Лучше умереть! - Ксавье Монтепен

— Я помешала тебе, папа?

— Да, детка, немножко помешала; я тут занят расчетами, и мне никак нельзя отрываться, но, раз ты пришла, так уж поцелуй меня.

Девушка поспешила выполнить его желание и тут же заговорила:

— Чем мы сегодня займемся?

— У меня накопилось слишком много дел, их нужно привести в порядок. На это уйдет большая часть дня, а вечером я вынужден отлучиться по делу — на несколько часов.

— Но обедать и ужинать ты будешь со мной?

— Обедать — да, а ужинать — вряд ли.

— Значит, прощай, моя прекрасная мечта!

— О чем же ты мечтала, детка?

— О том, что ты пригласишь на ужин Люсьена Лабру.

— Ты же видишь, что этого никак не получится.

— Ну тогда на обед.

— Тем более не получится. У господина Лабру перед отъездом, наверное, много хлопот.

Мэри вздрогнула и сильно побледнела.

— Перед отъездом! — дрогнувшим голосом произнесла она. — Значит, господин Лабру уезжает из Парижа? Но почему?

— По делам предприятия.

— И куда он едет?

— В Бельгард: там первоклассный завод, которому мы поставляем оборудование, вот он и едет проследить за монтажом.

— И долго его не будет?

— Недели три; порученная работа станет знаком доверия с моей стороны и первым шагом на пути к будущему сотрудничеству на равных.

— Ну раз дело обстоит так, придется мне смириться… — прошептала девушка, и лицо ее немного прояснилось. — Но теперь весь день придется сидеть одной…

— Ты прекрасно знаешь, что я огорчен этим не меньше тебя, но дело есть дело, а из-за отъезда Люсьена у меня дел теперь будет выше головы. А тебе я, между прочим, обещаю полное возмещение морального ущерба в самом ближайшем времени.

— Не стану отказываться.

И Мэри ушла; оставшись один, он мысленно поздравил себя с тем, что ему удалось так ловко избежать столь страшных для него разговоров.

Искренне поверив тому, что он ей наговорил, девушка хоть и расстроилась из-за отъезда Люсьена, но нисколько не была встревожена. Эта поездка действительно выглядела как знак отцовского доверия и уважения к ее жениху. Успокоившись, госпожа Арман вернулась в свои апартаменты и не выходила оттуда до одиннадцати. Когда она вновь спустилась к отцу, то одета была очень элегантно, с безупречным вкусом.

— До чего же ты хороша, радость моя! Просто ослепительна! И куда же ты направляешься?

— Навестить кое-кого из подруг. Если никого дома не окажется, что вполне возможно, поеду гулять в Булонский лес. Дома мне скучно. Так что до ужина я здесь не появлюсь.

В час дня ей доложили, что карета подана. Она спустилась вниз и приказала кучеру:

— Набережная Бурбонов, 9.

Слежка за Люсьеном Лабру была для Овида Соливо не более чем игрой. Переодевшись каменщиком, он проследил за Люсьеном до его дома. Пока тот был в своей квартире, Овид отпустил извозчика, нанял другого, велел ему остановиться в нескольких метрах от фиакра, который ждал Люсьена, и следовать за ним, как только тот стронется с места.

— Плачу по сотне су за час плюс хорошие чаевые.

— Идет! Садитесь, господин хороший, — ответил кучер, про себя решив: «Переодетый полицейский выслеживает вора».

Овид уселся в карету и уставился в окошко, не сводя глаз с дома 87. Вдруг оттуда вышел Люсьен — уже в другом костюме. Молодой человек что-то сказал извозчику — преследователь никак не мог расслышать, что именно, — и сел в фиакр.

— За ним! И поживее… — шепнул Овид.

— Не боись, господин хороший, мне не впервой!

Слежка оказалась совсем несложным делом, ибо лошадь, запряженная в фиакр Люсьена, пустилась отнюдь не галопом. Обе кареты, одна за другой, не спеша прикатили на набережную Бурбонов. Та, что шла первой, остановилась у дома 9. Вторая — возле моста Мари. Люсьен выпрыгнул из фиакра, расплатился с извозчиком, устремился под арку весьма ветхого дома и исчез. Овид насторожился.

— Должно быть, здесь и обитает его пташка… — прошептал он. — Теперь нужно что-нибудь придумать, чтобы разузнать имя этой особы и на каком этаже она живет.

Он вышел из кареты.

— Видели, куда он вошел? — спросил кучер, желая принять участие в погоне.

— Да. Оставайтесь здесь и ждите.

Люсьен Лабру вошел в правую парадную, направляясь к невесте. Проходя мимо хорошо знакомой ему консьержки, молодой человек поприветствовал ее.

— А! Что-то вы сегодня запаздываете, господин Люсьен, — со смехом заметила та. — Госпожа Люси обед к половине двенадцатого приготовила, а уже первый час.

— Потому и спешу. До встречи!

