри него самого. Он смотрел невидящим взглядом перед собой, как в полузабытьи.

В себя он пришел от удара открывшейся входной двери и звука приближавшихся шагов. С улицы доносился слабый шум автомобильного двигателя. Аякс было привстал, но тотчас снова привалился к стене — он не искал убежища, даже не поднял оружия, потому что услышал бубнящий голос Арона. В подвал Арон спустился, держа на перевязи целую гроздь прозрачных медицинских контейнеров с кровью. На его голове красовалась спецназовская каска, на груди болтался незакрепленный бронежилет. Обойдя Аякса, Арон принялся орошать кровью из контейнеров раны Бунзена и пол под телом. Аякс закурил и, дождавшись, пока Арон опорожнит последний контейнер, негромко спросил:

— Так кто убивает бычка, Арон?

Ответа не последовало. Скомкав пустые контейнеры, Арон спрятал их куда-то под бронежилет, костяшками пальцев постучал себя по каске, ни с того ни с сего отдал честь мертвому телу: «Орешек знанья тверд…», — и начал маршировать на месте, широко отмахивая кулаками. В Аякса полетели капельки крови. Под ботинками Арона трещала бетонная крошка и глиняные черепки. Прикрывшись рукой, Аякс отсел подальше от прибывающей под трупом лужи. Арон развернулся и, продолжая топать, поднялся обратно по лестнице. Его громыхающие шаги стихли на крыльце дома, а после того как хлопнула автомобильная дверца, вскоре слился с тишиной и шум двигателя. Аякс бросил последний взгляд на залитое кровью тело Бунзена, затушил сигарету о стену и тоже поднялся из подвала. В столовой его внимание привлек кактус в расколотом горшке на столе — цветок, что Бунзен держал в своем участковом кабинете и о который постоянно ранился. Кактус был раскроен пополам всаженным в него шприц-пистолетом с «сывороткой правды». Под горшком на мраморной столешнице мерцали размашистые буквы. Аякс осторожно сдвинул горшок и смел ладонью рассыпавшуюся землю. «Ма(рк) и (Э)стер ле Шателье = Ма(й)стер ле Шателье =?» — значилось несмываемым маркером на мраморе. Равенство это — очевидно, чтобы оно не сильно выдавалось за границы донной части цветочного горшка — было выведено столбиком, в три убывавших к основанию строки. По всей видимости, и горшок Бунзену пришлось разбить для вящей маскировки своего откровения. Аякс, посасывая прокушенную губу, попробовал стереть надпись пальцем, с сомнением осмотрелся, потом перетащил цветок на прежнее место и пошел прочь из дома.

На заснеженной дороге у ворот хорошо просматривались колеи от протекторов машины, на которой только что уехал Арон. Колеи эти, наслаиваясь, пересекали припорошенный след большого автомобиля, круто, юзом повернувшего в обратную сторону, на встречную полосу движения. Аякс понял, что это след того джипа, что он успел заметить, пока бежал к дому. Он решил отправиться по следу, куда бы тот его ни привел. По дороге, подбадривая себя, он зачем-то повторял вслух трехстрочную формулу Бунзена и, стараясь приглушить опьянение, время от времени зачерпывал пригоршнями снег, растирал лоб и здоровую щеку.

Снегопад помалу стихал. Во дворах были слышны возбужденные голоса игравших детей и такие же беззаботные возгласы взрослых. Над верхней частью города ходили мерцающие желтые зарева от проблесковых маячков снегоуборщиков, скребущий гул плугов и щеток разносился по пустым улицам.

* * *

Следы джипа вели из города к железнодорожной станции.

Когда Аякс подошел к машине на привокзальной площади, он успел не только протрезветь, но и порядком выдохнуться. Джип был незаперт и пуст. Салон пропах порохом и подгоревшей оружейной смазкой. На поручнях, на боковинах кресел, на оплетке руля и даже на потолке остались кровяные отметины рук. В бардачке под ворохом обычного для автомобиля хлама Аякс, к немалому своему удивлению, нашел тот самый видеодиск, что накануне отдал Бунзену у библиотеки. Диск выглядел неповрежденным, даже незахватанным. Аякс повертел его в пальцах, свыкаясь с простой и в то же время невероятной мыслью, что этот ничтожный предмет послужил причиной расстрела следователя. По отпечаткам ног в снегу было видно, что из джипа вышли двое. Следы, сходясь, вели к зданию вокзала и пропадали недалеко от входа, там, где снег уже успели расчистить.

В парадных дверях Аякс столкнулся с Зелинским. Поверх мундира на начальнике вокзала был дворницкий фартук, в руке мокрая деревянная лопата, на ногах галоши. Аякс не успел сказать ни слова — бегло поздоровавшись, Зелинский поспешил продолжить расчистку. На лопату он налегал с таким задором и нетерпением, будто надеялся обнаружить под снегом клад.

В небольшом безлюдном зале ожидания Аякс сразу заметил Эстер. Устроившись в одном из пластиковых кресел против выхода на перрон, она говорила по мобильному телефону. Аякс сел через кресло от нее и положил на пустое сиденье диск. Эстер убрала телефон в карман, оглянулась на Аякса, потом на диск. Под ее ботинками искрились лужицы талого снега. На отвороте рукава пуловера темнело маленькое, как от прижженной сигареты, отверстие с опаленными краями.

— И?.. — сказала Эстер.

Аякс кивнул на диск:

— За это меня тоже полагается казнить?

— За что?

— За второй слой?

— Ты в своем уме? — прищурилась Эстер.

— Покойному, помнится, тоже не давал покоя этот вопрос.

— И ты