Философские обители - Фулканелли

Стало быть, Философ, которому мы обязаны убранством замка — картинами и скульптурами, — остался неизвестен и, возможно, навсегда.

В просторной зале второго этажа прежде всего бросается в глаза большой и очень красивый камин, покрытый позолотой и различными изображениями. К сожалению, сцены, украшающие основную поверхность каминного колпака, замазаны ужасной красной краской. Лишь в нижней её части проступают отдельные буквы. А вот изображения по бокам сохранились, заставляя ещё больше сожалеть об утере главной части композиции. На каждой из боковых сторон вверху мы видим одно и то же: руку с подъятым мечом и весами. Середину меча обвивает центральная часть развевающейся филактерии, надпись на которой гласит:

DAT.JVSTVS.FRENA.SVPERBIS

Праведник обуздывает гордецов

Две золотые цепи, связанные над весами, ниспадая, крепятся одна к ошейнику огромной сторожевой собаки, другая к железному кольцу на шее дракона, чей язык торчит из разинутой пасти. Собака и дракон, подняв головы, глядят на руку, держащую меч и весы. На чашках весов — золотые гири. На одной из гирь — увенчанная короной буква L, на другой — кисть руки с маленькими весами, под которыми изображён грозного вида дракон.

Над этими большими картинами, то есть у верхних границ боковых сторон — два медальона. На одном из них мальтийский крест с геральдическими цветками лилии по углам, на другом — изящная фигурка.

В совокупности эту композицию можно рассматривать как парадигму герметической науки в целом. Дог и дракон олицетворяют два материальных начала, связанных в необходимом соотношении золотом Мудрецов (or des sages); о равновесии компонентов свидетельствуют весы. Рука, принадлежащая мастеру — она тверда, способна держать меч — иероглиф проникающего вглубь смертоносного огня, меняющего свойства вещей, и она же осторожна при распределении веществ согласно правилам философских мер и весов. Золотые гири ясно указывают на природу конечного продукта и на одну из целей Делания. Увенчанная короной буква L — условный знак, графически обозначающий проекционное, то есть полученное алхимическим способом золото.

Столь же выразительны маленькие медальоны, один из которых представляет Естество, водительницу и повелительницу художника, а другой свидетельствует о достоинстве розенкрейцера, обретенном автором всех этих разнообразных символов. Геральдическая лилия (fleur de lys) соответствует герметической розе (rose hermetique). В сочетании с крестом лилия, как и роза, служит знаком, гербом практикующего «конного» (chevalier), божественной благодатью обретшего философский камень. Эта эмблема говорит о глубоких знаниях неизвестного Адепта из Дампьера и в то же время о том, что все наши попытки установить, кто он был, заведомо обречены на провал. Мы ведь понимаем, почему розенкрейцеры называли себя невидимыми, и наш Адепт, по всей вероятности, ещё при жизни принял все необходимые меры, чтобы никто никогда не узнал его имени. Он хотел, чтобы всё человеческое исчезло и осталась лишь ясная, запечатлённая в камне анонимная печать розенкрейцерства и адептата.

Потолок залы с камином некогда пересекала балка, украшенная любопытной латинской надписью:

Factorum claritas fortis animus secundus famœ sine villa fine cursus modicœ opes bene partœ innocenter amplificatœ semper habita numera Dei sunt extra invidiœ injurias positœ œternum ornamento et exemplo apud suos futura.

«Знаменитейшие деяния, великодушное сердце, славное имя, которого не придётся потом стыдиться, скромное состояние, приобретённое и приумноженное честным путём и неизменно рассматриваемое как Божий дар, — вот перед чем бессильны злоречие и зависть, вот что на веки вечные послужит предметом гордости и примером для потомков».

Доктор Тексье сообщает нам некоторые подробности по поводу этих давно исчезнувших слов: «Надпись, о которой вы говорите, — пишет он, — была на балке второго этажа, но шестьдесят-восемьдесят лет назад обветшавшую балку заменили. Надпись свели, но часть балки, где она была выписана золотыми буквами, утрачена. Мой тесть, которому прежде принадлежал замок, помнит, что видел её собственными глазами»[281].

Перефразируя слова Эклезиаста, сказавшего (III, 13): «И если какой человек ест и пьёт, и видит доброе во всяком труде своём, то это — дар Божий», настоящая надпись недвусмысленно показывает, каким таинственным занятиям посвящал себя при закрытых дверях загадочный владелец замка Дампьер. Надпись, кроме всего прочего, демонстрирует незаурядную мудрость её создателя. Никакая другая работа не способна принести более заслуженный достаток; сама природа вознаграждает труженика в соответствии с его упорством и мастерством, потраченными им усилиями. Практическое знание всегда рассматривалось обладателями Магистерия как истинный Божий дар, и того факта, что изложенное в надписи кредо также характеризует обретённое достояние, вручённое Богом, достаточно для выявления его алхимического происхождения. Тогда постоянное приумножение этого состояния никого бы не удивило.

