Законы баланса (СИ) - Некрасова Алиса

Пути наших героев сошлись в этот вечер и какая та невидимая нить завязалась между ними путаными узлами. Поэтому, как бы не возникал Ацель, ничто не могло разбить эту троицу на единицы. Вместе они гармонировали друг с другом своими различиями, дополняли веселье друг друга, как три части одного пазла. Так, мисс Донсон становилась инициатором — её вулканическая энергия оживляла любой застой, она будто играла музыку внутри себя, также как играет на сцене, заражая мелодией понурившие головы. Своей поддержкой Эдвард освещал дорогу будущей коллеги, словно прожектор, к которым та давно свыклась. И сам, в свою очередь, шёл по уже проторенной тропинке туда, куда в виду своей зажатости никогда бы не осмелился пойти. Даже Ацель получал в этом общении свой особый кайф. Что Мия, что Эдвард создавали ситуации, где ему предоставлялась возможность похвастаться талантами и поощрить своё не лучшее качество — гордыню.

Например, блуждая мимо шатров, мисс Донсон загорелась идеей выиграть главный приз в игре, где надо было ляпнуть все воздушные шарики. Эдвард тут же растормошил Ацеля за пальто:

— Это же твоя стезя! Давай попробуем! — засверкал он серебром в глазах.

Прежде незаинтересованная мина пришельца просияла и в нем проснулся спортивный интерес.

— Смотри и учись! — выпрямился он и с пафосом опытного стрелка, убийцы, ковбоя и всех обособленных героев боевиков, попросил выдать ему дротики.

Смысл аферы заключался в том, что если ты лопнешь все шесть шаров с одной попытки (то есть на каждую попытку — по дротика), с тебя не возьмут ни гроша за участие. Конечно, пропустив перед собой человека, Ацель заподозрил неладное. Дело в том, что иглы дротиков были целенаправленно затуплены, а слабо надутые шарики усложняли задачу или сказать — делали её невозможной. Это позабавила сондэсианца вдвойне! На фоне тупоголовых лузеров он будет выглядеть совершенным героем!

Подменив бесполезные хозяйские дротики своими собственными, которые, как всем известно, всегда имелись у него в рукавах, Ацель одним за другим взрывал шарики, заслужив всеобщее восхищение.

Огромного плюшевого медведя, которого он, можно выразиться, заполучил отмщением за мошенничество, Мия водрузила себе на плечи, но вскоре утомилась от такого хождения и щедро одарила игрушкой какого-то ребёнка.

Последним пунктом в программе развлечения был живописный салют. Возвращаясь к легендарным ступенькам, чтобы расположиться там в зрительском комфорте, Эдвард замялся у сцены, различив в бурлении людских голосов слова той самой песни, которую он должен был исполнять со студенческой группой. Чистый тембр нынешнего солиста, славные переборы гитарных струн, чувственность октав в исполнении нового ведущего гитариста, — расширили в душе Эдварде щель, чернившую сердце.

Это была зависть.

Кое как юноша преодолел себя и, опережая товарищей, повлек их на высоту, куда музыка вкарабкиваясь некрасивым эхом, снова срывалась вниз и долбилась о землю, заставляя её дрожать, как под ступнями великана.

— А не высоковато? — приподнял бровь Ацель, устраиваясь под чёрной пядью ветки. Здесь он был незваным гостем и оттого неуютно жался к темноте.

— А ты боишься высоты? — усмехнулась Мия, плюхнувшись на ступеньку выше, потому что на выступе каменного сидения ей не хватило места: оно было первее всех занято Эдвардом.

— Я ничего не боюсь, — обиделся тот. — А боязнь высоты — это его слабость, — ткнул он пальцем влево от себя.

— Ну… вниз в такой темноте я бы спуститься больше не рискнул, — согласился юноша, оглядываясь в бездну, в конце которой горел огонёк сцены. Цветные прожекторы словно выискивали кого-то во мраке ночи, иногда замирая на чьей-нибудь фигуре и уплывая дальше, в сторону, чтобы не довершив круг, возвратиться назад по тому же маршруту и ослепить кого-то ещё.

