Тихушник - Александр Федорович Бабин

да и у нас должностей в шестом отделе — раз-два и обчёлся, это же не райотдел и не УВД, где их десятки. Если мне и предлагали должность, то не в нашем подразделении, а в райотделах ГУВД или в УВД. Я уже весь этот дурдом прошёл, так что снова раскрывать преступления, связанные «с кражей трусов у бабки Агафьи», меня не интересует. Да и коллектив в них, как на подбор — не украсть, не покараулить. Есть, конечно, в этих подразделениях нормальные сотрудники, но редко, и служба им не в радость. У них с начальниками всегда разногласия — умных сотрудников они не любят. Я стал уже за собой замечать, что начал деградировать, работая в милиции. А если ещё лет пять в ней послужу — точно буду своих допрашивать. Такие случаи в моей службе были — некоторые оперá стали своих коллег допрашивать вместо жуликов и в автобусах приставать к гражданам, якобы те за ними следят. От физической и моральной нагрузки на организм у него происходит сбой — такое бывает, особенно у работников розыска, вот у них крышу и сносит. Не зря мы на пенсию уходим рано — нет ещё и сорокá лет, а здоровья ни у кого нет. Врачи же не дураки, что сделали нам такой маленький срок службы, — с ними не поспоришь. До 60 лет редко кто из нас, оперов, доживает. Напряжения и стрессы каждый день случаются, борьба с преступностью — это тебе не на балалайке брякать. Слава Богу, что хоть до этих годов нам небеса дают дожить.

— И какая дальнейшая их судьба?

— Судьба? Одна — увольнение из органов. Я сейчас тоже некоторых действующих сотрудников уволил бы из органов, но думаю — скоро это сделаю, — сказал я, подумав о начальнике службы безопасности УВД и его «друзьях», которые позорят офицерские погоны.

— Александр, я пошёл, а то коллеги смотрят на нас подозрительно.

— Ничего страшного — как и договорились: я тебе предлагал у нас работать, ты отказываешься. Всё. Пока. Жду от тебя звонка.

Имея уже все оперативные подходы к Махмуду, что можно было сделать в нашей оперской работе, я стал ждать весточки от Сергея. И звонок через некоторое время поступил. Сергей рассказал, что Махмуд был у них на посту и как бы невзначай сказал — мол, у его знакомого есть в хозяйстве свиньи, он для них купил дроблёнку, но она без документов, — и попросил помочь в пропуске через пост без досмотра автомашины УАЗ. Той самой, что меня интересовала. Они, конечно, согласились — ведь через пост везут металл сотнями тонн и практически весь без документов, а тут дроблёнка — мелочь, обычное измельчённое зерно, и не догадаешься, что под ней везут наркотики. Сергей назвал день и время провоза товара.

Время до даты провозки наркотиков у меня ещё было, и я решил проверить, как работает подразделение нашей милицейской прослушки — ведь доверия к ним в последнее время у меня не было. Я предложил Палычу провести эксперимент, который поможет нам в дальнейшем избежать провалов при разработке нашим подразделением серьёзных преступлений. Суть была в том, что дальнейшей прослушкой Махмуда и его «друзей» займётся наша милицейская служба, а не та, что задействована сейчас (то есть ФСБ). И посмотрим, как у них там с режимом секретности. Палыч на это дал добро, написав нужные бумаги. Я переговорил с коллегами из ФСБ, которые пошли мне навстречу — тем более, контроль над режимом секретности за сотрудниками милиции — их непосредственная обязанность. И результат, как говорится, не заставил себя ждать. Придя утром в подразделение, чтобы ознакомиться с материалами прослушки, я застал у его дверей двух уважаемых руководителей — начальника и его заместителя, бывших моих коллег по работе в уголовном розыске и «друзей».

— Здравствуй, Александр, — сказал мне начальник.

— Привет, мужики. Что не спите в этот ранний час?

— Александр, мы целую ночь не спали, когда увидели твоё задание на Махмуда! Мы же с ним знакомы — водку иногда вместе пьём, — но денег никаких от него не получали. Утром познакомились с его телефонными переговорами, и поняли, что попали по самые уши… Махмуд — мутный человек, в своих разговорах специально нас всех упоминает. Своим землякам говорит — мы у него все прикормленные, что скажет, то мы ему и сделаем, наркотиками занимается. Вот сука! Не только нас подставил, но и заместителей УВД — всех в одну кучу собрал. Но ты знаешь нас давно, мы не занимаемся наркотиками — только водку с ним пьём, и всё, зачем нам лишняя головная боль?

— Как знать, как знать, — сказал я, чтобы подольше протянуть время и посмотреть на раскаяние своих коллег. Конечно, я знал, что мои коллеги наркотиками не занимаются, что они — порядочные люди, «просто пьют с ним водку и всё», любители на халявку попить и поесть. И, что они имеют дружеские связи с начальником службы безопасности и с заместителями УВД — это одна команда вечерних алкашей.

— Мы тебе, Александр, обещаем — с сегодняшнего дня общение с ним прекращаем, и гнать его будем из УВД!

— Хорошо. Хочу дополнить ваше раскаяние — вы попали не «по самые уши», а ниже, ребята, берите ниже. Дайте мне материалы его разговоров, я с ними ознакомлюсь и решу, что дальше делать. Обещаю, что все упоминания о вас Махмудом я вычеркну из разговоров — оставлю то, что мне нужно. Не буду вас «светить». Но только давайте на берегу договоримся о дальнейшем нашем сотрудничестве. Этот разговор остаётся между нами, а то сорвёте мне операцию — ведь она на контроле у ФСБ. Так что держите язык за зубами, — сказал им я, понимая, что моим коллегам сейчас нелегко — прослужить столько лет в милиции (а они меня старше лет на десять) и уволиться за связь с преступностью будет считаться позором. Но я добрый человек, есть такой у меня жизненный принцип — давать ещё один шанс таким людям исправиться.

Ознакомившись с материалами и придя в своё управление, я пошёл в столовую, но в коридоре меня перехватил Палыч, приказав срочно зайти к нему.

— Палыч, я не святым духом питаюсь! Скоро столовая закроется, не успею покушать… Может, попозже к вам зайду?

— Нет Александр, нужно срочно что-то решать.

— А что случилось? Толком объясните.

— Мне вот только что, пятнадцать минут назад, позвонил заместитель УВД и сказал, чтобы я предоставил ему твоё оперативное дело. Хочет с ним ознакомиться, говорит — это приказ генерала.

— А ключи от сейфа, где деньги лежат, они не хотят? И как это, Палыч, понимать — мы же находимся не в их