Возмездие (СИ) - Злобин Михаил

В памяти воскресли кровавые сцены того, как мы с Князем и остальными Измененными выковыривали засевших внутри своей брони солдат. Мои щенки отгибали двери десантных отсеков с пугающей легкостью, словно это была не многосантиметровая броня, а обычный лист жести. После они втискивались внутрь, как голодные лисы в курятник, и наружу летели только кровавые ошметки, завернутые в резину ОЗК.

У боевых машин новых модификаций, где броня оказывалась слишком толстой, что не справлялись даже Измененные, на помощь приходили уже обращенные солдаты. Они разворачивали орудия ближайших машин и били едва ли не в упор по засевшему противнику из главных калибров. Против такой мощи уже не спасало даже толстенное железо. Тяжеленые бронебойные снаряды прошивали вражескую броню словно пластилин, превращая всех, кто сидел там в расплескавшееся месиво. И сложно было сказать, какая из этих смертей была хуже — умереть в полутьме бронированного салона, в страхе прижимаясь к полу и надеясь, что злые пули тебя не заденут, либо же встать с ужасающим противником лицом к лицу. В первом случае, чаще всего, людей взбивало внутри машин словно блендером, а во втором — разрывало, словно в сломанной мясорубке. Такие павшие не годились даже в марионетки…

Я опустил взгляд на свои руки, на которых с трудом можно было найти чистые участки кожи, не запятнанные шрамами и чужой запекшейся кровью, и только успел подивиться тому, как сильно истрепалась надетая на меня сорочка, как вдруг ход моих мыслей начал опасно поворачиваться.

Горячка боя медленно отпускала меня, и я с каждой секундой становился все более одинок, оставаясь один против всех своих новообращенных легионеров. За время схватки, которая продлилась неизвестно сколько часов, под моим контролем оказалось слишком много покойников, и сейчас, несмотря на все мои ухищрения, их мысли захлестывали меня, словно водоворот.

Я чувствовал себя безвольной щепкой, которую подхватило сильное течение, и теперь несет в только ему одному ведомые дали. Теперь-то я осознал свою ошибку, но было уже слишком поздно…

Все это время я наивно полагал, что являюсь полновластным повелителем мертвых, что могу им приказывать и повелевать, что могу вывернуть наружу их самые сокровенные тайны, и остаться самим собой. Я не понимал, что мертвые тоже способны влиять на меня. Совсем незначительно, в миллионы крат более слабо, чем влияю на них я, но все же могут. И сейчас, когда под моим началом собралось сотни тысяч тех, чьим последним прижизненным желанием было уничтожить меня, я почувствовал, что моя воля начала сгибаться под этим неумолимым напором.

«Чудовище! Тварь! Умри! Ты должен умереть! Тебе нельзя быть среди живых! Ты не должен осквернять своим присутствием землю!»

Покойники кричали на меня сонмом голосов, обвиняя во всех смертных грехах, и самое ужасное, что они были абсолютно правы… теперь я мог взглянуть на себя и свои деяния со стороны. Хотите знать, что я там увидел? АД! ВОТ ЧТО Я ТАМ ВИДЕЛ! Это невозможно описать другими словами! Я даже не осознал, как превратился в дикого и необузданного монстра, что совершенно ослеп в своей неуемной жажде чужой крови.

Каждое свое злодеяние я оправдывал и сам же начинал верить в эти оправдания. Но теперь, глядя на самого себя глазами сотен тысяч убитых мной солдат, я понимал, насколько ничтожно они звучали. Как я вообще мог хоть на долю секунды поверить в них? Неужели, я пал настолько низко…

Мой дар, по-видимому, затрепыхался, пытаясь привести меня в чувство, потому что на мой разум снова начало опускаться такое привычное чувство безразличия ко всему и ощущение собственного превосходства. Мысли, понесшиеся вскачь, пытались убедить меня, что я есть не что иное, как сверхчеловек, и убивать простых смертных это мое исконное право. Как… как, к примеру, люди убивают коров ради пропитания. Только мне не нужно было ничье мясо, мне требовалась Сила, испускаемая их телами в момент смерти. Вот и вся разница между нами…