— Неплохо мы сегодня отожгли! — вдруг захохотала Мия, расчехляя мороженое. — Сегодня я в самом деле была ею…

— Кстати, — вспомнил Ацель, — забыл спросить: а что такое…

Ударил первый залп фейерверка, и сондэсианец оторопел, так и не добравшись до вопросительного знака. Люди почему-то радостно кричали, насвистывали, подставив лица сыпавшимся на них с неба огням, этим изумрудным, желтым, лиловым цветам, сбрасывающим лепестки, этим взрывающимся кометам, ежесекундно гибнувшим в атмосфере. А он, пришлый, чужой, далекий от всего земного, — взирал на небеса испуганными глазами и не знал, куда спрятаться от ужасных бомб над его головой. Никакой прелести он в этом не видел и не убежал лишь из-за положительной реакции окружающих, заставившей его поверить в то, что он заблуждается.

Ацель потупил взор, не желая ворошить прошлое. Ведь именно оно навестило его в эту минуту, раскрасив картины страшных лет осады Сондэса. Точно такие же огни погубили миллионы сондэсианских семей, точно такие же цветы распускались в глазах умирающих, и точно такими же красными лепестками окроплялась земля у него под ногами, когда он хоронил оскверненное тело Ливары. Спруд, Сондэс, вайсваги, рабство, Онгэ… Трагическая история завертела мысли Ацеля, водопадом обрушившись в его сердце, потопляя судно самообладания, и он, как истинный капитан, погружался с ним на самое дно.

Ацель вздрогнул: тяжесть чужой руки придавила его руку.

Эдвард догадался в чем дело и больше не смотрел на салют, его взгляд был прикован к чёрной полосе, кубарем летящей вниз, и к носкам своих потрепанных черно-белых кед.

— Прости, — сказал он еле слышно, и губы его тронула та слезливая судорога. Это было хрупкое состояние, которое легко сломать, оборванный проводок наушников, который нельзя тронуть не повредив мелодии.

Мия молчала, её глаза перескочили с одного пёстрого пятна в небе на другое и замерли на горизонте. Она вздохнула и перестала дышать: в сумерках, за тремя тощими фигурками тех самых подружек, что сегодня уже оскорбили своей жизнерадостностью Эдварда, мелькнула чья-то тень. Всего на мгновение мисс Донсон стала свидетелем потустороннего — бестелесного призрака, изучающего её из-за прутьев стволов. Этот призрак будто улыбнулся ей: сверкнули белые зубы, приветливо шепнули в её сторону тёплым ветерком и растворились в воздухе. «Сестра… — уверовала девушка. — Это определённо ты, Мия, моя дорогая Мия! Только ты умела так улыбаться…только ты». — Мисс Донсон утерла слезу.

Пока Мия мысленно общалась с призраком, Ацель в лёгком недоразумении открывал рот, тщательно подбирая слова. Фейерверки его уже не пугали, он был озабочен тем, как бы не «прорвать платину» своей неосторожностью и не испортить тем самым вечер.

— Эдвард, — наконец произнёс он, — ну вот опять ты себя винишь за то, чего я не понимаю. — Ацель попробовал улыбнуться, и улыбка это вышла не утешающей, как он рассчитывал, а какой-то нервной, царапающей. К счастью, Эдвард даже не повернул к нему головы.

— Я знаю о чем ты подумал, когда взрывали фейерверки, — тихо отозвался он. — И это все моя вина. Я опять думал только о себе. Прости, что из-за меня ты вспомнил Сондэс.

— Замолчи! — эксцентрично воскликнул тот. — Замолчи, — почти на выдохе повторил пришелец и бережно прижал того к своему плечу.

Это было не то грубое «замолчи», рождённое раздражением или злостью, усталостью или настоявшейся ненавистью, — это твердило заботливое сердце, стонавшее от боли созерцания самобичевания дорогого друга, члена семьи, кого-то, выходящего за рамки определения «любовь». Это была эмоциональная близость двух душ.

Глава 24. Свет во тьме

Страницы календаря переворачиваясь с огромной скоростью, день за днём как бы сжимая дневной свет, чтобы уместить его под колпак осени. Как и зарекался Эдвард, жизнью его стала музыкальная карьера. Три раза в неделю он подрабатывал в магазинчике комиксов — невзрачном, квадратном кубе на одном из переулков Станвелла в окрестностях Уиллоубрука. Почитывая втихомолку комиксы про зомби, студенту чудилось, что в любой миг по дороге до метро на него вот-вот набросился мертвец. Платили ему сущие копейки, но освободить всю неделю на работу он не мог, поскольку в приоритете была музыка.