Заслуживают внимания и две другие надписи из этого жилища. Первая — на колпаке камина — состоит из шестистрочной строфы, над которой возвышается буква Н с двумя переплетёнными D, украшенная человеческими лицами — старика и юноши, — изображёнными в профиль. Это небольшое весёлое стихотворение восхваляет отмеченную безмятежностью, покоем и гостеприимством счастливую жизнь, которую вёл наш философ в своём прелестном (seduisant) жилище:

DOVLCE.EST.LA.VIE.A.LA.BIEN.SVYVRE.EMMY.SOYET.PRINTANS.SOYET.HYVERS.SOVBS.BLANCHE.NEIGE.OV.RAMEAVX.VERTS.QVAND.VRAYS.AMIS.NOVS.LA.FONT.VIVRE.AINS.LEVR.PLACE.A.TOVS.EST.ICI.COMME.AVX.VIEVLS.AVX.JEVNES.AVSSI.

Как сладко жить под кровлею однойС друзьями милыми и близкими тебе.И стар, и млад в их радостной гурьбеОсеннею иль раннею порой,Утонет ли в снегах земля окрестИль зелень станет вдруг хозяйкой этих мест[282].

Вторая надпись — на камине больших размеров, покрытом красными, серыми и золотыми орнаментами — простая сентенция, указывающая на высокие моральные принципы, которые столь невыносимы нашим поверхностным и самонадеянным современникам:

SE.COGNESTRE.ESTRE.ET.NON.PARESTRE.

Знать себя и быть, а не казаться

Наш Адепт прав: прежде чем приобрести знание, составляющее цель и смысл жизни, основание всех истинных ценностей, нужно познать самого себя; и эта сила, возвышающая способного её воспринимать трудолюбивого человека, побуждает последнего вести простую скромную и полную благородных помыслов жизнь, которая и есть отличительный признак высоких умов. Мастера беспрестанно твердили ученикам эту аксиому, лишь следуя которой можно достичь высшего знания. «Если вы хотите познать мудрость, познайте самого себя», — говорили они.

Высокая галерея с необычным потолком тянется вдоль всего здания от башни к башне. Мы уже упоминали про пять её проёмов между приземистыми колоннами с внутренними выступающими опорами, принимающими на себя пяты свода. На концах галереи два окна с прямыми средниками и перемычками. Поперечные нервюры, принимающие форму проёмов, пересекаются двумя параллельными продольными нервюрами и обрамляют таким образом кессоны — предмет нашего пристального внимания [XXVI]. Задолго до нас эти кессоны описал Луи Одиа[283]. Однако этот автор, не сведущий в науке, о которой повествуют изображения, не понимая их единства, создал также лишённую внутреннего единства книгу, что, впрочем, неудивительно для непосвящённого. Если верить Эпиграфике Сента, рукой художника водили каприз, фантазии, экстравагантные идеи. Одним словом, труд Одиа по меньшей мере несерьёзен, лишён глубины, курьёзен и любопытен разве что своими нелепицами. Неблагоприятное впечатление от книги ещё более усугубляют необъяснимые ошибки. Так, к примеру, Одиа принимает обтёсанный кубический камень, лежащий на воде (5 кессон 1 серии) за «корабль, покачивающийся на волнах», а женщина, которая склонившись сажает возле дерева косточки (7 кессон 4 серии), становится у него «путешественником, влачащимся по пустыне». На первом кессоне пятого ряда — да простят ему наши читательницы это нечаянное сравнение! — он видит женщину, хотя там явно дьявол собственной персоной — мохнатый, с крыльями и рогами… Подобные ошибки свидетельствуют о легкомыслии, непростительном для специалиста по эпиграфике, который обязан сознавать, что его профессия требует высокой ответственности и точности.

XXVI. Замок в Дампьер-сюр-Бутонн. Верхняя галлерея.

Согласно доктору Тексье, которому мы обязаны этими сведениями, дампьерские изображения никогда не публиковались полностью. В музее Сента, однако, хранятся сделанные с оригинала рисунки. Если какие-нибудь детали оказывались нечёткими, мы обращались к этим рисункам, дабы наше описание было как можно полнее.