Но в ответ на мои мысли марионетки подняли целый бунт, пронзая мое сознание несчетным количеством отчаянных криков. Предсмертное желание одолеть меня у этих людей было настолько велико, что сейчас определяло саму их суть. И будь этих покойников меньше хотя бы в два раза, я легко бы сумел противостоять этому штурму. Но их было невероятно много. Гораздо больше, чем мог выдержать мой мозг. И пока я получал приток свежей Силы, я держался, но сейчас, я ощутил себя Сизифом, что закатывает камень на крутой склон горы. До определенного момента я еще мог его толкать впереди себя, но теперь он опасно кренится назад, грозя рухнуть и раздавить меня самого…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я только на долю секунды предположил, что смогу вытерпеть эту психологическую пытку, если стану убивать обычных горожан. Их тут должно быть в достатке, ведь я сейчас стою посреди густозастроенного многоэтажными домами проспекта. Нужно всего лишь отправить на охоту своих Измененных, и они доставят мне любое количество жертв…

Но не успел я додумать эту мысль до конца, как тысячи и тысячи марионеток ворвались в мой мозг, затапливая его протестующим воплем. Невероятно, но они противились мне…

Я упал на колени, схватившись за голову, и начал десятками тушить огоньки подконтрольных мне разумов, пытаясь освободить свое сознание. Я полагал, что это может спасти меня, но эти десятки, казалось, нисколько не облегчают мою участь. Количество легионеров сокращалось слишком медленно, и их слаженное давление на меня нисколько не ослабевало.

В приступе паники, я как можно скорее пытался отпускать мертвецов, не разбирая кто вообще передо мной — солдат, чиновник, бывший преступник или просто случайная жертва. Я старался поскорее очиститься, чтобы маниакальное желание тысяч переставало довлеть надо мной, испытывая мою волю на прочность, но, кажется, эту битву я безнадежно проигрывал…

Встав с земли, я окинул плывущим взглядом ближайшие бронированные машины. Я знал, что где-то там в их недрах плещется огромное количество дизельного топлива, которое при должном старании можно слить и можно поджечь. Мертвые солдаты охотно подсказали мне с десяток способов, как это сделать наиболее быстро.

Страшно было признавать, но я должен так поступить…

Я поднял глаза на хмурое небо, нависающее над головой, и почему-то резко успокоился, словно оно подсказало мне правильное решение. Да, это будет справедливо. Для мира слишком опасно, если такой как я продолжит жить на его просторах. Я не понимал этого сам, но мне помогли это осознать многие тысячи мертвецов, в глазах которых я был абсолютным злом.

Длинной вереницей перед внутренним взором стали проноситься чужие лица. Люди, которых я лишил жизни во имя своих психопатских целей. Простите меня, если сможете.

Последними на меня посмотрели ясные глаза Марины и Антона, ребят, встреченных мною на кладбище. И тогда мое сердце зашлось в приступе щемящей боли. Что же я наделал…

Пока марионетки готовили мне погребальный костер, который должен был положить конец всему, я размышлял, стараясь заглушить нестерпимую душевную боль философскими рассуждениями.

Внутри каждого из нас неизменно сидит демон. Он прячется в зрелом менеджере, рядовом продавце, юном промоутере или даже в пожилом пенсионере. Так или иначе, но эта сущность присутствует в каждом из нас. Это именно та сила, что вынуждает нас поступать так, как в здравом уме мы никогда бы не поступили. Когда вчерашний интеллигентный преподаватель с ножом кидается на жену, когда отвергнутый любовник приходит убивать свою пассию, собираясь забрать на тот свет и ее детей, когда школьник с молотком кидается на спящую мать…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Это все тот самый демон. Он ждет, когда человек станет наиболее уязвим для его науськиваний, а потом толкает его в нечестивую пропасть греха. Я своего демона не сдержал. Хуже того, я стал его рабом, самой настоящей марионеткой. Он играл мной, а я был настолько слеп и глуп, что даже не мог этого понять.

Ну что ж, думаю, в моих же интересах шагнуть в костер побыстрее, потому что если я своими вновь открытыми глазами попробую проследить свой путь от самого начала, то возненавижу себя. Да я уже начинаю истово ненавидеть…