Меченый - Питер Бретт

Сразу за главными воротами раскинулся Великий базар, где купцы торговали с сотен груженых телег и в воздухе стоял густой аромат жгучих красийских пряностей, благовоний и экзотических духов. Ковры, рулоны тонких тканей и прекрасная расписная глиняная посуда соседствовали с горами фруктов и блеющими овцами. На базаре было шумно и многолюдно, продавцы и покупатели громогласно торговались.

На всех прочих рынках, которые видел Арлен, было полно мужчин, но на Великом базаре Красии встречались сплошь женщины, закутанные с головы до ног в плотную черную ткань. Они толклись, покупали и продавали, оживленно пререкались и крайне неохотно расставались с потертыми золотыми монетами.

На базаре бойко торговали золотом и яркими тканями, но Арлен никогда не видел, чтобы их надевали. Мужчины рассказали ему, что женщины носят украшения под черными покрывалами, но наверняка об этом знали только их мужья.

Почти все красийские мужчины старше шестнадцати лет были воинами. Немногие становились «дама» – праведниками и правителями Красии. Все прочие занятия считались недостойными. Ремесленников называли хаффитами и презирали, ставя ненамного выше женщин. Красийские женщины выполняли все повседневные работы, от сельского хозяйства и готовки до ухода за детьми. Они копали глину и лепили посуду, строили и ремонтировали дома, выращивали и резали животных, торговались на рынках. Короче говоря, они делали все, только не воевали.

И все же, несмотря на свой неустанный труд, они покорно подчинялись мужчинам. Жены и незамужние дочери принадлежали мужчинам, и те могли сделать с ними что угодно, даже убить. Мужчины могли иметь много жен, но если женщина показывалась чужому мужчине без покрывала, ее могли лишить жизни и часто так и поступали. Красийские женщины считались разменной монетой. Мужчины ценились намного выше.

Арлен знал, что без своих женщин красийские мужчины пропадут, но местные женщины относились к мужчинам с превеликим уважением, а своих мужей попросту боготворили. По утрам они приходили в Лабиринт искать погибших в ночной алагай’шарак и оплакивали гибель мужчин, собирая драгоценные слезы в крошечные флакончики. Вода в Красии стоила дорого, и положение воина в жизни можно было оценить по количеству флакончиков, наполненных слезами после его смерти.

После гибели мужчины его жены переходили к его братьям или друзьям, чтобы женщины не остались без хозяина. Однажды в Лабиринте воин скончался на руках у Арлена и перед смертью предложил ему трех своих жен. «Пар’чин, они на редкость красивы, – заверил он, – и плодовиты. Они подарят тебе множество сыновей. Обещай, что заберешь их!»

Арлен пообещал позаботиться о его женах, но отыскал другого желающего их забрать. Ему было интересно, что скрывается под покрывалами красийских женщин, но не настолько, чтобы обменять свой переносной круг на глиняную мазанку, а свободу – на семью.

Почти за каждой женщиной бежали детишки в коричневой одежде. У девочек волосы были под платками, мальчики носили тряпичные шапочки. Уже с одиннадцати лет девочки выходили замуж и кутались в черные покрывала; мальчики начинали обучение еще раньше. Большинство затем надевало черные одеяния даль’шарумов. Некоторые выбирали белые одежды дама и посвящали жизнь служению Эвераму. Те, кому не давалось ни то ни другое, становились хаффитами и носили позорные коричневые одеяния до самой смерти.

Когда Арлен въехал на рынок, женщины заметили его и оживленно зашептались. Он весело наблюдал за ними – ни одна не осмелилась посмотреть ему в глаза или заговорить. Им не терпелось поискать в его седельных сумках тонкую райзонскую шерсть, милнские драгоценности, энджирскую бумагу и другие сокровища севера, но он был мужчиной – хуже того, чином, – и они не смели приблизиться. Дама не дремлют.

– Пар’чин! – окликнул знакомый голос.

Арлен обернулся и увидел своего друга Аббана. Тучный купец хромал и тяжело опирался на палку.

Хромой с детства, Аббан был хаффитом, поскольку не мог сражаться наравне с воинами и оказался недостоин звания праведника. И все же он неплохо устроился, торгуя с вестниками с севера. Он был чисто выбрит и носил коричневую шапочку и рубаху хаффита, а поверх них – роскошный платок, камзол и панталоны из яркого шелка с разноцветной вышивкой. Он уверял, что его жены красивы, как у любого даль’шарума.

– Хвала Эвераму, как я рад тебя видеть, сын Джефа! – воскликнул Аббан на безупречном тесийском и хлопнул Арлена по плечу. – Солнце светит ярче, когда ты удостаиваешь наш город своим посещением!