И Люсьен, перепрыгивая через две ступеньки, бросился наверх. Люси сразу узнала его шаги. И ждала, стоя на пороге. Он взял ее за руки, покрывая поцелуями ее лоб и волосы.

— О! Негодник! — воскликнула раскрасневшаяся, очень счастливая Люси. — Вы опоздали на полчаса с лишним!

— Да, опоздал, но не по своей вине. Раньше прийти я никак не мог.

— Это почему же? Ведь в воскресенье вы решительно ничем не заняты!

— Это вы так думаете! А я, между прочим, встал сегодня за час до рассвета.

— За час до рассвета! Что же случилось?

Люсьен рассказал о той работе, что ему пришлось выполнить по просьбе Поля Армана.

— Ну тогда ладно; вы прощены, — заявила Люси. — И скорее за стол, я просто умираю от голода…

— Мамаша Лизон не будет сегодня с нами обедать? — спросил Люсьен, усаживаясь за очень старательно и нарядно накрытый столик.

— Нет, друг мой. У бедной мамаши Лизон и минуты свободной нет! Ее хозяйка, госпожа Лебре, заболела, и очень серьезно, поэтому мамаша Лизон буквально днюет и ночует возле нее. И при этом дважды в день разносит хлеб клиентам. Так что я ее почти не вижу.

— Вы ведь очень любите эту славную женщину, да? И правильно делаете! Я и сам отношусь к ней с большой симпатией и уверен, что она того заслуживает.

— Как только мы поженимся, дорогой Люсьен, сразу же выполним свое обещание: возьмем ее к себе и обеспечим счастливую старость.

— Если Богу будет угодно, радость моя, это произойдет очень скоро! Если бы вы знали,.с каким нетерпением я жду!

И Люсьен вознамерился было опять расцеловать невесту. Однако она — нежно, но вполне решительно и отнюдь не из кокетства — воспротивилась этому.

— Пока мы еще не женаты, — рассмеялась она, — заприте свои поцелуи в сундук. Позднее мы к ним еще вернемся.

— Фу, какая злюка!

— Для вашего же блага стараюсь. Если я мешаю вам заниматься мелким воровством, то лишь ради вашей же персоны. Будем вести себя серьезно! Мы сели обедать — так давайте этим и займемся! Как вам отбивные? По-моему, они несколько пережарены…

— А я так не считаю.

— Вы по-прежнему довольны своей работой у господина Армана?

Люсьен нахмурился.

— Да… Хозяин оказывает мне большое доверие… и посему мне сейчас придется вас немножко огорчить: в ближайшие две недели мы не сможем видеться по воскресеньям…

Глаза девушки наполнились слезами.

— Две недели! — повторила она. — Но почему?

— Я уезжаю недели на две — на три. Господин Арман отправляет меня в Бельгард в качестве своего представителя для монтажа очень важного оборудования.

— И для нашего будущего это тоже очень важно, да?

— Очень, радость моя.

— Тогда мне придется смириться, ведь это приблизит час нашей свадьбы. Вы же будете мне писать, правда?

— Обещаю: каждый день. Так что не грустите. Три недели пройдут быстро. Когда я вернусь, мы с вами от радости тут же забудем долгие часы разлуки. К тому же еще раз повторяю: моя поездка очень важна для нас обоих. Я получу довольно солидное возмещение дорожных расходов. Если бы вы знали, как мне не терпится встать на собственные ноги!

— К чему такая спешка, если вас устраивает ваша теперешняя работа?

— Да, работа меня устраивает, но некоторые вещи мне совсем не по нутру; об этом я вам позже расскажу.

— А кто вам мешает рассказать прямо сейчас?

— Нет… потом… Сейчас поговорим о другом. Я очень огорчен тем, что во время моего отсутствия рядом с вами не будет мамаши Лизон. По-моему, преданнее нее охранника для вас и не сыщешь.

— Вчера ее хозяйке вроде бы чуть получше стало. Как только она пойдет на поправку, мамаша Лизон вернется к своей обычной жизни и опять будет проводить со мной много времени. Да вы увидитесь с ней скоро, только недолго. Она обязательно заглянет ко мне.

Овид Соливо пытался придумать что-нибудь, чтобы разузнать, к кому же направился Люсьен Лабру.

Расспросить консьержку? Об этом и речи быть не может: подобного рода поведение покажется подозрительным и неизбежно привлечет к нему внимание. У Овида была лишь одна надежда: влюбленные вполне могли вместе отправиться на прогулку. А как только ему станет известно, как выглядит эта девушка, навести о ней справки станет проще простого.

Дижонец уже довольно долго прохаживался по набережной возле дома, несколько раз переходил на другую сторону, делал вид, что с интересом разглядывает товары, выставленные в витрине скобяной лавки, расположенной как раз возле входа в дом, потом опять переходил на другую сторону набережной, вглядываясь в окна, как вдруг аж охнул от радости.