Когда она искушает - Габриэль Сэндс

не сделал ничего, чтобы помочь моей матери добиться справедливости. Вместо этого он принял взятку от Сэла. Он обещал молчать в обмен на повышение. Мы жили на территории альянса Секондильяно, но по соседству находился перекресток, контролируемый Казалези. Нино — тщеславный человек, Мартина, и его тщеславие делало его бесполезным. Он держал крошечную сигаретную лавку, едва сводя концы с концами, и всей душой ненавидел это низменное занятие. Когда Сэл предложил ему сделать подводную лодку для Казалези, ничто не могло заставить Нино отказаться. Даже осознание того, что его жена носит чужого ребенка, не могло заставить Нино отказаться. После моего рождения он притворялся, что я его, но моя мать рассказала мне правду, когда мне было десять лет. Долгие годы я спрашивал ее, почему она смотрит на меня так…, — он прерывается и поджимает губы.

Я вдавливаю ногти в ладони. — Как?

— Как будто она смотрит на незнакомца, а не на своего сына. Я ловил ее на этом каждые несколько дней, и это меня пугало. Я говорил ей, что она опять так делает, и она обычно отмахивалась. Однажды я разозлил ее, и она сказала, что никогда не хотела меня. Что мой отец на самом деле не был моим отцом, а тот, кто был, был злым человеком. И что я могу стать таким же, как он.

Мое зрение затуманивается. — Она не должна была говорить такие вещи, даже когда ей было больно. Ты был еще ребенком.

Он отмахнулся от моих слов взмахом руки. — Моя мать не была идеальной, но я любил ее. Узнав правду, я не изменил этого. Если и изменило, то заставило меня еще больше уважать ее за ту жертву, которую она принесла, сохранив меня. Она не дожила до того момента, когда Сал получил по заслугам, но когда я нашел ее холодное, безжизненное тело, я пообещал ей, что отомщу за нее.

Теперь все имеет смысл. — Вот почему ты поддерживаешь Дема. Ты хочешь принять участие в уничтожении Сэла.

Он отводит взгляд. — Да.

— А Дем знает, что Сэл — твой отец?

— Нет. Никто из Казалези не знает.

— Но ведь именно поэтому Сэл продал тебя, не так ли?

Джорджио насмехается. — Он, конечно, не руководствовался какими-то семейными чувствами. У Сэла много бастардов, разбросанных по Неаполю. Я был молодым хакером, работавшим на Альянс Секондильяно, и помог Альянсу провернуть сделку, в которой участвовали и люди Сэла. Мои навыки привлекли внимание Сэла, и ему не потребовалось много времени, чтобы понять, кто я такой. Когда Сэл сказал моему старому капо, что я его сын, капо счел меня скомпрометированным. Он бы, наверное, убил меня, если бы Сэл не дал понять, что рад забрать меня из его рук. Десять тысяч евро и медик — вот что Сэл дал ему в обмен. У меня не было выбора в этом вопросе. Я должен был принять своего нового босса, если хотел сохранить свою жизнь. И я согласился. Я долгое время делал убедительное лицо, но не было дня, чтобы я не проклинал существование этого человека.

Он выдохнул и провел ладонями по лицу.

— Сэл заслуживает смерти. Может быть, когда все закончится, я найду в себе силы сжечь этот коттедж дотла. Я не возвращался в него с того дня, как похоронил мать. Он меня отталкивает.

Конечно, отталкивает. Это физическое проявление чувства вины, которое он носил в себе всю жизнь.

— Ты написал, что сожалеешь, но тебе не за что извиняться…, — начала я, но он прервал меня.

— Есть, Мартина. — Его голос тверд. — Я принес своей матери ужасную боль, пока она была жива.

— Ты не выбирал рождение, — возражаю я. — Да, обстоятельства были ужасны, но ты был невинным ребенком. Твоя мать приняла решение оставить тебя, лелеять, несмотря на то, что произошло.

— И она сожалела об этом всю оставшуюся жизнь.

Я подхожу ближе и беру его руки в свои. — Даже если так, это не твоя вина. Ты не можешь винить себя за то, как она отнеслась к своему решению.

Он смотрит на меня, и с его губ срывается тихий вздох. Он проводит кончиками пальцев по моей щеке. — Я сказал тебе это не для того, чтобы ты пожалела меня или попыталась залечить старые раны. Я говорю тебе это для того, чтобы ты знала, какой я человек.

И тут меня осеняет, что он считает, что с ним что-то не так. Из-за обстоятельств, связанных с его зачатием? Неужели он думает, что я оттолкну его, узнав правду? Правда, его отец — ужасный человек. Из-за Сэла погибли мои родители. Из-за него погибла Имоджен. Но если уж на то пошло, сейчас я чувствую себя ближе к Джорджио, чем когда-либо.

— И что же это за человек?

— Гнилой, — мягко говорит он, проводя костяшками пальцев по моей скуле. — Я сломлен, Мартина. Я не знаю, каково это — быть целым.

Я хватаю его за запястье, удерживая его на месте. — Как ты думаешь, что я чувствовала, когда ты впервые взял меня на руки? Тогда я могла бы сказать те же слова о себе. Я была настолько сломлена, что все еще набирала номер Имоджен, хотя прошло уже несколько месяцев после ее смерти.

В его глазах мелькнуло удивление. — Так и было?

— Да. Это кажется безумием, не так ли? Поэтому, когда ты забрал мой телефон, я чуть не сошла с ума. Раньше отправка этих сообщений была единственным, что помогало мне заснуть.

— Прости. Я не знал…

Я отпустил его. — Я ненавидела себя, Джорджио.

Он сжимает челюсти, явно недовольный тем, что услышал это. — А сейчас?

— Теперь я думаю, что даже самые разбитые вещи могут быть исправлены правильными руками.

От уязвимости, проступающей в его выражении, у меня перехватывает дыхание. Он смотрит на меня так, словно видит впервые, и тогда я решаю, что этот взгляд нравится мне больше всего на свете. Больше, чем поцелуи, или секс, или то, что чувствуют его руки на мне. В этом взгляде кроется предположение о будущем. Дразнящий намек на то, чем это могло бы быть, если бы мое пребывание здесь не имело срока годности.

— Я жажду тебя, Мартина. — Он запускает пальцы в мои волосы и притягивает меня ближе к себе. — Я жаждал тебя с того момента, как увидел тебя, и я пообещал себе, что вырежу эту тягу из себя. Но чем глубже я режу, тем глубже ты зарываешься. Боюсь, что если я не перестану пытаться избавиться от тебя, то в конце концов вырежу