Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols - Стив Джонс

не погашу, но, видимо, им было плевать. Главное – продать товар, а дальше это уже не их проблемы. Как бы там ни было, я гонял на этом красавце, пока он не сломался, а потом просто бросил там, где он заглох. Я понятия не имел, что делаю.

Как только я перебрался в Америку, тут же пересел на «Харлей» и не считал, что предаю скинхедовские корни. Как говорится, у каждого додика своя методика. Сегодня я вижу в Лос-Анджелесе молодежь, которая пытается на своих скутерах воссоздать движение модников; у них там целая небольшая тусовка, но это бесполезно, если приходится ездить в шлеме. Смысл модников был в том, что ты без шлема и все тебя видят. Я до сих пор ненавижу шлемы, но у меня накопилась приличная коллекция, и могу без проблем их надеть, потому что видел, какой пиздец случался с теми, кто этого не делал. Шлем-маску я до сих пор не надеваю – предпочитаю, чтобы лицо было открыто. Мой приятель сейчас приделывает рожки на один из моих шлемов.

Я несколько раз серьезно попадал в аварии на мотоцикле. В 1986 году, когда только недавно завязал, Линда, которая помогла мне начать курс лечения, подписала вместе со мной бумагу на покупку спортивного «Харлей-Дэвидсона». Я все еще встречался с Ниной. Она ехала сзади, держась за меня, я выпил несколько пинт (говорю же, что только недавно завязал), и мы оба были без шлемов. Я был не пьян, но крайне хреново знал улицы Лос-Анджелеса.

И когда мы собирались тронуться с бульвара Сансет в район Кресент-Хайтс, я повернулся к Линде, чтобы что-то ей сказать. Не успел я оглянуться, как перед нами остановилась машина и начала поворачивать, нарушая правила. Ну, мы и въехали ей в зад. Линда была в порядке, а я улетел в кусты и сломал запястье. Я вывихнул руку, и пришлось наложить швы; еще были подозрения на перелом. Это была правая рука, которой я высекаю на гитаре. Гитаристы не любят травмы запястья, но, к счастью, в больнице руку мне вправили, так что я на сто процентов восстановился.

А год спустя или около того я ехал домой, погостив у Жюстин Бейтман на вершине Лорел-Каньон и Малхолланд-драйв. Она была известной актрисой мелодрам, и на байках нас было восемь человек – подростки-актеры строили из себя крутых парней. Кажется, с нами каким-то образом оказался бывший кумир молодежи Лейф Гарретт[140]. Мы съезжали с каньона, как вдруг нам навстречу в машине пролетели телочки, буквально по разделительной линии, и влетели прямо в меня. Мы с Ниной перевернулись, не упав с мотоцикла – бах! Я сломал то же запястье, и пришлось накладывать еще больше швов. И снова мне повезло, что все срослось, – во всяком случае, на моем фирменном исполнении на гитаре это никак не сказалось. Я по-прежнему мог высекать риффы.

Несмотря на эти дерьмовые аварии, я рад, что так получилось, потому что впредь я стал осторожнее и всегда помню об опасности. Мне жаль мотоциклистов, которые искушают судьбу. Сегодня я вижу тех, кто впервые сел на байк, а сами при этом едва ли могут оторваться от земли, и думаю: «Ох, бедные придурки, вы еще себя покалечите, это лишь вопрос времени». Я безумно благодарен судьбе – мои падения могли быть гораздо хуже. Со временем набираешься опыта, поэтому часто просчитываешь ситуацию наперед, а сегодня это и вовсе необходимо, поскольку каждый второй водитель машины или фургона за рулем читает сообщения и не смотрит на дорогу.

Безусловно, в одной из моих любимых историй этого времени не обошлось без мотоцикла. Однажды мне позвонил Боб Дилан. «Привет, Стив, – сказал он. – Может, сколотим группу?» Его предложение не стало внезапным. Он пару раз видел меня в городе и подбегал ко мне и обнимал. «Привет, Стив!» – говорил он. Было странно, потому что обычно Дилан славится тем, что, наоборот, всех обсирает, и многие не могли поверить, что он проявляет ко мне столько внимания. Только непонятно, всему виной была его любовь к мотоциклам или, может быть, он был тайным поклонником The Professionals, но все же однажды вечером в марте 1987-го мы с ним собрались в известной «Студии 3» в Sunset Sound на бульваре Сансет (где Джим Моррисон угорал в вокальной кабинке), и это было крайне необычно.

Когда Боб меня попросил, я подумал: «Ладно, давай посмотрим, что можно сообразить». Пол Симонон зависал в Лос-Анджелесе. The Clash распались, а он приехал, катался на мотоциклах и баловался с группой Havana 3am (я знал их вокалиста, но он уже мертв). Как бы там ни было, Симонон мне понравился с первых дней – мы всегда ладили, и есть несколько классных фоток, где мы едем на байках и строим из себя Джеймса Дина. В общем, Пол подписался. Затем был барабанщик Майрон Громбахер из группы Пэт Бенатар – довольно прикольное имя с фамилией, согласись? – и, может быть, какой-то клавишник, которого я уже не помню.

Мы приехали туда утром и установили аппаратуру. Затем приехал Боб и поставил на пианино кипу своих текстов. И вот он стоит с акустической гитарой, мы с ребятами сидим и ждем, и Боб начинает что-то себе напевать: «До, а-а ре, а-а соль». Он просто хотел, чтобы мы сыграли, и посмотреть, получается или нет, – фактически мы были для него аккомпанементом. И я знаю, что некоторым такой способ подходит, но я никогда так музыку не сочинял. Обычно я заходил в студию, точно зная, что делаю, и потом мы уже по кускам собирали песню. Поэтому произошло столкновение двух культур. Он начинал около двадцати разных песен, затем, слыша наше исполнение, отбрасывал их. Выбрали один трек для альбома Down In The Groove, и это был кавер «Sally Sue Brown». Радует, что не пришлось ждать всю жизнь, пока мы с Бобом Диланом что-нибудь сочиним, потому что все равно ни черта не вышло.

В студию в компании банды байкеров явился Микки Рурк. Я смотрел через стекло аппаратной, а Дилан смотрел на меня, стоя спиной ко входу. И пока он со мной разговаривал, я заметил, как в студию вваливаются Микки и около тридцати байкеров. Затем Боб поворачивается, видит их и не веря своим глазам оборачивается еще раз. Жаль, некому было снять выражение его лица. Я бы не сказал, что он был напуган, но довольно скоро он извинился и уехал.

Музыка, которая в те годы помогла мне фактически вылезти из мрака, напоминала время, когда я ребенком впервые услышал Джими Хендрикса или Roxy Music, – была хоть какая-то надежда. Очень благодарен сотрудничеству с Роем Орбинсоном[141] – одно из самых ярких воспоминаний. Случилось это тоже где-то в 1987–1988 годах. Я к тому времени уже подписал контракт с лейблом Дэнни Голдберга, а также он стал моим менеджером, а еще представлял интересы Роя, который пытался сочинить альбом. Дэнни подумал, что надо нас свести, поэтому я проехался на байке до Малибу и пару раз встретился с великим О., и мы стали сочинять песню на кассете.

«The Chains of Love» («Цепи любви»), кажется, она называлась, но это был не бондаж, поскольку Рой, как и я, этим дерьмом больше не интересовался. Получилось неплохо, и требовалось, чтобы Рой написал нормальный текст, и песня была бы готова, но к сожалению, он умер. Разумеется, жена не смогла найти кассету, а потом и дом сожгли. Поэтому, может быть, где-то до сих пор есть