Мистериум - Роберт Уилсон

После ланча он поехал в направлении разрушенной лаборатории, но свернул налево там, где сквозь лес была пробита новая колея. На ней не было особого движения, а о приближающемся грузовике он узнавал заблаговременно — рёв его мотора и хруст покрышек по старому снегу далеко разносился в дневном воздухе. Влажная дорога с глубокими колеями была тяжела для велосипеда, так что он оставил его в тенистой рощице и пошёл по лесу пешком.

Он уже готов был повернуть назад, когда, выйдя на вершину низкого холма, увидел стальной помост над верхушками далёких деревьев. Теперь Клиффорд пошёл осторожнее, прислушиваясь к гомону голосов и звяканью инструментов. Он подобрался достаточно близко, чтобы увидеть всю башню; её балки сплетались в металлический орнамент на фоне неба.

Он задумался над её предназначением. Он видел фильм о первом испытании атомной бомбы и знал, что ла-аламосскую бомбу скинули с помоста вроде этого. Может быть, это не бомба, может быть, что-то другое, но что ещё может выжечь территорию размером с Ту-Риверс?

Он ещё долго стоял, глядя на помост и ограждение на нём, в котором, наверное, находилась сама бомба — огромная разрушительная сила, заключённая в простой стальной ящик. Он надеялся, что взрыв произойдёт сейчас; что его унесёт одним мгновенным порывом раскалённого добела пламени.

Но взрыва не было.

Он подумал о городе и всех людях в нём, лишённых будущего. Включая его маму — и его самого.

Затем, внезапно почувствовав жуткую усталость, он развернулся и пошёл домой.

Незадолго до начала комендантского часа он постучал в дверь Говарда Пула и рассказал ему, что видел. Но Говард уже слышал о бомбе.

— Вы ещё пытаетесь спасти город? — спросил Клиффорд.

— Своим собственным способом.

— Может не хватить времени, — сказал Клиффорд.

— Может.

— Я могу что-нибудь сделать?

— Нет. — Потом, после паузы: — А может и можешь. Клиффорд, этот твой радиосканер. — Говард достал его из кухонного шкафа. — Я хочу, чтобы отвёз его кое-кому. Дексу Грэму. Я напишу тебе адрес. Отдай его ему и покажи, как им пользоваться.

— Декс Грэм, — повторил Клиффорд.

— И скажи ему, что мы с тобой знакомы. Скажи ему, что тебе нужно выбраться из города, и что я сказал, что он поможет. Запомнил?

— Конечно, — ответил Клиффорд. Перспектива покинуть Ту-Риверс заинтриговала его; он не знал, что это возможно. — А что будет с вами?

Говард улыбнулся очень странной улыбкой.

— Обо мне не беспокойся.

Глава двадцатая

Средняя школа имени Джона Ф. Кеннеди закрылась на выходные и так и не открылась. Причины были как политические, так и практические.

В начале января на кирпичной стене школы, выходящей на Ла-Саль-авеню, появилась напылённая аэрозольным баллончиком надпись «ПРОКТОРЫ = УБИЙЦЫ». Утром приехал патруль и замазал надпись белой краской, но слова проступали сквозь неё, призрачные и зловещие. Прокторы объявили школу собственностью Bureau de la Convenance и приварили цепи поперёк дверей.

Жест был по большей части символическим. Родители уже договорились между собой, что больше нельзя рисковать, посылая детей в школу. С ребёнком, который не на глазах, может произойти что угодно; свидетельств тому масса. Кроме того, чему их там учат? Древней истории? Какой в этом смысл? А никакого.

Эвелин скопировала несколько письменных сообщений Саймеона Демарша своим аккуратным почерком. Декс передал их Шепперду в обмен на более подробную информацию о запланированном побеге.

План был довольно разумный. Весь армейский транспорт прибывал и убывал по дороге, идущей от Фор-ле-Дюка на север и соединявшейся с шоссе — этим путём уйти, очевидно, не удастся. Однако во время вторжения в июне один танковый батальон прибыл с запада по редко используемой бревенчатой дороге через лес. Разведчики Шепперда установили, что эта почти не охраняемая дорога использовалась лесовозами и вела к давно покинутому лагерю лесорубов в двадцати милях к западу. Оттуда дорога получше вела дальше на запад — предположительно, к цивилизации, но в обход бутылочного горла в месте, где раньше был мост через Маккинак[31]. Этот путь хорошо был хорошо укрыт лесом, и даже большая экспедиция могла пройти там незамеченной, «при условии, что мы выйдем тихо и погода будет подходящая — скажем, облачно, но снегопад не слишком сильный».

— Если удастся уйти, многие предлагают двигаться дальше на запад, возможно, на территории, которые мы знаем как штаты Вашингтон и Орегон. Там вроде бы что-то типа фронтира. У прокторов не так много власти. В далекой перспективе, возможно, получится получить землю в качестве поселенцев, — говорил Шепперд Дексу. — Мы сообщим вам, когда будет назначено окончательное время. Но это будет, очевидно, скоро. Вам понадобится транспорт, запас бензина, зимние покрышки — если нет, то цепи; верёвки, инструменты, продукты. Боб Хоскинс говорит, что сможет вам с этим помочь. И мы предпочитаем полностью загруженные машины — беженцев больше, чем машин. Если у вас не найдётся ещё трёх пассажиров, обратитесь ко мне — у нас есть список ожидания. Кстати, вам когда-нибудь приходилось стрелять?

— В резервных войсках. Но это было давным-давно.

— Но вы умеете обращаться с оружием?

— Полагаю, да.

— Тогда возьмите это. — Шепперд вложил ему в руку армейский пистолет 0.38 калибра и наполнил карман его пальто запасными обоймами. — Я верю, что вам не придётся из него стрелять. Но я вообще легковерен.

Декс зашёл домой к Линнет. Прокторы недавно убрали охрану от гражданского крыла «Блю Вью», и теперь ей было легче проводить с ним ночи.

После наступления темноты, опустив жалюзи, она сидела рядом с Дексом и расстёгивала его рубашку. От пулевой раны на руке осталось лишь выпуклое пятно розовой плоти. Она болела лишь изредка. Она коснулась её ладонью жестом, который,  наверно, был неосознанным, однако для Декса он был полон значения — исцеляющая ласка, которой она, должно быть, научилась у матери. А может кусочек странной религии, с которой она выросла, эллинистическое язычество, веками развивавшееся в Европе. Она говорила, что в Лондоне им до сих пор позволено держать в городе храмы. Оракулы Аполлона на Лестер-сквер.

Она разделась в тусклом свете, сочетая скромность и радость — наполовину пуританка, наполовину язычница. Несмотря на все трудности — арест её родителей, три года в серых кельях в Утике, долгую напряжённую учёбу — она всё ещё сохраняла эту скрытую жизнерадостность. Она текла в её жилах, как кровь.