Арлен жалел, что назвал купцу имя своего отца. В Красии имя отца значило больше собственного. Что подумали бы красийцы, узнай они, что его родитель был трусом?

Однако он хлопнул Аббана по плечу и искренне улыбнулся:

– Я тоже рад тебя видеть, друг мой.

Без помощи хромого купца он ни за что бы не выучил красийский язык и не разобрался в их странных и зачастую опасных обычаях.

– Идем скорее! Дай отдых своим ногам в тени моего шатра и омочи свое горло моей водой!

Аббан отвел Арлена в яркий разноцветный шатер, который стоял за телегами. Купец ударил в ладоши, и его жены и дочери – Арлен ни за что не отличил бы одних от других – поспешили откинуть полог шатра и позаботиться об Утреннем Ветре. Арлен не шевельнул и пальцем, чтобы помочь, пока они носили тяжелые седельные сумки в шатер, поскольку знал, что мужчине, по мнению красийцев, не подобает трудиться. Одна из женщин потянулась к меченому копью, которое было завернуто в ткань и висело на луке седла, но Арлен отдернул оружие. Женщина низко поклонилась, опасаясь, что невольно оскорбила гостя.

Внутри шатра было множество разноцветных шелковых подушек и искусно сотканных ковров. Арлен оставил пыльные сапоги рядом с пологом и с удовольствием вдохнул прохладный ароматный воздух. Он опустился на подушки на полу, и женщины Аббана на коленях поднесли ему воду и фрукты.

Когда Арлен перекусил, Аббан хлопнул в ладоши, и женщины подали чай и пахлаву.

– Прошло ли благополучно твое путешествие через пустыню? – осведомился Аббан.

– О да, – улыбнулся Арлен. – Просто замечательно.

Они еще немного поболтали о пустяках. Аббан никогда не уклонялся от светской беседы, но то и дело поглядывал на седельные сумки Арлена и машинально потирал руки.

– Ну что, к делу? – спросил Арлен, когда счел, что с формальностями покончено.

– Конечно, ведь у Пар’чина много дел, – согласился Аббан и щелкнул пальцами.

Женщины быстро разложили перед Арленом пряности, духи, шелка, украшения, ковры и прочие изделия красийских мастеров. Аббан осмотрел товары северных клиентов Арлена, а Арлен изучил предметы, предложенные на обмен. Купец нашел изъяны буквально во всем и нахмурился.

– Это все, ради чего ты пересек пустыню? – спросил он недовольно. – Стоило ли утруждаться?

Арлен спрятал улыбку. Они сели и пригубили свежезаваренный чай. Торговля всегда начиналась подобным образом.

– Чепуха! Слепому ясно, что я привез отборные сокровища Тесы. Они стократ превосходят жалкие товары, которые принесли твои женщины. Надеюсь, у тебя припрятано что-нибудь еще. – Арлен пощупал ковер, настоящее произведение искусства. – Гнилые ковры, которые я видел в развалинах, и те лучше этого.

– Я уязвлен в самое сердце! – воскликнул Аббан. – Я, давший тебе воду и тень! Горе мне, несчастному, если гость в моем шатре так жесток! Мои жены трудились за станком день и ночь и соткали этот ковер из самой тонкой шерсти! Лучшего ковра не найти на всем белом свете!

Началась торговля. Арлен прекрасно выучил урок, который много лет назад ему преподали старый Хряк и Раген. Как обычно, мужчины ударили по рукам, изображая из себя ограбленных, но в душе каждый считал, что взял верх.

– Мои дочери соберут твои товары и принесут перед отъездом, – наконец сказал Аббан. – Не желаешь отужинать с нами? Мои жены закатят пир, о каком на вашем Севере и не слыхивали!

Арлен с сожалением отказался:

– Сегодня ночью я иду в бой.

Аббан поцокал языком:

– Пар’чин, боюсь, ты слишком хорошо изучил наши обычаи. Ты ищешь той же смерти.

Арлен покачал головой:

– Я не собираюсь умирать и не мечтаю о рае.

– Друг мой, никто не рвется в лоно Эверама в расцвете юности, но это судьба всех, кто ведет алагай’шарак. Я помню времена, когда нас было больше, чем песчинок в пустыне, но они давно прошли… – произнес он печально. – Город практически опустел. Мы старательно набиваем животы своих жен, и все же ночь уносит больше, чем приносит день. Если мы не изменим обычаи, через десять лет Красию поглотит песок.

– А если я скажу, что намерен это изменить? – спросил Арлен.

– У сына Джефа доброе сердце, но Дамаджи не станет его слушать. Эверам желает войны, скажет он, и чину не заставить его передумать.

Городской совет – Дамаджи – состоял из наиболее высокопоставленных дама из всех двенадцати красийских племен. Они служили Андраху, любимому дама Эверама, чье слово было законом.